"Индийская философия" - Том II - Глава вторая. Логический реализм системы ньяя

«Индийская философия» — одно из произведений видного общественного и политического деятеля, крупнейшего философа современной Индии, вице-президента Республики Индии д-ра Сарвепалли Радхакришнана (5 сентября 1888 — 17 апреля 1975). Эта монография, впервые опубликованная в 1923 году и с того времени неоднократно переиздававшаяся (последнее издание — 1951 года), вошла в историю индийской философской мысли как одна из своеобразных попыток глубоко проанализировать философское наследство древней Индии.

Глава вторая
ЛОГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ НЬЯЙИ

В то время как другие системы индийской мысли являются главным образом умозрительными в том смысле, что они имеют дело с мирозданием в целом, ньяя и вайшешика представляют собой аналитический тип философии и поддерживают здравый смысл и знание вместо третирования их как «света от безумия». Отличительным признаком этих школ является применение метода, который их адепты рассматривают как метод науки, материал которой до них трактовался совершенно иным способом. Применяя методы логического исследования и критики, они стараются показать, что эти методы не подтверждают заключений, которые извлекают из них буддистские мыслители, и что логика не рассеивает единства и не заставляет нас отражать жизнь через ее преходящие моменты. Они главным образом заинтересованы в том, чтобы ликвидировать скептические последствия буддистского феноменализма, который растворял внешнюю реальность в идее разума. Они стараются восстановить традиционные субстанции - душу внутри человека и природу вне его, но не на основе простого авторитета. Всеобщий скептицизм, распространившийся подобно наводнению, не мог быть приостановлен простым обращением к вере, в то время когда цитадель веры подвергалась атакам еретически настроенных мыслителей, предпосылкой для которых была очевидность чувств и заключений разума. Цели жизни и религии могут быть правильно уяснены только с помощью тщательного исследования форм и источников истинного знания. Этимологический смысл слова «анвикшики» состоит в том, что необходимо подвергать исследованию разума все то, о чем говорит священное писание и что дают нам наши органы чувств ¹. Найяйика - это стремление признавать за истинное все то, что устанавливается разумом ². Ватсьяяна и Уддьйотакара утверждают, что если бы философия ньяйи имела дело только с природой души и ее освобожденным состоянием, то она немногим отличалась бы от упанишад, которые также рассматривают эти вопросы. То, что действительно отличает систему ньяя,- это ее критическая трактовка метафизических проблем. Вачаспати определяет цель ньяйи как критическое исследование объектов познания посредством канонов логического доказательства ³.

Ньяя и вайшешика берут обычный состав понятий традиционной философии, как-то: пространство, время, причина, материя, сознание, душа и познание,- исследуют их значение для опыта и представляют результаты своего исследования в форме теории мироздания. При этом преобладающими вопросами являются вопросы логики и физики. Ньяя и вайшешика исследуют соответственно мир внутренний и мир внешний. Ньяя пространно описывает механизм познания и упорно борется со скептицизмом, который заявляет, что нет ничего достоверного. Вайшешика своей главной целью берет анализ опыта. Она (то есть система вайшешика) формулирует общие понятия, которые относятся к вещам, познанным при помощи чувства, логического вывода или авторитета. Неудивительно, что с этих позиций системы ньяя и вайшешика отстаивают веру в индивидуальную душу как в субстанциональное бытие, взаимодействующее с системой окружающих его вещей.

Обе системы долго трактовались как части одного целого. Иногда считают, что они обособились как две независимые друг от друга ветви какого-то самостоятельного учения, исследовавшего мир познанных вещей и средства познания. По этому вопросу трудно сказать что-либо определенное. Позднейшие работы рассматривают эти системы как самостоятельные части одной дисциплины ⁴. Даже в «Ньяя Бхашья» Ватсьяяны системы не различаются. Вайшешика используется как дополнение к ньяйе ⁵. «Ньяяварттика» Уддьйотакары пользуется доктриной вайшешики. Якоби замечает, что «слияние этих двух школ началось рано и было, по-видимому, полным, когда была написана «Ньяяварттика» ⁶. Многие сутры ньяйи предполагают основные положения вайшешики. Они называются саманатантра, или дружественными системами, поскольку обе верят в множественность душ, в личного бога, в атомистическую вселенную и используют много общих аргументов. Но хотя и не может быть сомнения, что обе эти системы слились очень рано, все же различие в положении центра тяжести исследования на логической и физической стороне проблем отличает их друг от друга ⁷. В то время как ньяя исследует процессы и методы рационального познания объектов, вайшешика развивает атомистическую теорию вещей, которую ньяя принимает без особых возражений ⁸.

Философия ньяйи пользовалась большим почетом в течение очень долгого времени. Ману включает ее в число шрути. Яджнявалкья рассматривает ее как одну из четырех частей вед ⁹. Классическая система образования индусов охватывает пять предметов: кавью (литературу), натаку (драму), аламкару (риторику), тарку (логику) и вьякарану (грамматику). Обучающийся мог позднее приниматься за любые специальные занятия, но первоначальный курс обязательно включал логику как основу всего обучения. Каждая система индийской мысли принимает основополагающие принципы логики ньяйи, и даже в критике системы ньяйи используется терминология и логика ньяйи. Ньяя служит введением во всякую систематическую философию ¹⁰.

¹ Pratyaksagamabhyam aksiptasya anviksa taya vartata ity anviksiki (N. В., I. 11) «Анвикшойей или исследованием, называется то, что требует пересмотра (anu-iksana) вещи, ранее полученной (iksita) восприятием и словесным свидетельством» (N. В., 1. 1. 1). Аристотель сказал бы, что логика есть знание вторичного порядка. Она есть отражение знания в самом себе.

² Buddhya yad upapannam tat sarvam nyavamatam.

³ Pramanair arthapariksanam (N. B. and N. V. Т. Т., I. 1. 1).

⁴ См. Varadaraja, Tarkikarksa; Кesava Misra, Tarkabhasa; Sivaditуa, Saptapadarthi; Visvanatha, Bhasapariccheda и Siddhantamuktavali; Annam Bhatta, Tarkasamgraha и Dipika; Jagadisa, Tarkamrta; Laugaksi Bhaskara, Tarkakaumudi.

Буддистские мыслители Арьядэва и Хариварман не считали ньяйю системой, независимой от вайшешики (Ui, Vaisesika Philosophy, pp. 54, 56).

⁵ N. В., I. 1. 4. Ватсьяяна цитирует V. S., III. 1. 16; N. В., II 2.34; V. S., IV. 1.6; N.B., III. 1.33,111.1.67.

⁶ E.R.E., vol. II, p. 201в.

⁷ Уддьйотакара говорит, что «другие науки не предназначены заниматься объектами (праман), хотя они и имеют дело с вещами, познанными ими» (N.V., I. I.I).

⁸ Гарбе рассматривает вайшешику как более раннюю по сравнению с ньяйей систему (Е. R. Е., vol. XII, р. 569); см. также «Philosophy of Ancient India», p. 20; Jacobi, J. A. 0. S., XXXI), тогда как Гольдштукер считает, что вайшешика является ветвью ньяйи. Кейс склоняется к первому взгляду (J. L. A., pp. 21-22). Это логичнее, поскольку критическое исследование в общем следует за догматической метафизикой. Более систематический характер N. S., большее внимание к вопросам о вечности звука, природе я и к процессам логического вывода говорят в пользу взгляда Кейса. Развернутые ссылки на Ишвару в N. S., IV. 1. 19 выходят за пределы того, что вайшешика может сказать по этим вопросам. Доказательство существования я, основанное на признании активности тела, грубее, чем взгляды ньяйи на я как на основу феноменов сознания. Отсутствие прямых ссылок на ньяйю в Брахма-сутре (B.S.), которая критикует теорию вайшешики (II.2.12-17), говорит в пользу большей древности последней (то есть вайшешики). Это мнение значительно укрепляется, если ссылку ньяйи на pratitantrasiddhanta понимать как намек на вайшешику. Более детальная разработка оснований вывода и более простая схема ошибок в Вайшешика-сутре (V. S.) не имеет большого значения в вопросе датировки. Имеется большое количество совпадений между N.S. и V.S. Ср. N.S., III. 1.36; II. 1.54: 1.1.10; III. 1.28; III. 1.35; III. 1.63; III. 1.71; III. 2.63,- и V, S., IV. 1.8: VII. 2.20; III. 2.4; IV. 2.3.; IV. 1.6-13; VII. 2.4-5: VIII. 2. 5; VII. 1.23, соответственно. Если некоторые из сутр вайшешики кажутся разработкой взглядов ньяйи, то это только показывает, что эти сутры были составлены позднее сутр ньяйи. Более раннее происхождение основной массы сутр вайшешики этим не опровергается.

⁹ Yajnavalkya Smrti, I. 3. Ср. Atmopanisad, II; Visnu Purana, III. 6.

¹⁰ Ср. Kautilya (1.2), цитированный в N. В., I. 1. 1.

 {mospagebreak}

Анвикшики, как мы видели, есть сознательно-критическая трактовка высших вопросов духа. Она употреблялась в широком смысле как включающая в себя все систематические попытки разрешения вопросов философии - санкхьи, йоги и локаяты. Вскоре внимание было направлено на природу логических операций и критики, используемых в общем всеми этими системами мысли. Всякое знание есть «ньяя», что буквально означает «вхождение в предмет» или «аналитическое исследование». Система ньяя, которая изучает общий план и метод критического исследования, может быть названа наукой наук. Такие чисто логические занятия поощрялись мимансаками которые были не просто экзегетами, но и логиками. Очень возможно, что логика возникла из потребностей жертвенной религии, а именно из потребности правильного толкования ведийских текстов, имевших отношение к жертвенным ритуалам, правилам и процедурам, и возможно, что именно в связи с этим мыслители, развивавшие и обосновывавшие учение мимансы, содействовали развитию логики ¹¹. Когда Гаутама осветил логическую сторону учения более тщательно, чем другие мыслители, его взгляды были отождествлены с учением анвикшики. Таким образом, термин, который очень долго употреблялся в общем смысле систематической философии, приобрел более узкое значение ¹².

Среди обстоятельств, предшествовавших возникновению ньяйи, большое место должно быть отведено диалектическим дискуссиям ¹³. Ньяя иногда называется «таркавидья», или наука спора, «вадавидья», или наука дискуссии. Дискуссия, или «вада», представляет дыхание интеллектуальной жизни. Мы вынуждены пользоваться ею в поисках истины, сложной по своему характеру и уступающей только совместным усилиям многих умов ¹⁴. Упанишады говорят об ученых собраниях, или паришадax, где проводились философские диспуты ¹⁵. Греческая логика во многом обязана софистическому движению, которое пользовалось способом спора, называемым диалектикой, способом вопросов и ответов. Упражняясь в искусстве дискуссий, софисты не только открывали принципы рассуждения, но и изобретали софизмы и трюки в доказательствах. Из диалогов Платона мы узнаем, что Сократ пользовался искусством спора в целях выявления истины. Аристотель посвятил два из своих логических трактатов - «Топику» и «О софистических доказательствах» - наставлению диспутантов, задающих вопросы и отвечающих, хотя он и отличал логику от риторики, принципы рассуждения от правил спора. Не может быть сомнения, что логика Гаутамы восходит к диалектическим турнирам, отзвуки которых проникали во дворцы царей и в школы философов. Попытка урегулировать практику споров привела к развитию логической теории. Гаутама, подобно Аристотелю, систематизировал принципы рассуждения, осуществил различение правильного от ложного и произвел анализ различных форм софизмов и трюков в доказательствах. Шестнадцать тем, упомянутых в первой сутре, могут рассматриваться как выражение стадий в диалектическом споре, имеющем целью приобретение знания ¹⁶. Многие из более поздних работ по логике обсуждают правила спора ¹⁷, хотя всех их относят к проблемам диалектики ¹⁸.

Джаянта утверждает, что хотя наиболее удовлетворительную разработку предмета дает работа Гаутамы, все же логика была и до Гаутамы, так же как миманса существовала до Джаймини и грамматика - до Панини ¹⁹. Чандогья упанишад ссылается на Ваковакью ²⁰, которую Шанкара толкует как «Таркашастру» ²¹ «Махабхарата» ссылается на «Таркашастру» и «Анвикшики» ²² и устанавливает, что Нарада был знаком с силлогизмом ньяйи также, как и с принципами конъюнкции и присущности. Вишванатха приводит отрывок из некой пураны, в котором ньяя включается в число дополнений (упанга) к веде ²³. Хотя система Будды была наиболее рационалистической, тем не менее мы не встречаем сколько-нибудь систематического исследования логической теории в ранних канонических работах. Имеются, однако ссылки на людей, искусных в логике. «Брахмаджала сутра» упоминает Такки (софиста) и Виманси (казуиста) ²⁴. Название «Ануманасутра» Мадджхима Никайи, возможно, указывает на употребление слова анумана в значении вывода. «Катхаватту» употребляет термины пратинна, упаная, ниггаха в их техническом значении ²⁵. «Ямака» знает о распределенности терминов и о правилах обращения. Пратисамбхи дамагга ссылается на анализ слов и вещей. «Неттипакарана» обнаруживает высокую оценку логической теории. В «Questions of Milinda» система ньяйи, возможно, имеется в виду под названием нити ²⁶. «Лалитавистара» упоминает логику под названием хетувидья. Джайнские агамы удостоверяют древность индийской логики. «Ануйозадвара», составленная Арьяракшитой, жившим около I века н. э., имеет то же деление ануманы на пурвават, шешават и саманьятодришиту, как и сутра Гаутамы. Арьяракшита, по-видимому, был только редактором более ранней работы, на которую имеются ссылки в «Бхалавати-сутре», одной из книг джайнского канона, составленного на Совете Паталипутры в начале III века до н. э. Возможно, что учение о трех видах вывода относится ко времени до III века до н. э.

Возникновение ньяйи относится к добуддистскому периоду, хотя ее научная трактовка была начата приблизительно в период раннего буддизма, а основные принципы твердо установлены до III века до н. э. Мы мало знаем об историческом развитии ньяйи в период, предшествующий составлению сутр.

¹¹ Из самых названий работ школы мимансы, как-то: Мadhava, Nyayamalavistara; Parthasarathi Misra, Nyayaratnakara; Apadeva, Nyayaprakasa, очевидно, что термин «ньяя» употреблялся как синоним термина «миманса». См. также Apastamba, Dharma Sutra, II. 4.8.23; II. 6. 14.3.

¹² См. также «Manu» VII, 43; Gautama, Dharma Sutra, XI; Ayodhvakanda, Ramayana, 100. 36; Santiparva, M. В., 180.47.

¹³ Первая сутра перечисляет следующие темы, обсуждаемые в системе: 1) прамана - средство познания; 2) прамея-объекты познания; 3) саншая. - сомнение; 4) прайоджана - цель; 5) дриштанта - пример; 6) сиддханта - признанная истина; 7) аваява - части силлогизма; 8) тарка - косвенное доказательство; 9) нирная - определение истины; 10) вада - дискуссия; 11) джалпа - пререкания; 12) витанда - придирки; 13) хетвабхаса - ложные основания; 14) чхала - софистика; 15) джати - пустые, поверхностные возражения и 16) ниграхастхана - поводы для вынесения порицания. Первые девять тем являются логическими в более строгом смысле, чем последние семь, которые выполняют негативную функцию предупреждения ошибочного знания. Они больше являются оружием в борьбе с ошибками, чем служат для установления истины.

¹⁴ Сократ использовал ее на практике. Диалоги Платона иллюстрируют ценность этого способа для достижения истины. Аристотель говорит: «Некоторые видят одну сторону дела, другие - другую, но все вместе способы увидеть все стороны» («Политика»). В «Areopagitica» Мильтона ив «Essay on Liberty» Милля восхваляется метод свободной дискуссии.

¹⁵ См. Chan. Up., V. 3. 1; Brh. Up., VI. 2. 1.; «Rrasna», I. 6. См. также «Manu», VI. 50; VIII. 269: XII. 106: М. В.. Santiparva, ,180.47; 246.18. Детали, касающиеся паришадов (parisads), упоминаются также в «Manu», XII. 110- lll;«Parasara», VIII, 19; «Yajnavalkya», 1.9, и Vinaya Pitaka, Parivara.

¹⁶ См. также N. В., I,1.1.

¹⁷ Tarkikaraksa.

¹⁸ Каутилья упоминает тридцать два технических термина, называемых Tantrayukti. Этот же перечень имеется в «Carakasamhita», Siddhisthana, XII и в «Susrutasamhita», Uttarantattra, LXV Anviksiki, части работы Чараки (Caraka), посвященные анвиксикам, пространно обсуждают правила спора (Vimanasthana, VIII.).

¹⁹ Д-р Видьябхушан придерживается мнения, что многие писатели сделали вклад в индийскую логику до автора сутры. Он упоминает имена Даттатрея Пунарвасу Атрея, женщины-аскета Сулабхи и Аштавакра («History of Indian Logic», pp. 9-17).

²⁰ VII. 1.2.

²¹ См. также Subala Up., 11. Некоторые из более поздних упанишад употребляют термин pramana а техническом смысле. См. Maitri Up., 6. 6. 24; Nrsimhottaratapani», 8; «Sarvopanisatsara», 4: «Kalagnirudropanisad», 7; «Muktikopanisadi», 2. Taittiriya Aranyaka ссылается на smrti, или писание, pratyaksa, или восприятие, aitihya, или традицию, и о anumana, или вывод, как на четыре источника познания. См. также «Ramayana», V, 23-87; «Manu», XII. 105. Многие термины ньяйи, такие, как тарка, или рассуждение (Katha Up., 11.9; «Manu», XII. 106; М. В., II, 153), вада, или дискуссия («Manu», VI. 50; «Ramayana», I, 13-23; VII, 53-60), юкти, или непрерывный аргумент («Aitareya Brahmana), VI 23; «Ramayana», II. 1.13), джалпа, или пререкания (М. В., XIII, 4322), витанда, или придирки (М. В., II. 1310; VII, 3022; «Panini», IV. 4, 102), чхала, или софистика («Manu», VIII. 49; «Ramayana, IV. 57. 10), нирная, или удостоверение (М. В., XIII, 7553, 7535), прайоджана, или цель («Manu», VII. 100; М. В., I. 5805), прамана, или доказательство («Manu», II. 13; «Ramayana», II. 37.21; М. В., XIII, 5572), прамея, или объект познания («Ramayana», 1.52.13; М. В., I, 157; VII. 1419),- встречаются в более ранних работах. См. Vidyabhusan, History of Indian Logic, p. 23.

²² М. В., I. 70. 42; XII. 210. 22.

²³ «Nyayasutravrtti», I.1.1.

²⁴ См. также «Udana», VI. 10.

²⁵ См. также «Vibhanga», p. 293 и далее.

²⁶ S. В. Е., pp. 6-7.

 {mospagebreak}

III. ЛИТЕРАТУРА И ИСТОРИЯ

Можно различить разные стадии в развитии логических учений в Индии. Прежде всего следует назвать анвикшику, которой в «Махабхарате» отведено особое место, наряду с ньяйей. Она скоро была вытеснена ньяйей, и в классических текстах старой школы мы находим в добавление к логической теории также и метафизические воззрения на вселенную в целом. Как говорит Ватсьяяна, «высшее добро достигается только тогда, когда приобретается правильное понимание истинной природы: 1) того, что подлежит отбрасыванию (то есть страдания вместе с его причиной в форме авидьи с ее результатами), 2) того, что кладет конец страданию, другими словами - джняны (познания), 3) средств, с помощью которых достигается прекращение страдания, то есть философских трактатов, и 4) цели, к которой следует стремиться, то есть высшего добра» ⁴⁸. Старая ньяя хотя и обсуждала логические вопросы, но не ради их самих. Труды джайнских и буддистских мыслителей внесли изменения в ее воззрения. Новая ньяя, с ее исключительным интересом к теории познания, забывает близкую связь логики с жизнью. Древний наяйик имел более правильное представление об отношении между логикой и метафизикой. Логика может устанавливать нормативные формы мышления только по отношению к содержанию мысли. Новый наяйик уделяет большое внимание прамане, или средствам познания и теории определения ⁴⁹, и совершенно опускает вопрос о прамеях, или объектах познания. Схоластические тонкости, логические фокусы, мелочной педантизм, которыми увлекаются последователи Гангеши, отпугивают весьма многих, и даже те, кто попытался преодолеть все это, не могут быть вполне уверенными, что они поняли идеи этих писателей. Многие из тех, кто одолел их произведения и оказался под впечатлением блестящего диалектического искусства этих писателей, находят, однако, что эти произведения скорее запутывают, чем освещают поставленные вопросы. Простые вопросы затемняются всякими хитрыми тонкостями. Увлечение логической мысли всякими дистинкциями часто вырождается в любовь к формулам и производит впечатление бедного содержанием формализма.

Выработка терминологии занимает место исследования содержания предмета мысли. Термины, которые должны определять различия дистинкциями, часто употребляются для того, чтобы обойти трудности. По крайней мере о некоторых из этих произведений можно сказать, что они успешно показывают, как можно быть ученым в совершенно пустых вещах. Даже те, кто полагает, что интеллектуальная мельница этих писателей мелет чрезвычайно мелко, не могут не признать, что эта мельница не всегда достаточно загружена зерном ⁵⁰. Значение навья ньяйи, как поля, отведенного для тренировки интеллекта, едва ли можно переоценить.

²⁷ Якоби полагает, что N. S. и N. В. относятся приблизительно к одному и тому же времени, с разницей, возможно, на одно поколение. Он помещает их в период между II веком н.э., когда развилась Шуньявада, и V веком н. э., когда была систематизирована Виджняна-вада (см. J. А. О. S., XXXI, 1911, pp. 2, 13). Он считает, что критикуемые в N. S. буддистские взгляды являются взглядами Шуньявады, которые защищал Нагарджуна, живший приблизительно в III веке н. э., а не взглядами «Виджняна-вады» из Асанги и Васубандху, которые относятся к середине IV века н. э. Трудно, однако, согласиться с этим мнением. Ватсьяяпа и Вачаспати думают, что N. S. (IV. 2. 26) направлена против «Виджняна-вады». Нет надобности отрицать, что «Ньяя-сутра» нападает на N. S. (ср. N. S., IV. 1.40; IV. 1.48 с «Madhyamika Karika», XV. 6, и VII. 20, а также N S., IV. 1. 34-35 с Candrakirti's «Vrtti», pp. 64-71). Но Шуньявада является более ранней, чем Нагарджуна, который знаком с терминологией ньяйи и отрицает учение об атомах (ср. N. S., IV. 2. 18-24, 31-32,с «Маdhyamika Karika», VII. 34 и N. S., III. 2. 11 и IV. 1.64). Все, что можем сказать, это то, что «Ньяя-сутра» относится к более раннему времени, чем «Нагарджуна», хотя и к более позднему времени, чем традиция Мадхьямиков (см. также J. P., vol. I, p. 643n.; Ui, Vaisesika Philosophy, p. 85). «Ланкаватарасутра» ссылается на таркиков и найяйиков, и если мы припомним, что некоторые космологические взгляды, отвергаемые в N. S., столь же древни, как и ранний буддизм, то дата, предлагаемая Якоби и поддерживаемая Суали, согласно которой N. S. относится к 300 или 350 году н.э., является, по-видимому, слишком поздней (см. также Ui, Vaisesika Philosophy, p. 16). Гарбе склоняется к мнению, что N. S. относится к I веку н. э., поскольку она известна Панчашикхе, которого он (Гарбе) считает современником Шабары, жившего между 100 и 300 годами н. э. Гаутама знаком с терминологией В. S. (ср. N. S., III. 2. 14-16 с В. S., II. 1. 24) и «Purva Mimamsa» Jaimini (см. N. S., II, 1.61,67; Bodas, Introduction to «Tarkasamgraha»). Бода считает, что V. S. (IV. 1. 4-5) имеет в виду критику теории атомов Бадарайяны и что V. S. (III. 2. 9; ср. также N. S., III. 1. 28-30) направлена против взгляда веданты, что я познается только через шрути. Подобным же образом V. S. (IV. 2. 2-3) оспаривает взгляд В. S. (II. 2. 21-22), что тело является результатом соединения пяти или трех элементов. В некоторых местах Гаутама выдвигает мнения, очень схожие с мнениями Бадараяны. См. N. S., IV. 1. 64 и III. 2. 14-16. Иногда подчеркивают отсутствие прямых ссылок на ньяйю в В. S. и М. S. Возможно, что Вьяса, считающийся учеником Гаутамы, не критиковал взгляды ньяйи так как они согласовывались с признанием Ишвары. Иногда думают, что В. S. (II. 1. 11-13) старается опровергнуть мнение ньяйи о возможности познания бога разумом. Учения атомизма и асаткарья-вады исследуются в В. S. (II. 2. 10-16, II. 1. 15-20). Ранние буддистские работы не содержат никаких данных для установления даты «Ньяя-сутры». Катьяяна (IV век до н. э.) и Патанджали (чье великое произведение было написано около 140 года до н. э.) знают систему ньяя. См. Goldstucker, Panini. Цитаты Шабары из Bhagavan Upavarsa, про которого говорят, что он написал комментарии на обе системы мимансы, указывают на знакомство Упаварши со взглядами ньяйи. Хариварман (260 год н. э.) знает о шестнадцати темах ньяйи. Ашвачхоша употребляет пятичленный силлогизм. См. Ui, Vaisesika Philosophy, pp. 56 и 81. Мы можем, таким образом, заключить, что N. S. уже существовала в IV веке до н. э., хотя и не в настоящем ее виде. М. М. Харапрасад Шастри говорит: «Я не уверен, что N. S. не прошла через несколько редакций, прежде чем приобрела свою настоящую форму» (J. A. S. of Bengal, 1905, р. 178; см. также pp. 245 и далее). Вачаспати сделал две попытки собрать сутры в своих «Nyayasuci» и «Nyayasutroddhara», тем самым подвергая сомнению аутентичность N. S. Д-р Видьябхушан полагает, что Гаутама написал только первую главу работы и что он был современником Будды, так же как и автор «Dharma Sutra», который жил в Митхиле [Митхила (Mitnila) - столица древнего царства Видеха, которая была расположена северо-восточнее Магадхи (современный Южный Бихар). Ныне называется Джанакпуром). - Прим. ред.] в VI веке до н.э. (см. S.B.H.: N.S., pp. V-VIII, и юбилейный том Бхандаркара, pp. 161-162). Он считает, что оригинальные взгляды Гаутамы те же, что и содержащиеся в «Caraka Samhita» (Vimanasthana, VIII). N. S. и «Caraka Samhita» имеют много общего, однако «ссылки Чараки на принципы ньяйи и категории вайшешики дают очень мало для установления даты N. S., поскольку работа эта подверглась значительной переработке и ее даты недостоверны» (I. L. А., р. 13).

Выражались сомнения даже относительно того, что Гаутама является автором N. S. Ватсьяяна, Уддьйотакара и Мадхва приписывают авторство «Ньяя-сутры» Акшападе, в чем их поддерживают Вачаспати и Джаянта. Согласно «Padma Purana» (Uttarakhanda, 263) и «Skanda Purana» (Kalika Khanda, XVII), автором N. S. является Гаутама. Того же мнения придерживается и Вишванатха. Индийская традиция отождествляет обоих и считает, что Гаутама называется Акшапада, то есть «имеющий зрение в ногах». Существует легенда, говорящая, что когда Гаутама, погруженный в размышления, упал однажды в колодец, бог по своей милости одарил его ноги способностью видеть, чтобы предупредить повторение подобного случая. Д-р Видьябхушан идет против твердо установившейся традиции, когда говорит, что «Гаутама и Акшапада, по-видимому, оба участвовали в создании «Ньяя-сутры». Она рассматривает главным образом пять вопросов, а именно: 1) прамана - средства правильного познания; 2) прамея - объекты правильного познания; 3) вада - спор или дискуссию; 4) аваява - части силлогизма и 5) аньяматапарикша - анализ современных философских учений. Второй и третий вопросы и, возможно, также и первый, в сыром, первоначальном виде, были разработаны, по всей вероятности, Гаутамой. Ссылки на эти части встречаются и в старых брахманистских, буддистских и джайнистских книгах, которые и подготовили Anviksikividya Гаутамы. Четвертый и пятый вопросы, а возможно, также и первый в его систематизированном виде, ввел Акшапада; «Анвикшики-видья» в своей окончательной форме и образовала N. S. Таким образом, настоящим автором N. S. является Акшапада, который извлек значительную часть ее содержания из [Anviksikividya» Гаутамы («History of Indian Logic», pp. 49- 50)]. Этот взгляд является, однако, только предположением, которое невозможно ни защищать, ни отвергать. Гаутама здесь отождествляется не только с автором «Dharma Sutra», но и с мудрецом того же имени, упоминаемым в «Рамайяне» Вальмики в связи с эпизодом об Ахалье. Согласно «Махабхарате» (Santiparva, 265. 45), другим именем Гаутамы было Медхатитхи. Бхаса в своей «Pratimanataka» упоминает о Медхатитхи как об авторе системы ньяя: «Manakiyam dharmasastrtam, mahesvaram yogasastram, barhaspatyam arthasastram, medhatither nyayasastram» (Act V). См. также «History of Indian Logic», p. 766.

²⁸ См. N. В., I. 1. 5, 1.2.9. Ватсьяяна ссылается на другие истолкования в I. 1. 32 в обычном стиле: «eke» - некоторые; «kecit» - некоторые; «anye» - другие. См. М. В., Adiparva, 42-44.

²⁹ N. В., 1. 1; «Arthasastra», 11; N. В., V. 1. 10; «Mahabhasya», I. 1. 3.

³⁰ Ср. V. S., IV. 1. 6; N. B., III. 1. 33, III. 1. 67; V. S.,III. 1.16.N.B., II. 2. 34.

³¹ Д-р Видьябхушан полагает, что Ватсьяяна был уроженцем Южной Индии середины IV века н. э. («History of Indian Logic», pp. 42, 116-117; А., 1915, Art. on «Vatsyayana»). В то время как Кейс (I. L. А., р. 28) и Бода (введение к «Tarkasamgraha») согласны с этим взглядом, Якоби и Шуали склонны относить его жизнь и деятельность к началу VI века н. э. или несколько раньше. Харапрасад Шастри считает Ватсьяяну последователем Нагарджуны и Арьядэвы, так как он знаком с учениями махаянистов об изменчивости, шуньяваде, индивидуальности и т. д. См. J. A. S. of Bengal, 1905, pp. 178-179.

³² Некоторое представление об их содержании можно получить из Vidyabhusan's «History of Indian Logic», pp. 276-299, и из ссылок Уддьйотакары на взгляды Дигнаги в его N. V.

³³ Таранатха в своей «History of Buddhism» говорит, что Дигнага был сыном одного брахмана из Чондживарама и скоро стал весьма сведущим в учениях хинаяны, хотя позднее от Васубандху он усвоил учения махаяны. По свидетельству Сюань-цзана, прежде чем стать буддистом, Васубандху был очень сведущим не только в восемнадцати школах буддизма, но также и в шести индийских системах. Васубандху теперь относят к первой половине IV века н. э., и Дигнага мог процветать около 400 года н. э. Ссылка Калидасы в его «Медхадуте» на Дигнагу подтверждает этот взгляд, поскольку считается, что Калидаса жил в тот же период (см. Keith, Classical Sanskrit Literature, pp. 31-32; 1. Р., р. 624n).

³⁴ «Васавадатта» Субандху упоминает об Уддьйотакаре как о спасителе ньяйи (см. Hall's edition, p. 235). «Харшачарита» Ваны, написанная во времена царя Харши, который правил в Тханесваре - во всяком случае в период 629-644 годов н. э., когда китайский пилигрим Сюань-цзан путешествовал по Индии, - упоминает «Васавадатту», которая ссылается на Уддьйотакару. Таким образом, можно смело утверждать, что он жил в VI веке н. э. Уддьйотакара принадлежал к роду Бхарадваджи и к секте Пашупата.

³⁵ N. V., 1. 33.

³⁶ «Nyayabindu», III, Peterson's edition, pp. 110-111.

³⁷ На него ссылается И-цэин. См. Тakakusu, I-tsing. p. LVIII.

³⁸ Автор «Ньяясутроддхары» на самом деле другой, и жил он в XV веке н. э. Вачаспати говорит, что его «Ньяясучи» написана в 898 году. Но этот год, весьма вероятно, относится к эре Виркама и соответствует 841 году христианской эры. Не подлежит сомнению, что он жил раньше буддистского логика Ратнакирти (100 год н. э.).

³⁹ Когда он почувствовал, что бог смотрит на его занятия теизмом неблагосклонно, он, как говорят, обратился к нему со словами: «Гордый своей доблестью, ты презираешь меня, от кого зависело твое существование, когда владычествовали буддисты».

 Aisvaryamadarnatto 'si mam avajnaya vartase
 Parakrantesu bauddhesu madadhina tava sthitih

⁴⁰ См.«History of Indian Logic», p. 147, J. L. A., p. 33.

⁴¹ Эта работа является комментарием на Vardhamana's Prakasa или Udavana's Kusumanjali.

⁴² Эта работа переведена д-ром Джха в «Indian Thought», vol. II.

⁴³ Суммарное изложение этой работы дано в Vidyabhusan, History of Indian Logic, pp 407-453 Гангеша жил в Миткиле в последней четверти XII века, как это видно из факта его знакомства с работами Удаяны и из цитат из Шивадитьи и Харши В «Таттвачинтамани» (II, стр. 233) критикуются воззрения Шри Харши.

⁴⁴ Она называется «Саравали», и я слышал, что ее рукопись находится в библиотеке Государственного санскритского колледжа в Бенаресе.

⁴⁵ Эта критика системы вайшешика опубликована в «Pandit» (XXIV и XXV) под названием «Padarthatattvanirupana».

⁴⁶ «History of Indian Logic», p. 388.

⁴⁷ Об истории индийской логики в Китае и Японии см. Suguirа.

⁴⁸ N. В., L 1.1. Hindu Logic as Preserved in China and Japan.

⁴⁹ Laksanapramanabhyam vastusiddhih.

⁵⁰ Ср. Bodas, Tarkasamgraha, p. XIII; Keith, J. L. A., p. 35. Д-р Видьябхушан делит историю философии ньяйи на три периода: древний (от 650 года до н. э. до 100 года н. э.), средний (до 1200 года н. э.) и новый (с 900 года н э.). См. его «History of Indian Logic», p. XIII. О характере новой ньяйи см. Dr. Sailesvаr Sen, A Study of Mathuranatha's Tattvacintamani-rahasya, 1924.

 {mospagebreak}

IV. КРУГ ВОПРОСОВ, ИССЛЕДУЕМЫХ НЬЯЙЕЙ

Термин «ньяя» буквально обозначает то, посредством чего ум приходит к заключению ⁵¹, «ньяя» - эквивалентно аргументу, и та система, которая трактует об аргументах более тщательно, чем другие, становится известной как «система ньяя». Аргументы бывают действительные и недействительные. Термин «ньяя» в обычном употреблении означает «верный» или «правильный», и ньяя получает значение науки о правильном рассуждении. В узком значении слова «ньяя» означает силлогистический вывод ⁵², тогда как в более широком смысле этот термин означает исследование объектов посредством доказательств. Таким образом, ньяя становится наукой о доказательстве или правильном познании - праманашастре. Всякое познание предполагает четыре условия: 1) познающего субъекта, праматри, или субстантивную основу познания, 2) объект, или прамею, на который направляется процесс познания; 3) результат познания, или прамити, и 4) средства познания, или праману ⁵³. Во всяком познавательном акте, правильном или неправильном, принимают участие первые три фактора: познающий субъект, содержание, то есть то, что субъект познает, и познавательное отношение между первыми двумя, которые неотделимы друг от друга, хотя и различны. Природа познания, как правильного, так и неправильного, зависит от четвертого фактора, праманы. Это - действующая причина правильного познания в нормальных условиях ⁵⁴.

В то время как Ватсьяяна определяет праману как инструмент познания или как «то, посредством чего познающий субъект познает объект» ⁵⁵. Уддьйотакара называет ее (праману) причиной познания (упалабдхихету) ⁵⁶. Он допускает, что это определение слишком широко, поскольку познающий субъект и познаваемый объект являются также причинами познания, но отстаивает его на том основании, что «познающее и познаваемое выполняют свои функции через что-то» - то есть функция познающего субъекта и познаваемого объекта заключается в их активности и она осуществляется лишь посредством проникновения праманы в деятельность; с другой стороны, прамана сама по себе не имеет функции (за исключением тех случаев, когда она выступает в познании); таким образом, прамана - это реальная причина познания. Везде, где имеет место прамана, возникает познание; где ее нет - познание не возникает, даже при наличии всего остального. Прамана, таким образом, есть самая действенная причина познания и непосредственно предшествует возникновению познания ⁵⁷. Шивадитья делает логическое допущение, когда он определяет праману как то, что производит праму, или познание в согласии с реальностью ⁵⁸. Джаянта считает праману причиной, производящей безошибочное, достоверное познание объектов ⁵⁹.

Специфическая форма познания обусловливается праманой. Другие факторы (субъект и объект) могут быть одинаковыми как в восприятии, так и в выводе. Подобным же образом контакт манаса (ума) с душой есть обычная непосредственная причина всех форм познания. Только этот контакт (саньйога) принимает различные формы в разных видах познания.

Хотя ньяя исследует познание вообще, все же более специально она исследует высшие условия познания, называемые «прамана», и поэтому называется «праманашастра» ⁶⁰. Прежде чем исследовать природу объектов, мы должны узнать возможности инструментов познания, ибо «знание измеряемых вещей зависит от знания самого измерения» ⁶¹. Праманашастра не только помогает нам в познании объектов, но также дает нам возможность испытывать действительность познания ⁶². Она и формальна, и содержательна, и заинтересована как в правильности, так и в истине. Ньяя начинает с признания того, что картина мира, которую дает нам наш разум, в основном заслуживает доверия. Всякое знание есть раскрытие реальности (артхапракаша).

Мы так устроены, что способны воспринимать объекты, замечать их сходства и делать выводы. Эти операции выполняются всеми мыслящими людьми, хотя и с различной степенью тщательности и точности. Всякий раз, когда налицо мыслительная деятельность, направляемая с целью достижения знания реальности, имеется и материал для логического исследования. Поиски истины присущи человеческой деятельности. Логическая теория этого не создает. Она только истолковывает их и выражает их природу в общих принципах. Ее задача не многим отличается от задачи всякого позитивного знания. Как физиолог исследует процессы, благодаря которым поддерживается жизнь индивидуума, так и логик устанавливает законы, управляющие процессом познания. Он не более ответственен за это, чем физиолог за работу механизма человеческого тела.

Система ньяя не считает, что оценка и факт полностью разделены и требуют совершенно различных методов трактовки. Оценки присущи фактам и могут быть изучены только в отношении к ним. Мы начинаем изучение не с совершенно лишенным какого-либо знания разумом, а с разумом, обладающим сведениями о природе мира благодаря опыту и традиции. Сложную систему знания передает нам священное писание. Применяя индуктивный метод, ньяя классифицирует способы, с помощью которых приобретается наше знание. Пратьяхма, или интуиция ⁶³, анумана, или вывод ⁶⁴, упамана, или сравнение, и шабда, или устное свидетельство ⁶⁵, являются четырьмя праманами, благодаря которым приобретается правильное познание. В западных работах по логике вопросам восприятия ⁶⁶ обычно не уделяется места, а ньяя рассматривает его как один из важных источников знания. Вывод является центральной проблемой системы ньяя и называется иногда хетувидья, или знание основания, от которого зависит действительность вывода ⁶⁷. В соответствии с этим логика есть теория вывода, или ануманавада. Интуитивное, или непосредственное, знание оказывается вне круга проблем понятой таким образом логики. Ньяя, однако, не оправдывает это узкое понимание. Признание устного свидетельства, которое является проблемой теологии откровения, указывает на религиозные интересы системы. Ньяя дает психологическую трактовку этих четырех источников познания. Она утверждает, что логическое исследование не может быть проведено вне связи с психологическими процессами, посредством которых знание становится содержанием мысли. Она пространно трактует способы, посредством которых мышление движется вперед, и приходит к новым результатам. Она указывает также на трудности, с которыми связано иногда применение этих средств. Но проблема логики не сводится только к проблеме индукции. Простое обобщение, говорящее, что все наше знание приобретается через один или другой из четырех источников знания, не объясняет проблему познания в целом. Обобщение не есть объяснение.

Ньяя не только углубляется в способы и средства, которыми человеческий ум приобретает и развивает знание, она также истолковывает логические факты и выражает их в логических формулах, приобретающих форму образцов или норм для всех случаев отклонения мысли от нормального курса искания истины. Праманы становятся, таким образом, мерилами или канонами познания, посредством которых мы можем контролировать и оценивать уже полученное знание. Логика есть, таким образом, наука о доказательстве или об оценке достоверности. Она исследует действительность знания посредством обнаружения его обусловленности данными основаниями или его соответствия реальности. Проблема истины имеет большое значение для метафизической теории ньяйи. Ньяя является метафизикой реальности (таттвашастра) ⁶⁸ в такой же степени, как и теорией познания. Таким образом, она представляет собой не просто формальную логику, но и полную эпистемологию, объединяющую психологические, логические, метафизические и теологические вопросы.

⁵¹ Niyate anema iti nyayah.

⁵² N. В., I. 1. 1. Ватсьяяна употребляет выражение параманьяя в значении силлогизма, состоящего из пяти частей. Дигнага называет члены силлогизма - ньяяваява. См также N. V., IV. 1. 14. В Nyayasuci Вачаспати о расчленении силлогизма говорится как о ньяяпракаране, Вишванатха под ньяясварупа имеет в виду структуру силлогизма. См. его «Nyayasutravrtti, I. 1. 25; I. 1. 31; I. 1. 38; I. 1. 40. Мадхава (S. D. S., XI) употребляет слово ньяя в смысле вывода для других.

⁵³ Pramakaranam pramanam. См. также «Vedantaparibhasa», I.

⁵⁴ N. V., I. 1. 1.

⁵⁵ N. В., I. 1 1.

⁵⁶ См. также N. V. Т. Т., I. 1. 1.

⁵⁷ N. V., I. 1. 1. Рассматривается и другое возражение, заключающееся а том, что если прамана осуществляется познающим субъектом и познаваемым объектом, то, следовательно, субъект и объект должны существовать уже до праманы, хотя, конечно, пока нет праманы, мы не можем различить субъект или объект, которые имеют смысл только в применении к активности мысли, называемой «прамана». Уддьйотакара соглашается с этим, но замечает: «Эти слова имеют значение не только в отношении данного акта. Повар есть повар, независимо от того, стряпает он в данный момент или нет. «Основание для такого словоупотребления лежит в выразительной способности самого слова, и эта способность присуща слову во всякое время. Подобным же образом нет ничего недопустимого в утверждении, что прамана осуществляется познающим субъектом и познаваемым объектом».

⁵⁸ Saptapadarthi, sec. 144. См. также S. D. S., XI.

⁵⁹ Avyabhicarinim asamdigham arthopalabdhim. «Nyayamanjari», p. 12.

⁶⁰ Большое значение, придаваемое индийскими мыслителями исследованию праман, объясняется замечанием Вишванатхи, что прамана является одним из имен Вишну.

⁶¹ Manadhina meyasiddhih. Citsukhi, II. 18.

⁶² Ср. определение В. Е. Джонсоном логики как «анализа и критики мысли» («Logic», vol., I. p. XIII).

⁶³ Чувственное восприятие есть только разновидность интуиции, или непосредственного познания.

⁶⁴ Анумана буквально значит познание одной вещи после или через познание другой.

⁶⁵ N. S., I. 1. 1. 3. Чарака дает аптопадешу, или надежное утверждение, пратьякшу, ануману и юкти, или непрерывное рассуждение. См. также «Sthananga Sutra».

⁶⁶ Ср., однако, J. S. Mill, System of Logic. Introduction, p. 4: «Истина познается нами двумя способами - интуицией и выводом».

⁶⁷ Термин «hetuvidya» встречается в «Milinda» (S. В. Е., vol. XXXV, pp. 6-7), «Lalistavistara» (XII) Хотя «hetu» значит только «основание», джайнские мыслители употребляют его в более широком значении. См. также «Manu», II, 11; М. В, Adiparva, 1-67; Santiparva, 210. 22; Asvamedhaparva, 85. 27. Ранние грамматики Панини, Катьяяна и Патанджали согласны с этим. См. также N. V., IV. 1. 14; I. L. A., p. 11.

⁶⁸ N. В., I. 1. 1.

 {mospagebreak}

V. ПРИРОДА ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Некоторые проблемы, обсуждаемые в «Ньяя-сутре», сначала ставятся в ней, затем определяются и наконец исследуются ⁶⁹. Определение раскрывает существенную природу (сварупа) вещи так, чтобы отличить ее от других. Функция определения и заключается в этом отличении вещи от других, с которыми ее можно смешать ⁷⁰. Мы можем отличить вещь и без раскрытия ее сущности. Асадхарана дхарма, или собственный признак, также помогает нам в этом отличении Ошибки в определении встречаются трех видов: ативьяпти, или распространение признака на объекты, находящиеся вне определяемого класса, что встречается в слишком широких определениях, когда, например, мы определяем корову как рогатое животное; авьяпти, или ограничение признака одной частью определяемого класса, что встречается в слишком узких определениях, когда, например, мы определяем корову как животное рыжевато-коричневого цвета; асамбхава, или ошибка, состоящая в приписывании объекту признака, которым определяемые объекты не обладают, когда, например, мы определяем корову как животное с нераздвоенными копытами. Определение устанавливает «характерный признак, присущий всем вещам, обозначаемым определяемым термином, ни больше, ни меньше» ⁷¹. Чтобы обеспечить это, мы можем начать с указания на род и последовательно ограничивать его объем через исключение излишних объектов посредством таких слов, как: «другой, чем» (итара), «отличный от» (бхинна) ⁷². Это - определение через род и видовое отличие.

⁶⁹ Uddesa, laksana, pariksa, N. В., I. 1.3.

⁷⁰ N. В., I. 1. 3.

⁷¹ Laksyatavacchedakasamaniyatatvam.

⁷² Ср. определение земли как jalady astadravya bhinnam dravyam prthivi.

{mospagebreak}

VI. ПРАТЬЯКША, ИЛИ ИНТУИЦИЯ

Из всех источников познания пратьякша, или интуиция, является самым важным. Ватсьяяна говорит, что «когда человек ищет знания определенной вещи и если ему скажет о ней заслуживающее доверия лицо и он получит таким образом устное знание о вещи, то у него все же имеется желание проверить сказанное посредством вывода, через особо характерные данные, и даже после того, как он достигнет знания вещи посредством вывода, он все же хочет видеть вещь своими глазами; но, если он воспринимал вещь непосредственно, он больше ничего не хочет и не ищет какого-либо иного знания о ней» ⁷³. Слово «пратьякша» двусмысленно, так как оно употребляется как для обозначения результата, то есть познания истины, так и для обозначения процесса или операции, которая ведет к этому результату. Хотя слово «пратьякша» первоначально обозначало чувственное восприятие, оно скоро стало обозначать всякое непосредственное познание, как приобретаемое с помощью чувств, так и без их помощи ⁷⁴. Гангеша определяет пратьякшу как прямое познание ⁷⁵. Это есть познание, инструментальная причина которого сама не является познанием ⁷⁶. В выводе, сравнении и устном свидетельстве мы имеем в качестве наших данных посылки, или сходство, или нечто условно принятое. В памяти мы имеем знание того, что познали раньше. В пратьякше знание не является антецедентом (предшествующим условием). Познание бога, например, является прямым, непосредственным и цельным и не обусловлено каким-либо другим познанием.

Гаутама определяет чувственное восприятие как «такое знание, которое возникает из «контакта» чувствующего органа с его объектом, не выразимым в словах, безошибочным и вполне определенным» ⁷⁷. Это определение имеет в виду различные факторы, участвующие в акте восприятия: 1) чувства (индрии), 2) их объекты (артха), 3) контакт чувств с их объектами (санникарша) и 4) познание, порождаемое этим контактом (джняна). О наличии органов чувств мы заключаем посредством вывода. Познание цвета невозможно, если нет органа зрения ⁷⁸. Чувств насчитывается пять, соответственно пяти видам познания (буддхиракшана): зрение, слух, обоняние, вкус и осязание ⁷⁹. Они занимают различные места (адхиштхана) - глазное яблоко, слуховое отверстие, нос, язык и кожу. Из различной природы процессов (гати), форм (акрити) и составных частей (джати), из которых они состоят, очевидно, что чувств всего пять. Пять органов чувств - глаз, ухо, нос, язык и кожа - той же природы, что и пять элементов: свет, эфир, земля, вода и воздух, специфические качества которых - цвет, звук, запах, вкус и осязаемость - выявляются ими ⁸⁰.

Манас (ум) есть условие восприятия. Когда мы бываем глубоко погружены в какое-нибудь занятие, мы не слышим звука ветра, хотя звук и касается органа слуха, в всепроникающее собой я связано с ним. Более того, «даже когда имеет место контакт более чем одного органа чувств с их соответственными объектами, тогда все-таки не бывает одновременного восприятия всех этих объектов. Это происходит потому, что когда есть близость или контакт ума (манаса) с одним объектом, то не бывает контакта с другими объектами, что показывает, что действие манаса необходимо в каждом акте восприятия» ⁸⁵. Манас является посредником между я и чувствами. Этим и объясняется неодновременность актов познания ⁸⁶. Быстрая смена впечатлений создает иногда видимость одновременности. Когда мы прокалываем булавкой несколько листов, нам кажется, что мы прокалываем одновременно их все, в то время как на самом деле прокалывание совершается последовательно ⁸⁷. Из этого следует, что если манас связан с одним органом чувств, он не может быть связан с другим. О нем говорят поэтому, что по размерам он подобен атому. Если бы манас был всепроникающим (видху), тогда нельзя было бы объяснить последовательный характер нашего чувственного опыта. Как только чувство вступает в контакт с объектом, манас сейчас же, с быстротой молнии, стремится к соприкосновению с чувством. Кроме того, контакт между двумя всепроникающими субстанциями непостижим. «Воспоминание, вывод, познание со слов, интуиция (пратибха), грезы, воображение (уха), так же как и восприятие удовольствия и все остальное, указывают на существование манаса» ⁸⁸. Различные познания, которые имеет душа, не самоочевидны, за исключением анувьявасайи ⁸⁹. Мы отдаем себе отчет в них, так же как в эмоциях и желаниях, только благодаря манасу.

Поскольку восприятие есть вид познания, или джняны, оно принадлежит я. Хотя контакт между я и манасом в известном смысле вечен, можно сказать, что он всякий раз возобновляется в каждом новом мыслительном акте. Ньяя придерживается натуралистического отношения между я и объектом. Внешний объект понимается как нечто воздействующее на я, подобно тому как печать воздействует на воск. Теория восприятия ньяйи не разрешает центральной проблемы физиологической психологии: каким образом исходящий от внешнего объекта стимул, входящий в механический контакт с органом чувств, трансформируется в психическое состояние. И в наше время эта проблема остается тайной, несмотря на громадные успехи научного познания.

Чтобы могло возникуть восприятие, должны существовать объекты, внешние для воспринимающего. Принимая эту реалистическую предпосылку, ньяя спасается от субъективизма, который считает, что мы имеем только быстротечные ощущениям что убеждение в существовании внешней реальности есть иллюзия невежд. Контакт чувства с соответствующим ему объектом ведет к непосредственному его отображению в сознании. Изучается отношение между объектом как стимул и тем состоянием сознания, которое является восприятием, и делаются предположения о minima sensibilia и т. д., хотя точные результаты этих исследований были невозможны вследствие отсутствия сколько-нибудь хорошей аппаратуры.,

Определение восприятия говорит о контакте я и манаса, имеющемся во всяком познании, и о контакте манаса и чувств; при этом устанавливается «чувственно-объективный контакт» как его отличительная черта ⁹⁵. Восприятие следует за изменением я, происходящим вследствие контакта чувств с их объектами, или сопровождает его. «Если бы органы чувств действовали без соприкосновения с объектами, то они могли бы воспринимать вещи также и за стеной» ⁹⁶, чего, однако, обычно бывает. Согласно Уддьйотакаре, санникарша означает не полное совпадение, а только то, что объект «становится» объектом чувства, то есть становится в определенное отношение к органу чувств.

Объекты бывают различных видов. Листик травы есть субстанция, его зеленый цвет есть качество, и поскольку качества присущи субстанциям, они не могут быть восприняты отдельно от последних ⁹⁷. Субстанции и качества, как роды, не имеют самостоятельного существования и воспринимаются только через восприятие их субстрата. Контакт между органом чувств и субстанцией есть соединение, или саньйога, тогда как отношение между субстанцией и ее качеством, или родом и индивидом, есть отношение присущности, или самавая. Например, глаз входит в соединение с субстанцией непосредственно, а с цветом, которой присущ этой субстанции, только опосредованно, и еще более опосредованно с классом понятий, к которому относится цвет видимого глазом объекта.

Контакт между органом чувств и объектом бывает, по учению ньяйи, шести различных видов. Первый вид - простое соединение (саньйога), как например, когда мы воспринимаем материал, из которого сделан кувшин. Второй вид есть присущность тому объекту, который находится в соединении с органом (саньюкта-самавая), что бывает, когда мы воспринимаем качество или род субстанции, как например цвет кувшина. Третий вид есть присущность тому, что присуще объекту, находящемуся в соединении с органом (саньюкта-самавета-самавайя), что бывает, когда мы воспринимаем род качества субстанции, например род цвета кувшина. Четвертый вид есть присущность (самавая), которая бывает, когда мы познаем качество звука, где отношение между ухом и звуком есть отношение присущности ⁹⁸. Пятый вид есть присущность тому, что присуще (самавета-самавая), что бывает, когда мы познаем род качества независимой субстанции, как род качества звука. Последний вид есть вишешаната, или отношение определения к определяемому. Иллюстрацией этому виду служит восприятие отсутствия кувшина, поскольку в этом случае имеется соединение глаза с полом, в котором заключается квалификация несуществования кувшина. Этот контакт может быть выражен в двух формах: 1) «пол квалифицируется отсутствием кувшина» (гхатаабхававад бхуталам), где «пол» служит субъектом (суждения), я «отсутствие кувшина» - квалификацией (предикатом), и 2) «налицо отсутствие кувшина на полу» (бхутале гхатаабхавости), что является обращением предыдущего. В первом случае отрицание является квалификацией того, что находится в контакте (саньюкта-вишешаната), а именно - пола с глазом: во втором случае отрицание квалифицируется тем, что находится в контакте (саньюкта-вишешьята) ⁹⁹. Эти различия основаны на метафизических предположениях ньяйи, рассматривающих природу реального мира таким образом, что вещи, качества и отношения принадлежат объективному миру. Ньяя и вайшешика полагают, что имеются субстанции, качества, действия, общность, отдельность, присущность и несуществование. Субстанция, обладающая размерами, воспринимается зрением, если только она имеет выраженный цвет ¹⁰⁰. Формой контакта является соединение, глаз и объект вступают в действительный контакт. Согласно учению новой ньяйи, осязание также способно воспринимать субстанции, если последние материальны. Качество и движение воспринимаются второй формой контакта. Общность воспринимается вторым или третьим видом, смотря по тому, является ли она общностью субстанции, качества или движения. Ньяя считает, что самавая, или присущность, представляет само вещество восприятия, тогда как вайшешика рассматривает ее как объект присущности. Несуществование раскрывается шестым видом контакта.

Кумарила и последователи веданты принимают тот взгляд, что отрицательное познание (анупалабдхи) есть самостоятельное средство познания. Согласно Кумариле, когда мы устанавливаем отсутствие кувшина, мы имеем два различных познания: одно позитивное - познание пола, а другое негативное - отсутствие кувшина. Наяйики полагают, что отсутствие (несуществование) кувшина характеризует пустой пол и что воспринимается определяемый таким способом пол. Если говорят, что мы воспринимаем только вещи, которые находятся в контакте с органами чувств, и что не может быть контакта между органами чувств и отсутствием вещей, то ньяя на это отвечает, что критики ложно думают, что соединение и присущность являются только отношениями. Ни одно из них невозможно в случае несуществования, поскольку соединение возможно только между двумя субстанциями, а несуществование не есть субстанция, присущность же невозможна, потому что несуществование не необходимым образом связано с чем-либо ¹⁰¹. Согласно учению буддистов, восприятие отрицания не означает существования отрицания, но только существование «чего-то», что является основанием отрицания. Позитивное восприятие пола без кувшина смешивается с восприятием отрицания кувшина. Ньяя же считает, что восприятие позитивного существования такой же факт, как и восприятие негативного существования. Если говорят, что отсутствие восприятия кувшина на полу есть восприятие пола без кувшина, то можно задать вопрос, тождественно ли то, что воспринимается без кувшина, с полом или отлично от него. Два предмета не могут быть тождественными. Если есть различие между полом с кувшином и полом без кувшина, то одно познается восприятием так же, как и другое ¹⁰².

Буддистские логики считают, что зрительный и слуховой органы вступают не только в прямой контакт со своими объектами, но и воспринимают объекты также на расстоянии. Они способны воспринимать объекты, не вступая с ними в контакт (апрапьякари). Наяйик возражает, что зрительный орган есть не глазное яблоко или зрачок глаза, которые являются только седалищем (адхиштхана) зрительного органа, а что он имеет природу света (теджас) и что луч света идет из зрачка к объекту, находящемуся на расстоянии и вступает в прямой контакт с ним. Вот почему мы имеем непосредственное зрительное восприятие направления, расстояния и положения ¹⁰³.

Возражения буддистских логиков на положения ньяйи основываются на следующем: 1) органом зрения является зрачок глаза, посредством которого мы видим объекты, а зрачок не может покидать своего места и вступать в контакт с объектом, находящимся на расстоянии: 2) зрительный орган воспринимает объекты гораздо большие по размеру, чем он сам, например горы и т. д., чего он не мог бы делать, если бы вступал в непосредственный контакт с объектами с целью восприятия; 3) тот факт, что процесс восприятия занимает одно и то же время, воспринимает ли орган зрения верхушку дерева или луну, показывает, что глазу нет надобности приближаться к объекту; 4) глаз не может приближаться к объекту, ибо в противном случае он не мог бы воспринимать объекты, находящиеся за стеклом, слюдой и т. п. Зрительное восприятие расстояния и направления не является непосредственным, а приобретается путем вывода ¹⁰⁴. Удаяна в своей «Киранавали» ¹⁰⁵ пытается ответить на эти возражения: 1). То, что воспринимает или выявляет объект, должно входить в контакт с ним. Лампа освещает объект, с которым она вступает в контакт. Так и зрительный орган, который имеет природу света, выходит из зрачка, чтобы достичь объекта. 2). Свет, исходящий из зрачка, распространяется и покрывает объект, и протяжение воспринимаемого объекта совпадает с полем зрения. 3). При восприятии близких и удаленных объектов имеется различие в отрезке времени, хотя оно и не ощущается нами. Мы видим далекую луну сразу же, как только откроем глаза, потому что движение света непостижимо быстрое. Мнение, что свет глаза, исходящий из зрачка, смешивается с внешним светом и входит в контакт с близкими и дальними объектами одновременно, отвергается на том основании, что в этом случае мы могли бы воспринимать объекты, скрытые от нашего взора, даже и те, которые находятся за нашей спиной. 4). Стекло, слюда и им подобные вещества проницаемы по природе и не препятствуют прохождению света. Пурва миманса поддерживает взгляд ньяйи что все органы чувств суть прапьякари, то есть вступают в контакт с объектами, которые они воспринимают. В случае слухового восприятия звук, который начинается в определенном месте, распространяется в воздухе путем звуковых волн, что и приводит к встрече звука с органом слуха. Звук распространяется от его первоначального источника движения, сравниваемого с движением волн или с разрастанием ветвей растения во всех направлениях ¹⁰⁶. Мы получаем от звука ощущение направления потому, что различные источники по-разному квалифицируют звук и благодаря различию звуков возбуждаются к действию разные части слухового органа. В случае запаха маленькие частицы объекта переносятся по воздуху к носу. Простого соприкосновения объекта с чувствующим органом достаточно, чтобы возникло восприятие, как бывает, когда спящий слышит удар грома ¹⁰⁷.

Первой чертой, характеризующей природу познания через восприятие, Гаутама считает то, что оно не выражено в слове (авьяпадешьям). Совсем не необходимо, чтобы вещь воспринималась как носящая то или иное наименование. Наименование имеет значение при общении, но вовсе не необходимо, когда объект воспринимается. Согласно мнению прославленного учителя, упоминаемого Джаянтой, восприятие исключает всякое такое познание вещи, где наименование является необходимым фактором. Если человек видит фруктовый плод и опытно познает его природу, это - восприятие, но если он слышит от кого-либо его наименование, тогда это не восприятие, а вербальное знание ¹⁰⁸. Ватсьяяна считает, что объект может восприниматься как со знанием, так и без знания его названия. В первом случае мы имеем определенное восприятие, во втором - неопределенное ¹⁰⁹. Различие между не выраженным в слове (авьяпадешья) и хорошо выраженным (вьявасаятмака) эквивалентно различию между неопределенным (нирвикальпака) определенным (савикальпака).

Савикальпака, или определенное восприятие, включает знание рода, к которому относится воспринимаемый объект, знание отличительных признаков, которые отличают индивидуальный объект от других членов того же класса, и знание единства того и другого. Ясное знание рода, отличительного признака и их единства отсутствует в неопределенном восприятии ¹¹¹. Различие между неопределенным и определенным восприятием приблизительно соответствует различию между знакомством с объектом и знанием объекта, простым восприятием и суждением восприятия.

Согласно воззрениям ранних вайшешикой, неопределенное восприятие есть непосредственное познание родовых и отличительных признаков объекта, без знания разницы между ними. В определенном восприятии различие между этими двумя видами признаков уясняется и объект воспринимается как принадлежащий к определенному классу ¹¹². Вачаспати думает, что в неопределенном восприятии мы воспринимаем свойства объекта, хотя и не относим их к объекту в форме субъектно-предикативного отношения (вишешанавишеша-бхава), что мы делаем в определенном восприятии. Шридхара придерживается того же мнения. Прабхакара соглашается с ранними вайшешиками, которые считают, что в неопределенном восприятии мы познаем простую форму объекта (сварупаматра). Хотя мы и воспринимаем родовые и отличительные признаки, все же тут нет отличительных представлений о каждом из них, как это имеет место в определенном восприятии. Гангеша определяет неопределенное восприятие как восприятие объекта и его родовой природы без отношения их друг к другу. Непосредственно после контакта объекта с органом чувств, например кувшина с глазом, кувшин не воспринимается как принадлежащий к классу кувшинов ¹¹³. Когда отношение между объектом и классом, к которому он относится, также познается, мы имеем определенное восприятие. Согласно Аннам Бхатте, неопределенное восприятие есть восприятие объекта без его определения, тогда как определенное восприятие уясняет отношение между определяемым объектом и его определениями, такими, как название и класс ¹¹⁴.

Этот анализ определенного восприятия выявляет заключающиеся в акте восприятия элементы понятия и суждения. Этим избегается ошибка теории психической лестницы, согласно которой мы имеем сначала восприятия, затем понятия и, наконец, суждения.

Другой, довольно неудовлетворительный взгляд на неопределенное восприятие можно обнаружить в учении поздней ньяйи. Здесь говорится, что то, что присутствует в сознании, есть определенное восприятие, из которого мы выводим наличие неопределенного. Определенное восприятие объекта, квалифицируемого теми или иными признаками, предполагает неопределенное восприятие признаков, без которых определенное восприятие невозможно. Если бы восприятие признаков было также определенным, тогда оно предполагало бы восприятие признаков признаков и так далее ad infinitum. Чтобы избежать этого, мы должны признать неопределенное восприятие ¹¹⁵.

Некоторые наяйики рассматривают неопределенное восприятие не как результат вывода, а как состояние сознания, которое свидетельствует о простом существовании (наличии) объекта ¹¹⁶. Те, кто рассматривает его как факт сознания, имеют в виду неопределенное (смутное) познание, а рассматривающие его как абстракцию от неопределенного познания приравнивают его к осознанию абстрактных признаков, которые, однако, называются неопределенными, поскольку они не являются собственными признаками (анувьявасая).

Однако основной тенденцией ньяйи является рассмотрение неопределенного восприятия как начала всякого знания, хотя оно само и не является знанием. Оно есть непосредственное восприятие объекта, не являющееся в строгом смысле слова знанием. Оно есть состояние нерасчлененного, не соотнесенного осознания, в котором еще не усматриваются сходства и различия, нет анализа и синтеза. Его можно рассматривать как бессловесное, нечленораздельное, лишенное словесных образов. Определенное восприятие есть опосредствованное, расчлененное, соотнесенное состояние сознания, включающее в себя результаты ассимиляции и различения. Оно расчленяется, оно конкретно и определенно. В неопределенном восприятии родовые признаки и отношения присутствуют потенциально, а в определенном восприятии они рельефно выявлены. Этот взгляд раздевается Партхасаратхи Мишрой. Неопределенное восприятие, или чувственный опыт, и определенное восприятие, или суждение восприятия (перцептивное суждение), являются низшим и высшим типом одного и того же по своей природе процесса. Поскольку неопределенное восприятие не выходит за рамки непосредственности, бессловесно и не расчленено и является, как говорит Джемс, «сырым, бессловесным опытом», то различие между истинным и ложным к нему не приложимо ¹¹⁷. «Когда мы видим впервые свет, мы, как говорит Кондильяк, скорее сами являемся им, чем видим его» ¹¹⁸. Поэтому в таком простом восприятии не может быть ошибки. В суждении восприятия, где предикат приписывается субъекту, уже возникает эта логическая проблема, поскольку наше суждение может соответствовать, а может и не соответствовать объективному порядку вещей. Когда мы говорим: «это - человек»,- наше знание о предмете, в той его части, которая обозначается словом «это», истинно, тогда как в части, обозначаемой словом «человек», оно может быть, а может и не быть истинным ¹¹⁹.

Буддистские логики утверждают, что определенное восприятие есть опосредствованное знание, содержащее в себе предшествующее знание, тогда как неопределенное восприятие свободно от него (кальпанападхам) ¹²⁰. Последнее не воспринимает квалификаций объекта, таких, как общность, субстанциальность, качество, действие, имя, а просто схватывает специфическую индивидуальность объекта, его свалакшану ¹²¹. Реальность, с которой мы вступаем в контакт, невыразима в словах, а то, что мы выражаем, является сферой понятия. Дхармакирти говорит: «объект восприятия тождествен себе (свалакшана), тогда как объект опосредствованного знания тождествен члену своего класса (саманьялакшана). Данное - единично, отдельно и моментально; знаемое - типично, всеобще и длительно ¹²². В тот момент, когда мы что-либо высказываем о чувственной реальности, мы связываем ее посредством отношения с чем-то другим, и реальность таким образом теряет свою природу, будучи перегружена изобретениями нашего интеллекта. Мы слышим гудение, которое само по себе истинно, но то, что оно принадлежит шмелю или отдаленному пароходному гудку, является результатом нашего воображения. Дхармоттара говорит, что даже узнавание ребенком во второй раз материнской груди определяется его прошлым опытом и не является поэтому чистым и неопределенным. Все отношения, как сказал бы Кант, суть формы, которые наш разум накладывает на данные элементы, чтобы сделать их объектами познания. В определенном восприятии мы искажаем реальный объект, и оно тем самым становится, по мнению буддистов, фикцией ¹²³. Дигнага отвергает всякое познание субстанций, качеств и действий как ложное ¹²⁴. Внешние объекты мгновенны, преходящи и поэтому не могут быть познаны ¹²⁵. Конструктивное воображение перерабатывает эти имеющие мгновенный характер данные в нечто длящееся, пропитанное прошлым и проецирующееся на будущее. Миром мысли является нереальное (ан-артха). Абсолютно реальное (парамартхасат) есть испытываемое ощущение ¹²⁶. Все это воззрение определяется метафизическими предпосылками этих мыслителей. Дигнага - субъективист и рассматривает все знание как чисто мыслительный продукт. Вопрос о природе реального оставлен им нерешенным, хотя факты восприятия вынуждали его согласиться с тем, что мы вступаем в контакт с какой-то реальностью, хотя бы и носящей характер мгновенности. Дхармакирти, с его склонностью к саутрантикам, признает реальность вне мысли, чтобы объяснить изменения в восприятиях, хотя их мгновенный характер делает познание их невозможным. Он считает ощущения индивидуальными, а их объективный коррелят - выводным.

Наяйики подвергают взгляды буддистов жестокой критике. Уддьйотакара доказывает, что чистое чувственное знание, специализирующееся и познающееся самим собой, без всякой примеси имени и рода, есть нечто невозможное. Наше знание об объекте неизменно принимает родовую форму ¹²⁷. Наяйики, считающие, что общее так же реально, как и индивидуальное, в котором оно существует благодаря отношению присущности (самавая), начисто отвергают буддистский взгляд, что все общее есть продукт воображения, поскольку существует только специфическое индивидуальное. Это отношение (общего и индивидуального) или воспринимается непосредственно, или же выводится из того факта, что мы сознаем индивидуальное как образующее реальные виды. Последним основанием этого является сама природа вещей, которая себя обнаруживает в вещах и определяет наше осознание. Отношения не привносятся в данные опыта нашей мыслью, а вскрываются в природе реального. Вся деятельность нашей мысли состоит в раскрытии отношений в полноте реального. Если реальное исключает отношения, а объект познания относителен, значит, тогда мы имели дело с ложной антитезой ноумена и феномена. Познанный объект не есть реальный объект, объект как он есть на самом деле, в себе, но он представляет собой нечто промежуточное, некое tertium quid, помещающееся между познающим субъектом и стимулирующим познание реальным объектом. Но, как мы видели, ньяя рассматривает неопределенное восприятие как тождественное по своей сущности с определенным восприятием. Отношения не возникают внезапно из ничего. Они присутствуют в неопределенном восприятии, хотя мы осознаем их присутствие только в определенном восприятии. Джаянта доказывает, что объект определенного восприятия не является нереальным, так как он воспринимается также и неопределенным восприятием. Простое присутствие идеальных факторов или элементов воспоминания не мешает активности чувств. Сложность определенного восприятия не является логическим дефектом. Включающаяся в определенное восприятие работа мысли усиливает его жизнеспособность. Если определенное восприятие воспринимает то, что уже было воспринято неопределенным восприятием, то это не является основанием для того, чтобы считать его неистинным. Новизна не есть критерий истины. Идеальные элементы - не просто иллюзии (викальпы). Общее, являющееся объектом прямого восприятия, не есть только название, так как оно воспринимается даже и при отсутствии названия. Когда пришелец из Декана видит верблюдов в Северной Индии, он замечает общее в них, хотя может и не знать, как они называются. Когда мы видим наши четыре пальца, мы видим как их общие, так и отличительные признаки. Если бы мы воспринимали только специфически индивидуальное в объекте, мы не были бы в состоянии установить отношение между первым и вторым состояниями одного и того же объекта. Если, возражая на это, доказывают, что первое состояние вспоминается, когда воспринимается второе, то Джаянта отвечает, что воспоминание первого состояния ничему не может помочь, если оно не имеет отношения ко второму. Если это возражение означает, что восприятие второго состояния предполагает восприятие первого, поскольку оба относятся к одному и тому же классу, то тогда ясно, что в первом восприятии также было познание как общего, так и индивидуального. И в том и в другом есть познание и общего и особенного, но только в неопределенном восприятии неясное, а в определенном восприятии ясное. Даже буддисты не отрицают, что мы имеем понятие об общности (анувриттиджняна), когда мы воспринимаем индивидуальное, и вопрос встает только об основании этого познания (анувриттиджнянотрадика шактих), является ли оно индивидуальным или чем-то отличным от него, вечным или преходящим, воспринимаемым или невоспринимаемым, ибо если в познании есть какая-то особенность, то должна быть соответствующая ей особенность и в объекте познания ¹²⁸. Всеобщее, следовательно, отличается от индивидуального и является вечным в силу того, что оно общее, в то время как индивидуальное рождается и умирает, и реальным, независимо от того, будет ли оно воспринимаемым или выводимым ¹²⁹. Аргумент, что определенное восприятие зависит от воспоминания слова. обозначающего объект, а не от прямого контакта объекта с органом чувств, критикуется на том основании, что, хотя определенное восприятие представляет собой соединение чувственных представлений и воспоминаемого образа, все же основным фактором является чувственный контакт, тогда как воспоминание имени - только вспомогательным. Вопрос, таким образом, ставится о том, основывается ли познание на восприятии или оно не зависит от наличия или отсутствия периферического раздражения ¹³⁰.

Здесь мы подошли к основному различию между концепциями реальности, проводимому буддистами и наяйиками. Буддисты полагают, что реальное есть простое «это», мгновенно-индивидуальное, заключенное в своем качестве, не имеющее протяжения ни во времени, ни в пространстве,- сарвам притхак. Все отношения это только произвольная сеть, набрасываемая извне воображением. Наяйики, с другой стороны, возражают против этого мнения и считают, что все то, что существует, не есть мгновенное качество, а индивидуальное, с внутренне присущим ему разнообразием содержания. Несмотря на множественность, оно остается единым. Это - единое во многом. Поскольку оно - одно из многих других индивидуумов, оно есть особенное; поскольку же оно одно и то же во всем своем многообразии, оно есть общее, и это общее делает его также членом класса. Каждый индивидуум имеет эти две стороны, или два аспекта. Атомарное особенное, исключающее все различия, как и простое отношение, которое не имеет конечных соотносящихся пунктов, есть предрассудок, который не может быть оправдан в опыте. Тождество и различие представляют собой различные моменты целого, которые становятся ложными, когда они превращаются в нечто застывшее, независимое друг от друга. Современная психология поддерживает точку зрения ньяйи, что содержание всякого данного имеет две стороны - чувственные качества и отношения.

Поверхностный взгляд приводит нас к мысли, что простые чувственные впечатления, являющиеся сырым материалом познания, и есть высшая реальность. Но трудно представить себе, что разрозненные и не связанные между собой человеческие впечатления представляют собой истину вещей. Хаотические массы камня, кирпича и дерева не являются зданием. Воспринимаемые впечатления не являются знанием. Солипсизм, сводящий все к настоящему моменту, ведет прямой дорогой к интеллектуальному самоубийству, сводя жизнь мысли к фантастике. Буддисты отождествляют пассивное сознание с чувством реальности. Они убеждают нас освободиться от порока рефлексии. Но их страстная привязанность к непосредственному есть не что иное, как предубеждение. Уважение к фактам не означает свободы от рефлексии. Я вовсе не занимаюсь по прихоти безрассудной рефлексией, когда говорю, что то, что я вижу перед собой, есть апельсин. Апперцепция есть нормальная функция человеческого ума. Разум человека не есть пустой сосуд, куда просто входят ощущения. Каждое восприятие есть результат активной реакции на стимул. Мы все рождаемся мыслящими существами и не можем не пытаться истолковывать то, что получаем. Ощущения не приходят к нам оторванными от всего. Они приходят к нам с ощущением объективности. Они приходят окруженные сложной массой других элементов. Атомарное «теперь» просто не существует. Всякая отдельная точка в пространстве окружена другими точками, как всякий момент времени неизбежно переходит в другой. Буддистская точка зрения отделяет «ощущение» от «понимания» и делает их двумя полностью оторванными друг от друга функциями. Чувственные данные соединяются различными способами и образуют мир познания. Им присущи отношения, которые наше познание распутывает. Мы не подменяем и не создаем реальность в познании. То, что смутно воспринимается на уровне ощущения, ясно познается, когда мы поднимаемся на уровень понимания. Реальность всегда соотнесена и рациональна. Полнота природы реальности не раскрывается ни в ощущении, ни в понимании, но только в полноте духа.

Дхармакирти признает четыре вида восприятий: чувственное восприятие, мысленное восприятие (мановиджняна), самосознание и йогическую интуицию. Чувственное восприятие опосредовано чувствами. О мысленном восприятии он говорит, что оно сходно с чувственным восприятием, как принадлежащее к той же самой серии (экасантана), и возникает в следующий момент за чувственным восприятием. Оно, по-видимому, есть нечто вроде «последующего образа», так как Дхармоттара говорит: «мысленное восприятие не может возникнуть, пока глаз не перестанет функционировать в данном случае, ибо, если глаз остается активным, у нас продолжаются восприятия формы, зрительные или чувственные восприятия» ¹³¹. Внутреннее восприятие удовольствий и страданий относится к третьей разновидности - свасамоедане, или самосознанию. Мы воспринимаем свое я через восприятие его состояний, таких, как удовольствие или страдание. Это - непосредственная интуиция, при помощи которой раскрывается я (атманах сакшаткари) и которая свободна от вмешательства интеллекта и поэтому - от ошибок. Она сопровождает все проявления мысли. Дхармоттара отождествляет это самосознание с чувством интимности и эмоциональной теплоты, которое сопровождает все восприятия. Ньяя более позднего периода считает его вторичным продуктом, следующим за осознанием. Согласно Гангеши, оно имеет место, когда мы говорим: «Я знаю, это - горшок». Вьявасая, или определенное познание, дает нам познание объекта, но это познание - по формуле: «я даю себе отчет об объекте»,- которое называется анувьявасая, или последующее познание. «Это - кувшин» есть познание; «Я знаю, что это кувшин» ¹³² есть анувьявасая, или то, что следует за познанием объекта Санкхья и веданта считают, что всякое осознание раскрывает как объект, так и самого себя. как включающее в себя я ¹³³.

Согласно Дхармакирти, мы воспринимаем четыре истины буддизма, недоступные обычным средствам познания, посредством йогической интуиции, которая свободна от всяких ошибок и пороков интеллекта ¹³⁴, хотя и неопределенна по характеру. Имеются различные степени способности восприятия. Кошки могут видеть объекты в полной темноте, а грифы обнаруживают свою добычу на большом расстоянии. Постоянной практикой размышления человек может приобрести сверхчувственное зрение и может воспринимать все объекты, близкие и далекие, прошедшие и будущие, удаленные и скрытые ¹³⁵. Высший вид проницательности обладает непосредственностью интуиции. То, что является чудом для нас, есть естественная способность пророков. То, что нашему смущенному взору кажется бесконечно сложным и неуловимым, открывается пророкам sub specie simplicitatis. Здесь все видоизменяется. На низшем уровне мы обладаем простотой чувственного восприятия, на высшем - йогической интуицией. Первая есть простота естественного, один раз рождающегося человека, последняя есть простота духовного, дважды рожденного человека. Первая приходит перед тем, как начинается великая борьба за самопознание, второй - когда она кончается. Вторая есть достижение, источником которого являются обширные познания и внутреннее страдание. Иогическая интуиция воспринимает реальность, как она есть, в ее полноте и гармонии ¹³⁶. Йогическая интуиция отличается от божественного всеведения тем, что она порождена, тогда как божественное всеведение вечно ¹³⁷.

Мыслители ньяйи обсуждают вопрос, проста или сложна природа узнавания (пратьябхиджня), как например в случае: «это тот же кувшин, который я видел». Является ли состояние узнавания смесью двух познаний, одного - совершающегося благодаря непосредственному восприятию (например, видимого кувшина), а другого - через припоминание (например, того кувшина, с которым данный кувшин отождествляется)? Является ли оно одним познанием, частью восприятием и частью воспоминанием, как думает Прабхакара, или только чистым воспоминанием (смрити), или же, наконец, только чистым восприятием (анубхути)? Буддисты рассматривают его как механическое соединение презентативного и репрезентативного состояний мысли ¹⁴². Это - не единичное состояние сознания только презентативной или только репрезентативной природы, так как его причиной является не только чувственное впечатление, ибо не может быть чувственного контакта с объектом прошлого; вместе с тем оно не является только остаточным следом (санскара), так как в состоянии узнавания имеется налицо сознание, что объект именно «этот». Не является оно также и комбинацией этих двух состояний, так как оба действуют раздельно и дают различные эффекты. Если мы даже и допустим, что явление узнавания есть единый, общий результат, то какова же в таком случае природа его объекта? Это не явление прошлого, так как в этом случае узнавание не отличалось бы от воспоминания; вместе с тем это и не явление будущего, ибо в этом случае узнавание было бы тождественным с конструктивным воображением; это и не просто данный в настоящем объект, поскольку узнавание отождествляет данный в настоящем объект с прошлым. Было бы противоречием считать, что оно (узнавание) познает объект как существующий в прошлом, настоящем и будущем. Наяйики поэтому утверждают, что узнавание есть вид определяющего восприятия, дающего нам познание настоящих объектов как квалифицируемых прошлым. Мы видим объект и узнаем в нем воспринятый раньше ¹⁴³. Мимансаки и ведантисты поддерживают этот взгляд, тогда как джайнисты доказывают, что состояние узнавания, хотя оно и является простым, отличается по своему характеру от состояний восприятий или памяти ¹⁴⁴. Каждое восприятие включает в себя элемент вывода. Когда мы воспринимаем дерево, мы в действительности воспринимаем только часть его (экадеша), одну сторону его поверхности. Мы синтезируем чувственное впечатление с образом или значением и таким образом воспринимаем объект ¹⁴⁵. В каждый акт восприятия включается прежнее восприятие целого и вывод к этому целому от той части, которая теперь воспринимается. Элементы воспоминания и вывода являются вспомогательным, а чувственный образ - основным фактором. Какое бы состояние мысли ни создавалось средствами чувственного контакта, оно есть восприятие, даже если оно включает в себя другие элементы, такие, как память и вывод

Определение восприятия, данное Гаутамой, включает характеристику свободы от ошибок. Не все восприятия правильны. В нормальном восприятии мы имеем: 1) объект восприятия, 2) внешнего посредника, как например свет в случае зрительного восприятия, 3) чувствующий орган, при помощи которого объект воспринимается, 4) манас, или центральный орган, без помощи которого чувствующий орган не может действовать на свои объекты, и 5) я. Если какой-либо из этих факторов не функционирует должным образом, возникают ошибочные восприятия. Дефекты внешних объектов происходят или от движения, или от сходства; например, раковина воспринимается из-за сходства как серебро. Если свет тусклый, мы не можем видеть ясно. Если наши глаза нездоровы и плохо видят, наше восприятие дефектно. Если манас занят чем-либо иным или если я эмоционально возбуждено, возникают иллюзии ¹⁴⁶. Причины иллюзий обычно классифицируются по трем рубрикам: 1) доша, или дефект в чувствующем органе, например желтуха глаз; 2) санпрайога, или представление части или одной стороны, вместо целого объекта; 3) санскара, или беспокоящее влияние предубеждения или привычки, способствующих возникновению не относящихся к делу воспоминаний. Иллюзия змеи возникает, когда мы видим веревку, которая пробуждает воспоминание змеи ¹⁴⁷.

Презентативные по своему характеру сновидения возникают под воздействием внешних и внутренних стимулов. Они создаются благодаря оживлению подсознательных впечатлений, причинами которых служат органические расстройства и бывшие в прошлом удачи и неудачи. Пророческие сны, которые признавал даже Аристотель ¹⁴⁸, объясняются влиянием духов.

⁷³ N. В., I. 1. 3. Ясно, что один и тот же объект может быть познан более чем одной праманой. О существовании души можно узнать из священного писания посредством вывода и посредством мысленного восприятия. О существовании огня можно узнать из сообщения другого, или посредством восприятия, или вывода. Бывают также случаи, когда может действовать только одна прамана. То, что выполнение обряда агнихотры (поддержание священного огня) ведет на небо, известно только из свидетельства священного писания. Уддьйотакара считает, что «если один и тот же объект познается посредством различных праман, то он познается в своих различных аспектах» (N. V., Introduction).

⁷⁴ «Nyayabindutika», p. 7; I. P., рр. 295-296.

⁷⁵ Pratyaksasya saksatkaritvam laksanam. «Tattacintamani», p. 552.

⁷⁶ «Jnanakaranakam jnanam pratyaksam» Ср. Мактаггарт: «Убеждение, которое основывается непосредственно на восприятии... называется в собственном смысле слова первичным, поскольку оно, хотя и основывается на чем-то, именно на восприятии, не основывается ни на каком другом, убеждении» («The Nature of Existence», pp. 42-43).

⁷⁷ I. 1. 4. Ср. определение Чаракой восприятия как знания, которое порождается соединением души с умом (манас), чувств с их объектами. Гангеша критикует определение Гаутамы по нескольким основаниям: оно слишком широко, поскольку всякое познание порождается контактом объекта с манасом, который есть тоже чувство. Далее, оно не обращается к интуитивному познанию всех вещей, которое имеет бог без посредства какого-либо чувства. Чувствующий орган может быть определен только через восприятие, и употребление термина «чувство» в определении ведет к ошибке круга в определении.

⁷⁸ Поскольку чувства состоят из элементов, обладающих специфическими качествами, постольку они способны воспринимать соответствующие им объекты, а не самих себя. Глаз видит внешние объекты, но не видит самого себя. Единственным исключением является звук (N. S., III. 1. 68-69, 71).

⁷⁹ N. S., III. 1. 54.

⁸⁰ Ничто не может оказать сопротивление нематериальной, всепроникающей субстанции. Поскольку глаз встречает сопротивление материальных вещей, например стен, он сам - материален.

⁸¹ В «Ratnaprabha» и «Bhamati» этот взгляд приписывается санкхье (II. 2. 10).

⁸² N. S., III. 1. 51-52.

⁸³ См. N. S., III. 1. 53.

⁸⁴ См. Brh. Up., IV. 1. 19; «Tarkasamgrahadipika», 18.

⁸⁵ N. В., I. 1. 4.

⁸⁶ I. 1. 16; II. 1. 24; III. 2. 6-7; N. V., I. 1. 16.

⁸⁷ N. B., III. 2. 58.

⁸⁸ N. В., I. 1. 16.

⁸⁹ Даже наяйики считают анувьявасаю ясной самой по себе.

⁹⁰ Ср. с локковским разделением ощущения и рефлексии, внешнего чувства, которое дает нам знание внешнего мира, и внутреннего чувства, которое дает знание деятельности нашего собственного ума («Essay on the Human Understanding», II. 1. 4). Уддьйотакара проводит ризличие между удовольствием и познанием удовольствия. Удовольствие есть воспринимаемый объект, а познание удовольствия возникает, когда манас вступает в контакт с чувством. Приятное чувство прохлады создается контактом кожи с прохладным ветром, а познание приятности возникает, когда манас вступает с контакт с этим чувством.

⁹¹ Манас, однако, не может рассматриваться как инструмент познания самого себя. Когда познание неодновременности восприятий, указывающее на существование манаса, осуществляется посредством манаса, тогда познание самого манаса, полученное таким образом, совершается благодаря присутствию манаса. Последнее не является действием манаса в отношении самого себя, ибо манас не является орудием в существовании или познании самого себя. В познании манаса орудием является объединение манаса с его проявлениями. Это уже не чистый манас сам по себе. См. N. V. Т. Т., III. 1. 17. Уддьйотакара полагает, что манас может быть непосредственно воспринят благодаря йогической практике (N. V., 111, 1. 17).

⁹² N. В., I. 1 4.

⁹³ N. V., 1. 1. 4.

⁹⁴ N. V., III, 2. 56.

⁹⁵ II. 1. 29.

⁹⁶ «Nyayakandali», p. 23; N. В., II. 1. 19.

⁹⁷ Исключение составляет звук, который, хотя и является качество», воспринимается сам по себе.

⁹⁸ Орган слуха есть акаша, заключенная в полости уха, а шабда, или эвук, есть свойство акаши.

⁹⁹ Keith. I. L. A., p. 77.

¹⁰⁰ V. S., IV. I. 6.

¹⁰¹ Взгляд ньяйи на отношение определения и определяемого критикуется на том основании, что, строго говоря, это не есть отношение, так как оно не является тем, что существует в двух вещах, отличных от него самого. Само отношение отличается от двух соотносящихся вещей и является отношением только тогда, когда существует в обеих из них. Отношение соединения отлично от барабана и палочки, но является тем, что существует в обоих. Отношение определения и определяемого не такого характера. Когда, например, человек несет палку, определение, заключающееся в палке, не отличается от нее самой, как и определяемость человека не отличается от него самого. Определение и определяемое тождественны с самими вещами. В случае несуществования оно (несуществование) является как определением, так и определяемым, поскольку невозможно, чтобы какая-либо субстанция, качество или действие существовали в несуществовании. Таким образом, определение, заключающееся в несуществующем, может давать только негодное, само себя опровергающее познание. Поэтому говорят, что несуществование, которое неспособно быть в каком-либо отношении к чему бы то ни было, не может восприниматься чувствами. Гангеша разделяет взгляд, что одно и то же орудие познания помогает нам воспринимать как сам объект, так и его отсутствие. Несуществование не есть результат вывода из отсутствия восприятия, но само есть объект восприятия.

¹⁰² «Nvayabindu», п. 11. «Nvavamaniari», pp. 53-57.

¹⁰³ N. V., I. 1. 4. Обсуждается интересный вопрос, является ли зрительный орган единым или тройным. Ватсьяяня считает, что органов зрения два, и когда мы видим вещь сначала одним глазом, я затем другим, мы установили, что в обоих случаях вещь одна и та же, что показывает только то, что у них общим является то, что объединяет оба восприятия. Уддьйотакара несогласен с этим мнением (см. N. В.: N. V., III. 1.7. П.). Декарт много уделил внимания проблеме, как и почему два раздельных впечатления, получаемые нашими двумя глазами или двумя ушами, сливаются в одно ощущение в сознании. Он думал. что это объясняется просто действием узкого прохода в шишковидной железе, который передает нервные движения в мозг. Лучи. идущие от глаза к объекту, считаются невидимыми, так как, согласно точке зрения Декарта, иначе они заслоняли бы объект и, находясь между глазом ти объектом, препятствовали бы восприятию. Но, будучи невоспринимаемы сами, они доходят до объекта с помощью внешнего света (см. N. В., III. 1. 38-49).

¹⁰⁴ N. V., I. 1. 4; см. также Vivaranaprameyasamgraha, pp. 187 и далее.

¹⁰⁵ Bibl. Ind. ed., pp. 286 и далее.

¹⁰⁶ См. «Vivrti» Джаянараяны, II. 2. 37. Кумарила спорит с этим на том основании, что так как акаша едина и невидима, то все уши получали бы раздражение и все звуки слышались бы всеми или, напротив, если бы один не слышал, то и все не слышали бы. Кроме того, звуки, идущие по ветру, слышатся на большем расстоянии, чем те, которые идут против ветра, чего нельзя объяснить с точки зрения распространения волн в акаше, которая не затрагивается звуком.

¹⁰⁷ N. В., II. 1. 26. Это - непроизвольное восприятие, так как оно возникает без соответствующего усилия (prayatna) со стороны я, и здесь можно проследить путь к адриште, или невидимой судьбе (N. В., II, I. 29.).

¹⁰⁸ Шабдисты считают, что объектом всякого восприятия является слово, обозначающее объект (Vagrupam tattvam). Джаянта критикует его («Nyayamanjari», p. 99), а Вачаспати спрашивает: если объекты тождественны с названиями, то тождественны ли они с абсолютными или условными звуками? Воспринимаемые объекты не могут быть тождественны с невоспринимаемыми звуками; не тождественны они и с названиями, так как дети воспринимают объекты, не зная их названий. Таким образом, те, кто не знает значений слов, имеют не выраженные в словах восприятия, и даже те, кто их знает, имеют сначала не обозначенное словом восприятие, которое оживляет подсознательный образ названия, воспринятого в прошлом, и уж затем неопределенное восприятие становится определенным (N. V. Т. Т., I. 1. 4).

¹⁰⁹ N. В., I. 1. 4. См. также «Nyayamanjari», p. 99. Джаяна говорит, что не неопределенное восприятие не может уяснить слово или наименование, обозначающее объект. Слово не является объектом зрительного восприятия, и не может быть понимания слова, если отношение между знаком и обозначаемой вещью не уяснено и оставшийся образ не оживлен. Определенное восприятие смешано со словесными образами, тогда как у неопределенных восприятий этого нет: при познании общего, качества и т. д. между этими двумя видами восприятия разницы нет. Бхартрихари думает, что не может быть мысли без языка и, таким образом, неопределенное воспритие, которое предполагается независимым от языка, является, по его мнению, невозможным (N. V. Т. Т., I. 1.4).

¹¹⁰ Ратнакирти ссылается на этого писателя в своих «Apohasiddhi» и «Ksanabhangasiddhi». См. «Six Buddhist Nyaya Tracts», изданные М. М. Харапрасадом Шастри. Вишванатха упоминает различие между неопределенным и определенным как альтернативное. См. его N. S. Urtti, I. 1. 4.

¹¹¹ Согласно «Таркабхаше», в неопределенном восприятии, хотя я и вступает в контакт с манасом, манас - с чувством, а чувство - с объектом, все же объект играет второстепенную роль, тогда как в определенном восприятии он становится первостепенным.

¹¹² «Nyayakandali», p. 190. Прабхакара и Партхасаратхи Мишра, которые считают, что определенное восприятие состоит из чувственных данных и органов памяти, поддерживают этот взгляд.

¹¹³ Prathamato ghafaghatatvayor visistanavagahy eva jnanam jayate tad eva nirvikalpam. см. «Siddhantamuktavali», p. 58.

¹¹⁴ Аннам Бхатта также называет неопределенное восприятие nisprakarakam, а определенное-saprakarakam, причем prakarata значит свойство отдельного познания, которое отличает его как познание отдельного объекта от других познаний.

¹¹⁵ I. L. A., pp. 72-73. Аннам Бхатта в «Dipika (42) говорит: «Visistajnanam visesanajnanajanyam, Visistajnanatvat, danditi jnanavat. Visesanajnanayapi, savikalpakatve, anavasthaprasangan nirvikalpakasiddhih». См. также «Siddhantamuktavali», 58. Visistajnana («вишиштаджняна») есть суждение, или знание о субъекте (вишешья), как о чем-то определяемом атрибутом (вишешана). Ньяя считает, что для такого знания (гхато, ям) необходим не только контакт органа чувств с вишешьей гхата - кувшином, но также и предшествующее знание вишешаны, или «кувшинности» (гхататва). Это предшествующее знание называется с технической стороны нирвакальпака, или неопределенное. Оно выводится, а не познается непосредственно (атиндриян). Пурва миманса и веданта отрицают необходимость в предшествующем знании атрибута и считают, что чувства вступают в контакт как с атрибутом, так и с его субъектом. Этот взгляд, что мы сначала имеем неопределенное знание простой кувшинности, не поддерживается психологией. Общие идеи не появляются в сознании первыми. Знание прогрессирует от неопределенного к определенному. Понятие кувшина предшествует суждению восприятия только логически, но не хронологически.

¹¹⁶ Vastusvarupamatra, Nyayasara, pp. 3, 4, 84-86.

¹¹⁷ См. Nilakantha, Tarkasamgrahadipikaprakasa.

¹¹⁸ James, Principles of Psychology, vol. II, p. 4. См. также N. В., IV 2. 37.

¹¹⁹ N. В., III. 2. 37.

¹²⁰ Кальпана, по Дхармакирти, есть действие мысли, благодаря которому объекту дается название Abhilapasamsargayogyapratibhasapratitih kalpana. Это - знание, которое способно к соединению со словом. Джаянта считает, что «кальпана» обозначает связь объекта с такими его признаками, как род (джату), качество (гуна), действие (крия), имя (нама) и субстанция (дравья) («Nvayamanjari», p. 97), Согласно взгляду буддистов, не существует разницы между индивидом и родом, отдельным и общим, субстанцией и качеством, и наши определенные восприятия видят различия там, где они не существуют. Мы не воспринимаем рода коровы отдельно от коровы, или субстанцию коровы отдельно от ее качеств. Точно так же и движение не отделимо от того, что движется. Когда мы даем название объекту, мы отождествляем различные вещи. Когда мы говорим «это - Чайтра», то «это» относится к объекту, а «Чайтра» - к слову, и наше суждение отождествляет их. Таким же образом категория субстанции приписывает тождество или соприсущность объектам, которые совершенно различны. Например, в суждении «это есть человек с палкой» слова «человек» и «палка» приписываются одному и тому же субстрату как соприсущие ему, хотя они и различны между собой. Так доказывается, что эти категории суть только идеальные конструкции (там же).

¹²¹ Sajatiyavijatiyaparavrttam svalaksanam («Nyayamanjari». p. 97).

¹²² Sastradipika описывает взгяд, что универсалии - нереальные продукты фантазии: «Vikalpakaramatram samanyam, alikam va» (p. 278), посредством которого, как воображает буддист Дхармоттара, воспринимаются интуитивным путем голые различия. Ср. известное высказывание Канта: «восприятия без понятий слепы, а понятия без восприятий пусты», хотя

¹²³ Кант, однако, отрицает возможность неопределенного восприятия, оно и не согласуется с более ранним взглядом «Пролегомен» с их различением суждений восприятия и суждений опыта.

¹²⁴ См. Ui, Vaisesika Philosophy, p. 67.

¹²⁵ Ksanasya (jnanena) prapayitum asakyatvat («Nyayabindutika», p. 16).

¹²⁶ «Nyayabindu», p. 103.

¹²⁷ N. V., I. 1. 4.

¹²⁸ Visayatisaya vyatirekena, pratyayatisayanupapatteh («Nyayamanjari», p. 314).

¹²⁹ См. «Nyayamanjari», pp. 309-311, 313-314. Ср. взгляд ньяйи со взглядом Фомы Аквинского, что первоначальным объектом человеческого познания является синтетическое единство, в котором как чувства, так и разум необходимы. Индивидуализация, или количественная спецификация, получаются от чувства, тогда как качественное единство - от разума. Объект познания содержит в себе интуицию сущности и чувственное познание особенностей. Он - не только одна сущность, как думал Декарт, и не только чувственное данное, как думали эмпирики. Мы познаем вещи, а вещи не являются ни бестелесными сущностями, ни субъективными образами. Отделять общее от индивидуального - значит упускать единство и того и другого в вещах.

¹³⁰ «Nyayakandali», p. 193. Партхасаратхи Мишра говорит: «savikalpam api anuparatendriyavyaparasya, jayamanamaparoksavabhasatvat, pratyaksam eva» («Sastradipika», pp. 103-104). Буддисты, исходя из связи определенного восприятия с непосредственно предшествующим ему неопределенным восприятием, доказывают, что определенное восприятие не является прямым (апарокша) или ясным (вишада), хотя и кажется таковым. Но это только предположения. Прабхачандра также критикует взгляд буддистов. Неотчетливость не есть особенность только определенного восприятия. Восприятия удаленных объектов, скрытых за стеклом или слюдой, неотчетливы независимо от того, определенные они или неопределенные. Если определенное восприятие недействительно потому, что оно воспринимает только то, что уже было воспринято, тогда вывод тоже не действителен, поскольку он познает то, что уже было познано при познании всеобщего сосуществования. По воззрению буддистов, все объекты мгновенны, и поэтому никакое восприятие невозможно. Однако даже в выводе мы не улавливаем специфической индивидуальности объекта, но это не делает выводное познание недействительным. Наличие слова или идеального отношения не касается вопроса о действительности восприятия. Как в определенном, так и в неопределенном восприятии могут быть ошибки, но оба являются практически действенными.

¹³¹ Etac ca manovijnanam uparatavyapare caksusi pratyaksam isyate, vyaparavati tu caksusi yad rupajnanam tat sarvam caksurasritam eva («Nyayabindutika», p. 13). Ср. мнение Richard Semon. что мы имеем ощущения в двух формах: или в их первоначальной форме или мнемонические. Первоначальное ощущение синхронно с возбуждением и прекращается с прекращением возбуждения, но. подобно шторму на море. оно прекращается не сразу. Как за прекратившимся штормом следует постепенное затихание волн, которые он создал, так и за прекращением возбуждения следует постепенное замирание ощущения Это есть эффект «последующего образа», который Semon называет «последующей» (akoluthic) стадией первоначального ощущения. Semon говорит, что первоначальное ощущение оставляет после себя следы, которые при случае и при определенных условиях могут дать ощущение, называемое мнемоническим. См. Semon. Mnemic Psychology.

¹³² Dipika, 34

¹³³ Взгляд ньяя-вайшешики отличается от взгляда Кумарилы, который считает, что познание выводится из познаваемости объекта. Джайнисты, ведантисты и некоторые буддисты утверждают, что познание познается само собой Согласно ньяя-вайшешике, познание не может обращаться само на себя и делать себя объектом познания. Познание выявляет другое (парапракашака), а не себя (свапракашака). Оно раскрывается другим познанием, поскольку оно есть объект знания, подобный, например, полотну (jnanam jnanantaravedyam prameyatvat patadivat). Джайнская критика этого взгляда сводится к следующему: 1) Как удовольствие познается само через себя, а не через другое, как божественное познание познается само через себя, а не через другое, так и всякое познание я следует рассматривать как самопознание: иначе одно познание должно было бы познаваться другим, а другое - третьим, а это привело бы к бесконечному регрессу. 2) Неосновательный аргумент, что в боге имеется два познания, из которых одно познает вселенную, а другое познает это познание вселенной, легко опровергается. Воспринимается второе познание или нет? Если воспринимается, то воспринимается самим собой или другим? Если самим собой, тогда почему мы не можем допустить эту способность и для первого? Если другим, тогда мы осуждены на бесконечный регресс. Если мы скажем, что второе воспринимается первым, тогда мы попадаем в порочный круг. Если второе не воспринимается и если оно может воспринимать первое, не воспринимая самого себя, то разве первое не может воспринимать вселенную, не воспринимая самого себя? Мы должны допустить, что божественное познание есть самопознание. Оно воспринимает себя, воспринимая вселенную. В этом вопросе нет разницы между божественным и человеческим познанием. Способность выявления самого себя и другого (свапарапракашака) относится к сущности сознания, все равно человеческого или божественного, тогда как всеведение не является чертой человеческого познания, а принадлежит только божественному сознанию. 3) Не существует доказательства последующего познания (анувьявасая) посредством восприятия или вывода. Взгляд ньяйи, что я находится в контакте с манасом, анувьявасайей не принимается, поскольку существование манаса не доказано. 4) Если одно познание воспринимается другим, второе не может возникнуть, пока продолжается первое, поскольку эти познания следуют одно за другим. Оно не может возникнуть и тогда, когда первое оказывается несостоятельным, ибо тогда нечего познавать. Если оно познает несуществующее первое, тогда оно иллюзорно, как например познание двойной луны. 5) Если второе познание воспринимается, оно должно быть вторым, что ведет к бесконечному регрессу. Если второе не воспринимается, то как может невоспринимаемое познание воспринимать первое? Это значило бы, что мое познание может восприниматься кем-то другим, неизвестным мне. 6) Тот аргумент, что как чувственные органы не воспринимаются, хотя они производят восприятие объектов, так и невоспринимаемое второе познание может производить восприятие первого, не выдерживает критики, поскольку тогда следует допустить, что первое познание внешнего объекта воспринимает свой объект, хотя само и не воспринимается, что ньяя-вайшешика отвергает (Prameyakamalamartanda, p. 34 и далее).

¹³⁴ См. также «Nyayabindutika», pp. 14-15. См. V. S., IX. 1. 13; I. L. A., р. 81 и далее.

¹³⁵ «Nyayamanjari», p. 103. Бхасарваджня считает, что йогические способности могут быть также приобретены по милости бога.

¹³⁶ Аршаджняна, или интуитивное познание, присущее мудрецам благодаря силе размышления, иногда называется пратибха, хотя этот термин чаще означает проблески интуитивного гения, которые иногда бывают у обыкновенных людей (Р. Р., р. 258).

¹³⁷ Прашастапада различает две разновидности йогической интуиции (Р. Р., р. 187). «Nyayakandali», p. 195 и далее. См. также «Upaskara», IX. 1. 11.

¹³⁸ См. также Laugaksi Bhaskara, Tarkakaumudi, p. 9; Visvanatha, Bhasaparicceda, sec. 3.

¹³⁹ «Vedantaparibhasa (1) считает, что признание алаукикапратьяшки делает вывод и другие праманы ненужными.

¹⁴⁰ Surabhicandanam ityadi jnanam api candanakhandamse aparoksam saurabhamse tu paroksam (I).

¹⁴¹ См. «Nyayamanjari», р. 461 и Sridhаra, Nyayakandali. p 117.

¹⁴² См. также «Khandana», I. 14.

¹⁴³ См. «Nyayamanjari», pp. 448-459;«Mitabhasini» (Vizianagaram Sanskrit series, p. 25) says: «So ' yam devadatta ity atitavartamanakalavisistavisayakam jnanam pratyabhijna».

¹⁴⁴ «Prameyakamalamartanda». pp. 97-98.

¹⁴⁵ N. В., II. 1. 30. См. также N. В., II. 1. 31-32.

¹⁴⁶ «Nyayamanjari», pp. 88-89, 173.

¹⁴⁷ «Nyayabindutika», p. 12.

¹⁴⁸ Gomperz, Greek Thinkers, vol. IV, p. 185.

¹⁴⁹ N. В., IX. 2, 6-7.

¹⁵⁰ Р. Р, р. 183; «Upasvara», IX. 2. 7.

¹⁵¹ Manomatraprabhavam svapnajnanam.

¹⁵² Svapnanubhavasyapi kasyacit satyatvam. «Kusumanjali», p. 147.

¹⁵³ Sumrtir eva tavat svapnajnanam iti nisciyate. Nyayaratnakara on S. V., p. 243.

¹⁵⁴ «Nyayakandali», p. 179.

{mospagebreak}

VII. АНУМАНА, ИЛИ ВЫВОД

Анумана буквально означает измерение после чего-нибудь. Это - знание, которое следует за другим знанием. Из знания знака (линга) мы получаем знание объекта, обозначаемого этим знаком. Анумана обыкновенно переводится словом «вывод», которое, однако, должно браться в широком смысле, как включающее и дедукцию и индукцию. Иногда «анумана» определяется как знание, которому предшествует восприятие. Ватсьяяна считает, что «никакого вывода не может быть, если отсутствует восприятие». Только в том случае, если наблюдатель уже воспринимал огонь и дым как связанные между собой, он может сделать вывод о существовании огня при последующем восприятии дыма ¹⁵⁵. Уддьйотакара упоминает следующие пункты различия между перцептивным и выводным знанием: 1) за исключением йогической интуиции, все восприятия однородны, тогда как выводы разнообразны; 2) восприятие ограничивается объектами настоящего времени, находящимися в пределах достижимого для органов чувств, тогда как вывод относится к прошедшему, настоящему и будущему; 3) вывод требует сохранения в памяти вьяпти, или всеобщей связи, чего нет в случае восприятия ¹⁵⁶. Где возможно восприятие, там нет необходимости в выводе ¹⁵⁷. Нам не нужно много рассуждать, чтобы знать объекты, доступные нашему восприятию ¹⁵⁸. Вывод не действует «ни по отношению к вещам неизвестным, ни по отношению к тому, что уже познано определенно и с достоверностью»; он функционирует только по отношению к вещам сомнительным» ¹⁵⁹. Он применяется, чтобы познать ту часть реального, которая находится вне пределов прямого восприятия. То, что воспринято, указывает на нечто другое, не воспринятое, но с ним связанное. Бхасарваджня в своей «Ньяясаре» определяет вывод как средство познания вещи, находящейся за пределами чувств, через ее «нерасторжимую связь с другой вещью», лежащей в их пределах. Гангеша ¹⁶⁰, вслед за Шивадитьей ¹⁶¹, определяет выводное знание как знание, производимое другим знанием.

Гаутама делит выводы на три вида: пурвават, шешават и саманьято дришта ¹⁶²; а Ватсьяяна предлагает несколько отличающихся друг от друга объяснений этого деления, которые показывают, что даже до Ватсьяяны были сталкивающиеся между собой толкования афоризмов ньяйи. В выводе мы переходим от воспринятого к невоспринятому, с которым оно связано, и эта связь может быть трех видов, в соответствии с тем, является ли выводимый элемент причиной воспринимаемого элемента, или его действием, или же, наконец, оба являются соединенным действием чего-то третьего. Когда мы видим тучи и ожидаем дождя, имеет место случай вывода пурвават, где мы воспринимаем предшествующее и выводим последующее» ¹⁶³. Этот вывод, однако, употребляется не только как вывод из причины, но и как вывод на основе прежнего опыта. Когда мы видим паводок на реке и заключаем, что был дождь, имеет место случай вывода шешават, где мы воспринимаем консеквент и выводим антецедент. Он также употребляется как вывод одного члена соотнесенной пары на основании другого или как вывод на основании части или на основании исключения. Вывод о природе звука как качества дается для иллюстрации принципа исключения. Мы доказываем, что звук не есть ни общность, ни отдельность, ни присущность, ни субстанция, ни действие, и заключаем, что он есть качество. Когда мы видим животное с рогами и делаем вывод, что оно имеет хвост, то это случай вывода саманьято-дришта. Он основан не столько на причинности, сколько на единообразии опыта. Уддьйотакара соглашается с этим и дает в качестве примера вывод о наличии воды в определенном месте на основании появления там журавлей. Этот вывод используется им также и для указания на вывод о сверхчувственных истинах (саманьято-дришта) ¹⁶⁴. Мы воспринимаем различные положения солнца и заключаем, что солнце должно находиться в движении, хотя мы этого и не видим. Воспринимая такие душевные состояния, как отвращение, привязанность и т. д., мы делаем вывод о существовании души, которую мы не воспринимаем.

Этих примеров достаточно, чтобы выявить необходимость всеобщей связи, или вьяпти. Каждая вьяпти связывает два элемента: вьяпака, или проникающее, и вьянья, или проникаемое. Анумана, или вывод, извлекает вывод из установленного факта, что субъект обладает свойством, которое проникается или постоянно сопровождается другим свойством. Мы утверждаем, что на горе имеется огонь, на основании факта, что на горе есть дым, а дым всегда сопровождается огнем. Наблюдая знак - средний термин - дым, мы делаем вывод, что объект, имеющий дым, имеет также и огонь. Согласно Уддьйотакаре, вывод есть аргумент от знака, подкрепленный воспоминанием ¹⁶⁵, или знанием, которому предшествует восприятие хету (средний термин), и воспоминанием его неизменного сосуществования с садхья, или большим термином. Различные факторы рассуждения с помощью выводов выявляются в форме силлогизма.

¹⁵⁵ N. В., II. 1. 31.

¹⁵⁶ Там же.

¹⁵⁷ Pratyaksatvad anamanapravrtteh (Samkаra, D. S. V., p. 88n)

¹⁵⁸ Ghato 'jam iti vijnatum niyamah ko nv apeksate.

¹⁵⁹ N. B., I. 1. 1.

¹⁶⁰ Tattvacintamani», II. p. 2. Ср. определение вывода, данное Маникья-нанди, как sadhanat sadhyavijnanam («Pariksamukha Sutra»)

¹⁶¹ «Saptapadarthi», 146.

¹⁶² Ср. Р. M. S., 1. 2. 19. 22.23.29; III. 1. 2-3; III. 2-1, где слова purva и sesa иногда относятся к логически первичной и вторичной частям предложения или параграфа, а иногда употребляются в отношении vidhi и arhavada. Purva есть главное или первичное, a sesa - вторичное. Очевидно, что в F. M. аргумент от sesa является аргументом от последующего к главному. Возможно, что ньяя интерпретировала отношение главного к вторичному как отношение причины к действию. См. статью профессора Dhruva's «Trividham Anumanam в «Proceedings of the Oriental Conference», Poona, p. 265.

¹⁶³ Кейс думает, что такое истолкование невозможно (J. L. А., р. 88n).

¹⁶⁴ Уддьйотакара критикует пример вывода, приводимый Ватсьяяной, о движении солнца на основании его появления в различных местах в разное время, исходя из того, что мы видим только различные части солнечной орбиты, а не движение солнца. Следует отметить, что Уддьйотакара рассматривает purvavat sesavat и samanyatodrsta не как три вида вывода, а как три условия правильного вывода: 1) purvavat значит, что средний термин (hetu) должен неизменно сопровождаться его антецедентом (purva), или sadhya, или большим термином; 2) sesavat значит, что средний термин должен неизменно сопровождаться большим термином в других (sesa) случаях; 3) samanyatodrsta распадается на samanyatah и adrsfa и значит, что средний термин не должен быть общим для предиката и для отсутствия предиката (Р и не-Р, sadhya и sad-hyabhava), то есть он не должен быть слишком широким (нераспределенным.- Прим. перев.), что является ошибкой садхараны. К этим условиям добавляются еще два, как само собой разумеющиеся в конце сутры (под знаком «са»), а именно, что вывод не должен противоречить свидетельству восприятия и священного писания. Все эти пять условий должны выполняться в правильном выводе anvayavyatireki и четыре в Kevalanvayi и Kevalavyatikeki.

¹⁶⁵ Samrtyanurghito lingaparamarso 'numanam (N. V., I. 1. 5).

{mospagebreak}

VIII. СИЛЛОГИЗМ

Пятью членами силлогизма являются: 1) пратиджня, или суждение: «холм в огне»; 2) хету, или основание: «потому что он (холм) дымится»; 3) удахарана, или поясняющий пример: «все, что огненно, дымится, как например кухонный очаг»; 4) упаная, или применение (общего к данному случаю.- Прим. перев.): «а это есть холм»; 5) нигамана, или утверждение заключения: «следовательно, холм в огне» ¹⁶⁶.

Пратиджня, или суждение, формулирует в самом начале тезис, который должен быть доказан. Оно фиксирует проблему и ограничивает рассуждение. Предположение, подлежащее доказательству (тезис), контролирует процесс с самого начала, и акт вывода может лишь подкрепить и усилить предположение. Суждение есть только «предположение или просто вероятность» ¹⁶⁷. Не может быть аргумента, если мы не чувствуем необходимости знать больше (аканкша) о предположении, или гипотезе, которая выражается в пратиджне, или суждении. Суждение имеет два члена: субъект, или предмет наблюдения, который обычно бывает индивидуумом или классом, рассматриваемым как единичный объект ¹⁶⁸, и предикат, который должен быть доказан. В суждении «холм огненный» «холм» есть субъект, меньший термин, пакша, или дхармин, а «огненный» - предикат, или больший термин, садхья, дхарма, или анумея, или то, что должно быть выведено. Субъект привлекает наше внимание к какой-либо части реальности, а предикат конкретизирует субъект предположением, что он обладает свойством Р или что он включается в класс объектов, обозначаемых Р. Силлогизм должен доказать, что субъект, представленный в восприятии, обладает чертой, указанной в предикате. Связка есть речевой элемент и не является существенной частью суждения ¹⁶⁹. Суждение не должно противопоставляться прямому восприятию или свидетельству писания. Согласно Дигнаге, непонятные, противоречащие самим себе и самоочевидные суждения не могут быть тезисами ¹⁷⁰. Они не должны содержать в себе незнакомые термины, не должны противопоставляться твердо установленным истинам или субъективному убеждению говорящего ¹⁷¹. Чтобы обнаружить, правильно ли суждение, S и Р, мы обращаем внимание на меньший термин, разлагаем его на его элементы и вскрываем в нем присутствие среднего термина. Во всяком умозаключении анализ меньшего термина следует за установлением тезиса. Второй член силлогизма устанавливает присутствие в меньшем термине среднего, называемого хету, или основанием, садхана, или средства доказательства, линга, или знака. Он придает меньшему термину тот характер, который делает его субъектом заключения, или пакшадхармата. Обнаруживается, что холм дымится. Пакшата - необходимое условие вывода. Всякий холм не есть еще меньший термин, или пакша, но он становится таковым в тот момент, когда мы воспринимаем на нем дым и хотим сделать вывод, что он имеет также огонь. Если мы видим также и огонь, то он не есть пакша. Аннам Бхатта определяет пакша как субъект, в котором предикат, или то, что должно быть доказано, сомнителен ¹⁷². Пакша есть скорее суждение, чем термин. Теперь мы имеем три термина, необходимые для силлогистического вывода, а именно - меньший термин, или пакша, то есть то, о чем что-то выводится, больший термин, или садхья, то есть то, что выводится о меньшем термине, и средний термин, посредством которого выводится истинность большего термина о меньшем.

Наличие среднего термина в меньшем (пакшадхармата) не ведет еще к правильности вывода, если он не соединяется с общей связью между средним и большим терминами. Третий член силлогизма, удахарана, например: «все, что дымится, имеет огонь, как кухонный очаг», приводит нас к основанию вывода, к большей посылке. Гаутама за пример принимает простой случай, обладающий существенным свойством большего термина. Ватсьяяна, по-видимому, придерживается того же мнения. Имеется мало данных для предположения, что эти два мыслителя рассматривали пример как иллюстрацию общего правила. Они, возможно, думали, что всякое умозаключение идет от частного к частному. Определенные индивидуумы имеют такой-то признак, другой индивидуум или индивидуумы сходны с первым в других определенных признаках; следовательно, они сходны с ними и в данном признаке. Возможно, что силлогизм ньяйи развился из доказательства на основе примера, которое признает и Аристотель ¹⁷³. Скоро, однако, было осознано, что хотя часто именно так умозаключают, однако это не является логическим выводом, в котором заключение основывалось бы на посылках. Аргумент оказывается недействительным, если пример не указывает на общее правило. Сходство (садхармья) дает основание предполагать общую природу в отношении к логическим классам (саманья). Прашастапада знаком с понятием сахачарьи, или сосуществования, и приписывает его Канаде ¹⁷⁴. Позднее логика приравнивает третий член силлогизма к установлению общей связи ¹⁷⁵. Никакой вывод невозможен, если нет неразрывной связи (вьяпти) между знаком и выводимым признаком.

В «Ведантапарибхаше» говорится: «Орудием вывода является знание общей связи» ¹⁷⁶. Упоминание примера показывает, что вывод является как индуктивным, так и дедуктивным. Обобщение основывается на фактах и помогает нам в дедуктивном выведении новых истин. Вспомогательный, а не существенный характер примера подчеркивался Дигнагой. Дхармакирти считает, что пример не необходим и вводится только для того, чтобы помочь собеседнику, с которым говорят. Пример только иллюстрирует, но не устанавливает общность правила. Согласно д-ру Силу, третий член силлогизма «соединяет и согласует взгляд Милля на большую посылку как на краткую заметку для памяти о подобных уже наблюдавшихся случаях, усиленную рекомендацией распространять ее применение на ненаблюденные случаи, пользуясь при этом взглядом Аристотеля на нее как на общее суждение, которое является формальным основанием вывода» ¹⁷⁷. Примеры могут быть различных видов: однородные, или утвердительные (садхармья), где налицо и подлежащее доказательству свойство (больший термин) и основание (средний термин), как например «кухонный очаг», и разнородные или отрицательные (вайдхармья), где отсутствуют и доказываемое свойство и основание, как например «озеро» ¹⁷⁸. Дигнага добавляет к этим двум аналогичные примеры, а Сиддхасена Дивакара описывает шесть видов ошибок в однородных и шесть в разнородных примерах.

Применение является четвертым членом силлогизма. Оно утверждает присутствие или отсутствие основания, выраженного в меньшем термине. Оно - утвердительно в случае присутствия основания, как в примере: «но это холм», то есть нечто (дымящееся), и отрицательно в случае отсутствия, например: «но это не есть холм» (то есть нечто не дымящееся) ¹⁸⁵.

Заключение устанавливает, что выставленное суждение обоснованно: «следовательно, холм огненный» ¹⁸⁶. То, что было высказано как предположение в первом члене, в заключении окончательно устанавливается.

Ватсьяяна говорит, что некоторые логики считали, что силлогизм состоит из десяти членов. В добавление к пяти членам, рассмотренным выше, они присоединяли еще следующие: 1) джиджняса, или желание узнать точную истину суждения; например: является ли холм огненным во всех своих частях или только в некоторых; 2) саншая, или сомнение в отношении основания; например: не является ли то, что мы принимаем за дым, только паром; 3) шакьяпрапти, или способность примера гарантировать заключение; например; всегда ли дым сосуществует с огнем, поскольку его не бывает в раскаленном добела железном шаре; 4) прайоджана, или цель вывода, и 5) саншаявьюдаса, или устранение всех сомнений относительно связи среднего термина с большим и его присутствия в меньшем ¹⁸⁷. По мнению Ватсьяяны, эти добавочные пять членов силлогизма не нужны для доказательства, хотя они и помогают добиться ясности нашего познания. Они имеют в виду психологическую сторону процесса вывода. Джиджняса, или желание знать, является, несомненно, началом всякого познания, но, как замечает Уддьйотакара, оно не является составной частью умозаключения или доказательства ¹⁸⁸.

Вскоре пришли к убеждению, что заключение повторяет первое суждение, а четвертый член повторяет второй. Строго говоря, всякий силлогизм имеет только три члена. Говорят, что Нагарджуна первый высказал свой взгляд о трехчленности силлогизма в своей «Упаякаушалья-сутре», где он говорит, что заключение может быть выведено через основание и утвердительный или отрицательный пример ¹⁸⁹. Иногда считают, что этого взгляда держался Дигнага ¹⁹⁰. В своей «Ньяяправеше» он упоминает только три члена силлогизма, хотя третий включает в себя и утвердительный и отрицательный пример: этот холм в огне, потому что он дымится; все, что дымится, имеет огонь, как например кухонный очаг, а все, что не имеет огня, не имеет и дыма, подобно озеру. У Дигнаги третий член есть общая закономерность с подходящим примером. Дхармакирти думает, что даже третий член не является необходимым, поскольку общее суждение подразумевается уже в основании. Достаточно сказать, что холм в огне, потому что он дымится. Эта форма, соответствующая энтимеме, широко используется также и в индийских философских трактатах. Джайнские логики Маникьянанди и Девасури ¹⁹¹ придерживаются того же взгляда. Мимансаки и ведантисты признают только трехчленный силлогизм. «Ведантапратибкаша» допускает либо первые три, либо последние три члена ¹⁹².

Как Ватсьяяна, так и Уддьйотакара спорят против попытки обойтись без последних двух членов силлогизма ¹⁹³. Они согласны, что первый член силлогизма повторяется в заключении, а четвертый представляет собой соединение второго с третьим. Хотя с точки зрения логики они и не необходимы, они все же полезны в спорах, поскольку подтверждают основание и определенно устанавливают истинность суждения, выставленного в первом члене только гипотетически. Проводится различие между пятичленным силлогизмом, полезным для убеждения других (парартханумана), и трехчленным, достаточным для собственного убеждения (свартханумана). Последний (то есть трехчленный) имеет дело с выводом как процессом движения мысли и относится к науке открытия, тогда как первый (то есть пятичленный) имеет дело с доказательством Гаутама и Канада ясно не упоминают об этом различии, тогда как позднейшие логики допускают его ¹⁹⁴. Прашастапада различает вывод для себя (сванишчитартха) и вывод для других (парартха) ¹⁹⁵. Вывод для других (парартханумана) имеет скорее характер формальной экспозиции. Мы видим холм и сомневаемся, есть ли на нем огонь или нет. Заметив дым, мы вспоминаем связь между огнем и дымом и заключаем, что на холме должен быть огонь. Когда же мы хотим передать эту мысль другим, мы употребляем пятичленную форму ¹⁹⁶.

Адвайта доказывает, что не существует такого явления, как вспоминание среднего термина. Действующей причиной вывода является знание всеобщей связи; мы вспоминаем ее и выводим заключение ²⁰⁰. Это положение направлено, по-видимому, против того взгляда, что мы прежде всего имеем акт восприятия, затем акт вспоминания и уже затем акт вывода. Адвайта пытается доказать, что акт вывода не является соединением двух суждений, а представляет собой единый процесс (вьяпара), в котором воспринятый элемент (меньшая посылка) действует совместно с оживленным в памяти общим принципом (большая посылка). Эти два элемента не являются самостоятельными состояниями мысли и действуют в процессе вывода не как определенные и самостоятельные ступени. В противоположность этому взгляду наяйик, являющийся больше логиком, чем психологом, доказывает, что для вывода необходим акт синтеза этих двух элементов.

Дигнага поднимает интересный вопрос о природе вещи, являющейся объектом вывода. Мы не выводим огонь из дыма, поскольку он не представляет собой нового знания. Мы уже знаем, что дым связан с огнем. Нельзя также сказать, что мы выводим отношение между огнем и холмом, поскольку отношение предполагает две вещи, тогда как в выводе мы имеем только одну вещь - холм, так как огонь не воспринимается. То, что выводится, не есть ни огонь, ни холм, а огненный холм ²⁰¹. Заключение есть суждение.

Наяйик не придавал большого значения различным положениям, в которых может оказаться средний термин. Он рассматривал модус Barbara как типичный для всякого силлогистического умозаключения. Использование положительных и отрицательных случаев склоняло его к тому, чтобы рассматривать утвердительные и отрицательные общие суждения как взаимно предполагающие друг друга. Всякий вывод, строго говоря, поддерживается с обеих этих сторон ²⁰². Индийская логика практически пользуется только одной фигурой и одним модусом. Из знания, что субъект обладает некоторым признаком и что этот признак неизменно сопровождается свойством, наличие которого мы хотим установить, мы выводим, что субъект имеет это свойство. Принцип этого вывода выражается в терминах сопутствия признаков. Если его перевести в термины отношения классов, то мы получим dictum de omni et nullo. Все, что можно утверждать о всем классе, можно утверждать и о каждом индивидууме, принадлежащем к этому классу. Детальные различия фигур и модусов не необходимы для правильного мышления, хотя они и представляют собой хорошую тренировку для мышления ²⁰³. Аристотель признал, что последние три фигуры ²⁰⁴ могут быть сведены к первой. Ньяя даже в первой фигуре признает только модус Barbara. Модусы Darii и Ferio ньяйей не употребляются, потому что заключение в этих модусах относится всегда к частным объектам и различия между общим и частным не возникает. Это различие только относительное, так как то, что является общим в отношении к более ограниченному классу, является частным по отношению к более общему. Меньший термин в силлогизме ньяйи всегда есть индивидуальный объект или класс и, таким образом, является общим, а не частным. Заключение о «некоторых» случаях не дает нам определенных указаний об индивидуальных случаях. Модус Celarent легко получается из модуса Barbara. Аристотель признавал, что все его модусы могут быть сведены к первым двум модусам первой фигуры, а эти два взаимозаменимы, если мы знаем, что все суждения соотносительны (утвердительное предполагает отрицательное и наоборот).

Анализ процесса умозаключения очень сходен с силлогистическим анализом Аристотеля. Даже пятичленная форма силлогизма имеет только три термина, а трехчленный силлогизм имеет три суждения, которые соответствуют заключению, меньшей и большей посылкам Аристотеля. Имеются попытки объяснить это поразительное сходство теорией взаимного влияния. Д-р Видьябхушан говорит: «Нет ничего невозможного в том, что знание логики Аристотеля проникло в Таксилу через Александрию, Сирию и другие страны. Я склонен думать, что учение о силлогизме развилось не из учения индийской логики о выводе, но что индийский логик обязан идеей силлогизма влиянию Аристотеля» ²⁰⁵. Всякие ученые профессора полагают, что искусство силлогизма «заимствовано», тогда как учение о выводе - местного происхождения. Профессор Кейс пишет: «В логическом учении на его ранних стадиях нет основания подозревать греческое происхождение силлогизма: силлогизм Гаутамы, как и Канады, очевидно, местного происхождения, но в слаборазвитой форме. Только у Дигнаги вместо умозаключения по аналогии появляется полное учение о неизменном сосуществовании как основе вывода; и не будет безрассудным высказать предположение, что в этом случае могло действовать греческое влияние» ²⁰⁶. Он подкрепляет это предположение ссылкой на то, что Арьядэва, живший почти на два столетия раньше Дигнаги, знал греческую астрологию. Это обстоятельство, как и признаваемое влияние Аристотеля на индийскую теорию драмы, имеющуюся в «Бхарата шастре», делает вероятным существование какого-то культурного общения между Индией и Грецией. Иногда говорят, что, наоборот, на Аристотеля повлияла индийская теория, которую сообщил ему Александр Македонский, имевший, как говорят, беседы с логиками Индии. Существует очень мало положительных указаний на прямое влияние, и если мы вспомним, что силлогистические типы умозаключений встречаются даже в доаристотелевских трудах индуистских и буддистских мыслителей ²⁰⁷, то теория «заимствования» из Греции становится маловероятной. Можно повторить слова Макса Мюллера, что «мы должны также и здесь допустить существование непреднамеренного совпадения в значительно большей степени, чем склонны были это делать наши предшественники. Мы никогда не должны забывать, что то, что оказалось возможным в одной стране, возможно также и в другой» ²⁰⁸. Этот взгляд еще более укрепится, если мы примем во внимание существенные различия между греческим и индийским силлогизмами. В анализе умозаключения в греческой логике весьма мало что соответствует примеру, который индуистские мыслители рассматривали как необходимый элемент при установлении всеобщей связи. Не трудно понять, что основанием вывода является общая связь, ибо пример представляет собой соответствующее воплощение этой связи.

¹⁶⁶ N. S., I. 1. 32. Ср. названия, даваемые Прашастападой Р (Р. Р., р. 233) пратиджня, ападеша, нидачшана, анусандхана и пратьямная. Это различие в терминологии наводит на мысль о независимом развитии логических взглядов в системе вайшешика. Ватсьяяна указывает, что силлогизм содержит элементы, привносимые различными праманами. Первый - словесный, второй - выводной, третий - перцептивный, четвертый - основанный на аналогии, а заключение предполагает, что все они имеют отношение к одному и тому же вопросу (N. В., I. 1. 1.).

¹⁶⁷ N. В., I. 1. 39.

¹⁶⁸ N. S., II. 2. 66.

¹⁶⁹ См. «History of Indian Logic», p. 290. См. также Р. Р., р. 234 и V. S., III. 1. 15.

¹⁷⁰ То же.

¹⁷¹ См. также Р. Р., р. 234; V. S., Ill, 1. 15.

¹⁷² «Tarkasamgraha», 49 и 51. Samdigdhasadhyavan parksah.

¹⁷³ Ср.: Война Афин против Фив была злосчастной потому, что это была война против соседей, каковой была и война Фив против Фокиды.

¹⁷⁴ Р. Р., р. 205.

¹⁷⁵ Vyaptipratipakanam udaharanam («Tarkasamgraha dipika»). 46.

¹⁷⁶ Anumitikaranam ca vyaptijnanam, II.

¹⁷⁷ «The Positive Sciences of the Ancient Hindus», p. 252.

¹⁷⁸ N. В., I. 1. 36 - 37.

¹⁷⁹ Р. Р., р. 200

Дхармакирти думает, что если средний термин не присутствует в тех вещах, в которых выводимое присутствует, и отсутствует во всех вещах, в которых выводимое отсутствует, то вывод обладает сомнительной ценностью. Сиддхасена Дивакара определяет средний термин как «то, что может иметь место не иначе, как в связи с большим термином». Дым не может возникнуть ни от чего иного, кроме как от огня.

¹⁸⁰ Первые три упоминаются Дхармакирти и Дхармоттарой. См. «Nyayabindu», p. 104, а также Laugaksi Bhaskara, Tarkakaumudi, p. 12, Bombay ed.

¹⁸¹ Следует иметь в виду, что отрицание проникаемого становится проникающим в отрицательном случае вьяпти, а отрицание проникающего становится проникаемым. См. S. V., Anumana, p. 121.

¹⁸² «Tarkasamgraha», 48. Это различение принимается Уддьйотакарой и Гангешей. Ср. с этим классификацию выводов в джайнских канонических работах: 1) Это есть, потому что есть то. Есть огонь, потому что есть дым. 2) Этого нет, потому что есть то. Холода нет, потому что есть огонь. 3) Это есть, потому что нет того. Холод есть здесь, потому что нет огня. 4) Этого нет, потому что нет того. Здесь нет мангового дерева, потому что здесь вообще нет деревьев.

¹⁸³ II.

¹⁸⁴ Вьяпти (или общее) может быть как утвердительным (анвая), так и отрицательным (вьятирека), и первое (утвердительное) может в свою очередь быть двух видов: самавьяпти (эквивалентное сосуществование), где М и Р - равнозначащи, как в случае: «все производимое - не вечно», и вишамавьяпти (не эквивалентное сосуществование), где два термина не являются равнозначащими. Все случаи дыма суть случаи и огня, но не vice versa.

¹⁸⁵ N. S., I. 1. 38.

¹⁸⁶ N. S., I. 1. 39.

¹⁸⁷ N. S., I. 1. 32. Это служит указанием на то, что форма силлогизма развивалась из практики и традиций искусства спора. Бхадрабаху, джайнский логик, дает другой список десяти членов силлогизма, а именно: 1) пратиджня, или суждение; 2) пратиджня вибхакти, или ограничение суждения; 3) хету, или основание; 4) хетувибхакти, или ограничение основания; 5) випакша, или противоположное суждение; 6) випакшапратишедха, или отрицание противоположного суждения; 7) дриштата, или пример; 8) аканкша, или сомнение относительно действительности примера; 9) аканкшапратишедха, или устранение сомнений: 10) нигамана, или заключение («Dasavaikalikaniryukti, р. 74, Nirnayasagar edition). Бхадрабаху применяет здесь двойной метод доказательства. Когда посредством умозаключения доказывается невечность звука, противоположное суждение отрицается посредством утверждения. Если бы звук был вечен, он не был бы производимым. Это гипотетическое умозаключение подкрепляет прежний вывод, хотя само по себе не имеет большой силы. Сиддхасена Дивакара в своей «Nyayavatara» сводит силлогизм к пяти членам. Анантавирья, комментируя этот труд (13), говорит, что лучшая форма силлогизма - это силлогизм, состоящий из десяти членов, средняя - из пяти и худшая - из двух.

¹⁸⁸ N. V., I. 1. 32.

¹⁸⁹ «History of Indian Logic», p. 119.

¹⁹⁰ Suguira, Hindu Logis as preserved in China and Japan, Ui, Vaisesika Philosophy, p. 82, п. 2.

¹⁹¹ «Pramananayatattvalokamkava», p. III.

¹⁹² II. Варадараджа в своей «Tarkikavaksa (p. 82) ссылается на взгляд мимансы о трехчленности силлогизма и на буддистский взгляд о двухчленности силлогизма. «Matharavrtti» знает о трехчленном силлогизме parksa, hetu и drstanta.

¹⁹³ N. В., I. 1. 39, N. V., I. 1. 39.

¹⁹⁴ Дигнага, Прашастапада, Дхармакирти, Сиддхасена, Дивакара, Маникьянанди. Девасури, Бхасарваджня, Гангеша и др. признают это различие.

¹⁹⁵ Р. Р., р. 231. Ср. с этим отличение Дхармоттары jnanatmaka от sadhatmaka («Nyayabindutika», р 21) и различение Шивадитьи между artharupatva и sabdarupatva («Saptapadarthi», 154).

¹⁹⁶ «Tarkasamgraha», p. 45.

¹⁹⁷ «Tattvacintamani»; II; р 2 «Bhasapariccheda» и «Siddhantamuktavali», рр. 66, 68.

¹⁹⁸ «Tattvacintamani» II р 2.

¹⁹⁹ Vyaptivisistapaksadharmatajnanam «Tarkasamgraha», p. 44), См. «Bhasapariccheda», p. 66; «Tattvacintamani», II, 2: Janakinatha, Nyayasiddhantamanjari, pp. 86 - 87, Pandit ed.

²⁰⁰ «Vedantaparibhasa».

²⁰¹ Цитаты из Дигнаги в N. V. Т. Т., N. S., I, 1. 5; в «Vedantaparibhasa»-(II) говорится, что холм воспринимается, а огонь выводится.

²⁰² Если есть А, то есть и В. Если нет В, то нет и А. Дхармакирти, соглашаясь, что все аргументы могут быть выражены в утвердительной или отрицательной форме, если они основаны на сходстве (садхармья) и несходстве (вайдхармья), думает все же, что некоторые аргументы естественно принимают последнюю (то есть отрицательную) форму.

Все объекты, присутствующие здесь и сейчас, воспринимаются.

Кувшин не воспринимается.

Следовательно, кувшин не присутствует здесь и сейчас.

Это - модус Camestres.

²⁰³ Гомперц говорит: «С громадным напряжением оригинальной мысли Аристотель исследовал формы вывода, отделил их друг от друга и проанализировал их разветвления. И вот во всех своих многочисленных трудах, открывающих целые области доступного в то время знания, он практически не использует модусы и фигуры силлогизма. Он даже не воздерживается от признания, что все это огромное богатство форм может быть сведено без ущерба для практики к немногим основным. Мы можем добавить, что последующие исследования, хотя они в огромной степени развили и изощрили свои средства исследования, только подтверждают мнение Аристотеля, что фигуры и модусы силлогизма остались коллекцией ненужных диковинок, сохраняемых историей науки, но никогда наукой практически не используемых» («Greek Thinkers», vol. IV. pp. 44 - 45). См. также Н. N. Randle, A Note on the Indian Syllogism», «Mind», October, 1924.

²⁰⁴ Здесь автор допускает неточность. Аристотель признавал только три, а не четыре фигуры. Модусы так называемой четвертой фигуры он считал обращением модусов первой фигуры и не выделял их в особую фигуру. Это было сделано уже после Аристотеля - Прим. перев.

²⁰⁵ «Nistory of Indian Logic», p. XV.

²⁰⁶ I. L. A., p. 18.

²⁰⁷ «History of Indian Logic», p. 500, n. I, Appendix B.

²⁰⁸ S. S., pp. 385 - 386.

{mospagebreak}

IX. ИНДУКЦИЯ

Вывод претендует на то, чтобы выражать истину о реальности, и это притязание не может иметь под собой почвы, если две посылки не являются истинными. Меньшая посылка есть результат восприятия, а большая приводит нас к проблеме индукции.

Как мы получаем большие посылки? Наяйик дает нам различные ответы на этот вопрос. Он говорит о перечислении, интуиции и непрямом доказательстве. Силлогизм имеет в виду пример наряду с общим правилом. Но пример может быть достаточным для иллюстрации правила, но не может сам по себе установить всеобщую связь. Вполне возможно неизменное существование дыма с огнем в кухонном очаге или на жертвеннике, но из этих примеров мы еще не можем вывести заключение «огонь на холме» только потому, что мы увидели на холме дым, если мы не установим неизменного сосуществования всех случаев дыма со всеми случаями огня. Если мы наблюдаем дым и огонь в большом количестве случаев, дело обстоит уже лучше. Бхуйо даршана, или частота опыта, не имеющая какого-либо исключения (авьябхичарита сахачарья) помогает нам формулировать общее правило. Недостаточно еще, если мы наблюдаем дым везде, где есть огонь; мы должны также обратить внимание и на то, что дыма не бывает там, где нет огня. Необходимы как совпадение в присутствии, так и совпадение в отсутствии ²⁰⁹. Если непрерывное совпадение (ниятасахачарья) подкрепляется отсутствием исключений (авинабхаварупасатбандха), мы имеем безусловное сосуществование, которое исключает упадхи, или случайные условия ²¹⁰. Дым не всегда бывает там, где есть огонь. Раскаленный железный шар не дает дыма. Только огонь, поддерживаемый сырым топливом, горите дымом. Связь огня с дымом, таким образом, обусловлена, тогда как связь дыма с огнем является безусловной. Общее суждение: «все случаи огня суть случаи дыма» - неприемлемо, тогда как суждение «все случаи огня от сырого топлива суть случаи дыма» - приемлемо. Условие не обязательно является дефектом, ибо оно приводит к ошибке только тогда, когда его упускают из виду. Где можно подозревать наличие условий, там необходимо исследовать сопровождающие обстоятельства и показать, что сосуществование имеет место даже тогда, когда предполагаемое условие отсутствует. Положительные случаи опровергают возможность условий, поскольку они показывают, что средний и больший термины присутствуют, хотя все остальное еще отсутствует. Отрицательные же случаи поддерживают возможность условий тем, что показывают, что средний и больший термины отсутствуют даже тогда, когда все другие существенные обстоятельства не отсутствуют. Позднее логика особенно подчеркнула роль отрицательных случаев и даже определила «вьяпти» как то, что выявляет полную адекватность знака с обозначаемой вещью» ²¹¹. Наяйик требовал, чтобы дисциплинированный ум контролировал свою фантазию и беспрекословно подчинялся фактам. Точные объяснения с помощью экспериментальных методов возможны только с развитием экспериментальных наук. При отсутствии же таковых взгляды индийского логика на научный метод не представляют большого интереса. Наяйик имел представление об общей проблеме индукции и методе тщательного наблюдения фактов природы, посредством которого получаются общие суждения.

Природа не всегда предоставляет нам положительные и отрицательные случаи нужного рода, чтобы помочь нам установить истинность или ложность тех или иных теорий. Наяйик говорит, что мы можем пользоваться методом тарки, или непрямого доказательства, чтобы получить отрицательную достоверность. Если общее суждение, например «везде, где есть дым, есть и огонь», неверно, тогда должно быть верным противоречащее ему суждение: «иногда дым не сопровождается огнем». Другими словами, огонь не есть неизменный антецедент дыма. Но мы не можем отрицать, что огонь есть причина дыма. Таким образом, тарка используется, чтобы усилить общее суждение, основанное на положительных случаях непрерывного совпадения. Она является также и способом проверки гипотезы ²¹².

Выявляя абсурды, которые получаются, когда мы отрицаем выставленную гипотезу, непрямое доказательство помогает подтверждению гипотезы. Оно показывает, что никакая другая гипотеза не способна объяснить факты ²¹³.

Тарка только помогает эмпирическому методу индукции, который не может дать нам общих суждений. Даже если мы наблюдаем все возможные случаи и усиливаем наше заключение методом непрямого доказательства, мы все же не достигаем абсолютной достоверности в отношении общих суждений. Поскольку они основываются на ограниченном наблюдении, эти суждения не обладают силой необходимости. Перечисленные общие суждения только вероятны, но не достоверны. Хотя и верно, что знание общего возникает из чувственного познания частных случаев, все же нельзя сказать, что познание общего целиком сводится к этим чувственно воспринимаемым частностям, поскольку общее выходит за пределы всех и всяких частных случаев.

Даже собирательные суждения предполагают знание общего. Мы не подсчитываем все случаи, а берем только те, которые обладают признаками рода, дающими им право на место в группе. Таким образом, даже метод перечисления не может действовать без восприятия общего. Древняя ньяя утверждает, что мы можем обнаружить общее посредством восприятия. Гангеша признает, что в восприятии общего (саманьялакшана) участвует нечувственная способность, которую он считает разновидностью алаукика пратьякша, или нечувственной интуицией ²¹⁴. Во всяком случае, ясно, что вовсе не необходимо производить исчерпывающее рассмотрение случаев. Через восприятие дымности вообще мы познаем все случаи дыма. Посредством саманьялакшана-пратьясатти мы познаем общее в огне и дыме и постигаем их неизменную связь. Таким образом, посредством анализа даже одного случая мы можем обнаружить общую связь, и то, что верно относительно этого одного случая, может быть распространено на все члены класса, поскольку существует тождественная природа многих случаев. То, что оказывалось истинным однажды, является истинным всегда. Когда мы говорим «дым», мы не имеем ввиду всех случаев дыма, а только значение дыма. Значения дыма и огня связаны во вьяпти как вьяпья - проникаемое и вьяпака - проникающее. Множественность случаев необходима не потому, что мы абстрагируем общую связь из этих случаев, а потому, что связь не проступает вполне ясно в единичном случае. Люди, обладающие исключительной способностью различения, могут выявить общую связь даже в небольшом числе случаев. Общая связь открывается, а не создается. С помощью акта мысли, осуществленного на единичном случае, мы можем получить общую связь. Если общая связь не дается нам в самом суждении, то и повторение похожих случаев не может создать ее. Она дается субъекту, а не конструируется разумом. То, что выходит за рамки чувственного восприятия, не выходит за границы опыта. Методическое наблюдение и эксперимент только подтверждают то, что постигается интуицией иногда даже на основе единичного случая. Каждое явление природы содержит в себе самом отношение или закон, в соответствии с которым оно осуществилось. Только интуиция помогает нам отличить существенные черты данного явления от его случайного сопровождения. Общие суждения представляют собой связь содержания. Если животные с малым количеством желчи долго живут, то это не потому, что человек, лошадь и мул, имеющие мало желчи, долговечны, а потому, что существует необходимая связь между обладанием малым количеством желчи и долгой жизнью. Значение силлогизма ньяйи лучше всего выявляется, если мы придадим ему условнокатегорическую форму. Если есть А, то есть и В. А есть, следовательно, есть и В.

С этой точки зрения вопрос о том, каким образом дедуктивное умозаключение дает нам в заключении больше того, что содержится в его посылках, встает в новом свете. Общие принципы не являются перечислительными суждениями, и связи, которые управляют частными случаями, столь же реальны, как и сами частные случаи. Когда мы выводим частную истину из общего суждения, то в одном отношении заключение выходит за пределы посылки, хотя и содержится в ней с точки зрения другого отношения. Но если общие связи реальны и требуют только интуитивного восприятия, каким образом получается, что например, влюбленные и лунатики упускают значение тех общих принципов, которые стоят перед глазами ученых и философов? Нелегко также объяснить тот факт, что наши обобщения иногда бывают ошибочными. Связи неправильно познаются в ошибочных индукциях. Их не всегда должным образом отличают от неограниченного множества частных случаев. Сложность реального мира делает различение связей трудным делом. Под влиянием страсти и предубеждения, инерции и умственной лености мы принимаем за истинные на самом деле ложные суждения. В этом смысле даже отдельные восприятия могут быть ошибочными Интуитивно воспринятые индуктивные принципы становятся более убедительными, когда они применяются к новым частным случаям, то есть когда мы переходим от индуктивной к дедуктивной стадии рассуждения. Как мы увидим, истинность общих связей, как и истинность всякого другого знания, должна устанавливаться с помощью других форм познания. Интуиция, не подкрепленная эмпирической проверкой, это только гипотеза. Одна чистая интуиция приносит мало пользы. Полнота же эмпирического материала - неосуществимый идеал Интуиция и эмпирическое познание должны помогать друг другу. Общий принцип содержит в себе необходимость, даже если он улавливается нами только в связи с каким-либо эмпирическим фактом.

Взгляд ньяйи на вьяпти связан с признанием того, что общее является фактором реальности ²¹⁵ и что общие связи реальны ²¹⁶ Чарваки; являющиеся материалистами, отрицают возможность общих связей и поэтому оспаривают значение вывода. Буддисты рассматривают общие суждения как идеальные конструкции, а не как реальные связи и отношения. Общее есть только название, а тождество - фикция В буддистской книге «Саманьядушанадикпрасарита» критикуется теория, что мы воспринимаем общее как реальное. Мы видим пять пальцев на руке, но не видим шестого общего, который столь же нереален, как и рог на голове человека ²¹⁷. Хотя строгое истолкование этого взгляда приводит к признанию невозможности вывода, буддисты все же признают его значение для практических целей и различают разные виды общих связей. Средний термин может быть связан с большим посредством тождества (свабхава, тадатмья), причинности (тадутпатти) или отрицания (анупалабдхи). Согласно буддистам, выходит, что наши выводы бывают или утвердительными, или отрицательными, а утвердительные - либо аналитическими, либо синтетическими ²¹⁸. Мы делаем вывод типа тадатмья, или анализа, тождества, или сосуществования, когда говорим, что «это - дерево, потому что это - вид сосны». Мы делаем вывод типа тадутпатти, или синтеза, причинности или следования, когда говорим «есть огонь, потому что есть дым». Вывод типа анупалабдхи, или невосприятия, получается, когда мы выводим отсутствие кувшина из того, что он не воспринимается. Общие связи выводятся не из наблюдения фактов, а из априорных понятий о тождестве в сущности и о причинной необходимости. Буддисты признают общее значение принципов причинности и тождества, поскольку невозможно жить, не признавая их Согласно Дигнаге, познание не выражает реальных связей объективного мира ²¹⁹. Связи явления и сущности, качества и предмета, из которых мы извлекаем заключения, привносятся мыслью Связи имеют только логическую природу.

Вачаспати подвергает взгляды буддистов придирчивой проверке. Он пишет, что закон причинности, в понимании буддистов, будет удовлетворителен, если мы появление дыма в случае огня припишем действию какого-то невидимого демона (пишаса) Также нет никакой необходимости в том, чтобы одно и то же следствие имело одну и ту же причину. Если причина есть то, что предшествует следствию, тогда она не одновременна с ним. Из восприятия дыма мы можем вывести не наличие огня в настоящем, а только наличие его в прошлом, до дыма. Если две вещи тождественны, тогда восприятие одной означает восприятие и другой и тогда нет никакой нужды в выводе. Вачаспати и Джаянта доказывают, что отношение между сосной и деревом не есть отношение тождества, поскольку не все деревья являются соснами . Буддист не говорит нам, откуда он берет сами принципы причинности и тождества сущности. Имеется много случаев сосуществования, которые не могут быть сведены к причинности или тождеству. Наяйик подводит под вьяпти не только причинные и родо-видовые отношения, но также и все эквивалентные отношения, как например: «все рогатые животные имеют раздвоенные копыта».

²⁰⁹ Sahacaryajnana, Vyabhicarajnanaviraha («Tarkasamgraha dipika», 45).

²¹⁰Удаяна определяет условие, или упадхи. как предмет, который сообщает свое свойство другому объекту, близкому к нему (upa samipavartim adadhati samkramayati, skiyam dharmam ity upadhih). Красный цветок, который придает помещенному над ним кристаллу вид рубина тем, что отрицает в нем свою собственную красноту, есть упадхи. Ср. определение Варадараджи: sadhanavyapakah, sadhyasamavyapta upadhayah («Tarkikaraksa», p. 66). Полноценное общее должно быть свободно от всех условий (нирупадхика}, как возникающих сами по себе (шанкита), так и тех, которые выставляются противником в споре (самаропита). См. также Vасaspati, N. V, Т. Т., I. 1.1. В логике, согласно Удаяне. упадхи есть: 1) то. что постоянно сопровождает средний термин, 2) то, что им сопровождается, и 3) то, что не всегда сопровождает больший термин. Четыре вида упадхи признаются в «Tarkadipika». См. Athalye, Tarkasamgraha, p. 317.

²¹¹ Рассмотрев несколько определений «вьяпти», Гангеша заключает, что «неизменное сосуществование есть соприсутствие среднего термина с большим, роль которого - не в дополнении к этому абсолютному существованию и который пребывает в одном и том же месте со средним термином, но в различных местах по отношению к этому состоянию взаимозаполнения». (Tattvacintamani, II). См. «History of Indian Logic», p. 424.

²¹² N. S., I. 1. 31.

²¹³ «Правильная гипотеза должна удовлетворять следующим условиям: 1) гипотеза должна объяснять факты; 2) она не должна противоречить каким-либо наблюденным фактам или установленным обобщениям; 3) не следует до пускать никакого ненаблюденного фактора, если можно удовлетворительно объяснить факты факторами наблюденными: 4) когда борются две соперничающие гипотезы, необходим решающий факт или опыт; отсутствие такого опыта мешает признанию любой из них; 5) из двух соперничающих гипотез предпочтение должно быть отдано более простой, то есть той, в которой саеteris paribus (при прочих равных условиях) меньше предположения; 6) из двух соперничающих гипотез предпочтение должно быть отдано той, которая непосредственно или ближайшим образом связана с предметом, а не той, которая менее тесно связана с ним; 7) гипотеза, которая удовлетворяет перечисленным условиям, может быть обоснована до того как станет установленной теорией» (Seal, The Positive Sciences of the Ancient Hindus, p. 288).

²¹⁴ Ср. с этим аристотелевское познание общего посредством нуса, следующее за восприятием относящихся к общему частностей. Перечисление случаев, даже если оно полное, не может привести к абсолютной достоверности, если оно не поднимается выше случайности содержания (Аристотель, Вторая аналитика, I. 5).

²¹⁵ Samanyasya vastubhutatvat («Tarkabhasa», p. 31, Poona ed.)

²¹⁶ Svabhavikas tu sambandho vyaptih (p. 35).

²¹⁷ Keith, Buddhist Philosophy, p. 233. Ср. взгляд Беркли на абстрактные идеи в его «Priciples of Human Knowledge», Introduction, p. 13.

²¹⁸ «Nyayabindu», III.

²¹⁹ См. «Nyayakandali», p. 207. Вачаспати цитирует из Дигнаги: «Sarko'yam anumananumeyabhavo buddhyarudhena, dharmadharmibhavena na bahissadasattvam apeksate» (N. V. Т. Т., I. 1. 5).

²²⁰ «Nyayamanjari», p. 114; N, V. Т. Т., I. 1. 5.

²²¹ Прашастапада упоминает, что непричинное сосуществование, как например: «появление луны указывает на прилив в море и на раскрытие цветка водяной лилии», включается в вьяпти (Р. Р., р. 205).

{mospagebreak}

X. ПРИЧИНА

Как и все общие принципы, закон причинности для наяйика является самоочевидной аксиомой, познаваемой интуитивно и подкрепляемой опытом. Наблюдаемые причинные отношения подтверждают этот принцип, с которого начинается всякое исследование. Причина есть то, что неизменно предшествует следствию и не только просто сопровождает его, но необходимо вызывает. Это - предшествующий член связи следования явления, обстоятельство, которое во всех случаях неизменно имеет место непосредственно перед чем-то другим. Но простого предшествования еще недостаточно ²²². Это должно быть необходимым предшествованием.

Аньятхасиддха есть антецедент, который не связан причинно со следствием, хотя и соединяется с ним. Вишванатха ²²³ упоминает различные виды таких причинных антецедентов. Мы можем указать на пространственное положение объекта пальцем. Это указывание пальцем, хотя и может всегда присутствовать, не связано причинно с восприятием пространственного положения. Гончарная палка есть безусловный антецедент, хотя цвет этой палки не имеет отношения к ее функции. Звук, производимый ее движением, есть побочное следствие. Вечные и всепроникающие субстанции, которые нельзя ввести или удалить по усмотрению, не являются безусловными антецедентами. Условие условия, как например отец гончара, не имеет отношения к производству горшка Нас касаются только непосредственные антецеденты. Побочные следствия той же причины иногда смешиваются с настоящей причиной и настоящим следствием. Обычная причина, заключающаяся в тяготении, вызывает и поднятие и падение чашек весов. Когда эти побочные следствия следуют одно за другим, опасность принятия предшествующего побочного следствия за причину последующего очень велика. Все, что не связано необходимым образом с производимым следствием, не является его безусловным антецедентом, Причину нельзя смешивать с побочными, косвенными и случайными сопровождениями ²²⁴. Считается, что причина не может произвести следствие, если имеются противодействующие силы. Иногда в определение причины вводят пратибандхака-абхаву, или отсутствие противодействующих факторов. Кешава Мишра определяет причину как такой необходимый антецедент, который не устраняется при появлении чего-нибудь другого. Причиной ткани являются нити, а не их цвет, который есть причина цвета ткани, а не ее самой.

Нельзя сказать, что вещи причинно связаны между собой, если между ними нет положительно-отрицательного (анваявьятиреки) отношения, то есть такого, где наличие причины означает и наличие следствия, а отсутствие причины означает и отсутствие следствия. Причинные отношения эквивалентны и обратимы. Они являются не таинственными силами, а устанавливаются на основании эмпирических единообразных и не имеющих исключений следований ²²⁵. При этом необходимо тщательное наблюдение фактов. Удаяна говорит: «Мы должны старательно прилагать свои усилия, чтобы установить некоторые ограничения через определение постоянных ограничений и разделений» ²²⁶. Природа ставит нас перед сложным сплетением деталей, из которых наш разум выбирает последовательность А - В, оставляя в стороне многие не имеющие отношения к ней детали, образующие в целом поток действительных явлений. Мы должны обнаружить, происходит ли исчезновение следствия в результате исчезновения предполагаемой причины. Во всем этом исследовании необходимо тщательно следить, чтобы никакое другое условие не изменялось. Безусловность антецедента не может быть установлена без привлечения двойного метода различения, используемого в буддистском учении о панчакарани ²²⁷.

Причинные отношения не выводятся на apriori a posteriori. Они являются не стоящими перед нами фактами, а построениями разума, основанными на фактических данных. Сказать, что А есть причина В, значит выйти за пределы чувственных данных и познать закон следования. Причинность есть не просто следование явлений, а связь элементов. Но элементы даны в чувственном опыте, и их связь не дана.

Всякая попытка причинного объяснения становится бесполезной, если допустить множественность причин. Если бы доктрина множественности причин оказалась научно правильной, тогда вывод перестал бы быть действительным средством познания ²²⁸. Если мы видим, что повысился уровень воды в реке, мы не можем сделать вывод, что это произошло от выпавших дождей. Это могло произойти и от какого-либо затора или запруды. Если мы видим, что муравьи уносят свои яички, то это можно объяснить разрушением их гнезд, а не обязательно приближением дождя. То, что мы принимаем за крик павлина, еще не обязательно означает, что собираются тучи, так как в конце концов может оказаться, что кто-нибудь имитирует крик павлина. Ньяя полагает, что нет множественности причин и есть только одна причина для одного следствия. Видимость множественности происходит от неправильного анализа. Множественность исчезает, если следствие достаточно ограничено и выявлена его специфика. Повышение уровня воды в реке от дождя отличается от повышения уровня воды, вызванного частичной запрудой. Первое сопровождается быстрым течением, наличием обильной пены, массы фруктов и листьев. Образ действий муравьев, когда они уносят свои яички перед дождем, сильно отличается от их действий, когда разрушены их гнезда. Крик павлина с уверенностью можно отличить от имитации его человеком. Если мы будем рассматривать следствие со всеми его отличительными признаками (карьявишеша), то увидим, что оно имеет только одну специфическую причину (каранавишеша). Если мы берем следствие абстрактно, мы должны и причину рассматривать так же абстрактно. Вачаспати и Джаянта говорят, что нужно учитывать всю совокупность причин, и тогда видимость множественности исчезает. Некоторые логики, однако, признают что различные возможные причины одного и того же следствия обладают общей силой или действием (атирикташакти). Мы можем принять множественность причин, только если откажемся от научного способа исследования. В этом случае, как говорит более поздняя ньяя, поскольку можно заподозрить в каком-либо случае более чем одну причинную совокупность (aggregate), следствие является знаком не любой из отдельных причинных совокупностей, но одной или другой из них. Если мы уверены в отсутствии следствия, тогда мы должны быть уверены в отсутствии не одной какой-либо причины, а всех. В этом смысле причиной будет или одна, или другая из возможных причинных совокупностей, при наличии любой из которых следствие наступает неизменно и безусловно. Определяющим признаком причины (каранатаваччхедака) является не что иное, как наличие одной или другой из возможных причинных совокупностей.

Различаются разные виды причин ²²⁹. Материальная (упадана) причина есть вещество, из которого возникает следствие, например нити являются материальной причиной ткани или глина - причиной кувшина ²³⁰. Нематериальная или неприрожденная (асамавайи) причина есть такая причина, которая присуща материальной причине и действие которой хорошо известно. Соединение нитей (саньйога) есть нематериальная причина. Нити, если они не соединены должным образом, остаются в пучке и не создают ткани. Цвет нитей есть также нематериальная причина, поскольку хорошо известно его действие в создании цвета ткани. В то время как материальная причина есть субстанция, нематериальная причина есть качество или действие ²³¹. Теория атомизма ньяйи сводит все изменения в физическом мире к соединению и разъединению частей. Последние составляющие вещество элементы практически остаются теми же самыми, хотя порядок плана целого, в которое они входят, изменяется каждое мгновение. Действующая (нимитта) причина отличается от предшествующих. Она относится к движущей силе, благодаря которой создается следствие, или к средствам, благодаря которым оно производится. Гончар есть действующая причина кувшина, тогда как его палка и колесо являются средствами (сахакари) ²³². Эти три вида причин соответствуют материальной, формальной и действующей причинам Аристотеля. Само следствие можно рассматривать как конечную (целевую) причину Аристотеля.

Иногда причина, которая производит следствие непосредственно, называется карана и определяется как особая причина ²³³. Согласно Кешава Мишре она является причиной par excellence ²³⁴. Из всей совокупности причин основной причиной является та, которая производит следствие непосредственно ²³⁵. В акте восприятия и познающий и объект познания необходимы, хотя главной причиной, или караной, является чувственный контакт. Нилакантха определяет карану как причину, без которой желаемое следствие не может быть произведено ²³⁶. Палка гончара есть инструментальная причина кувшина. Палка в лесу не есть причина. Она становится причиной только тогда, когда употребляется для производства кувшина. Поэтому добавляется квалификация ее как «вьяпаравад». Новая ньяя идет еще дальше и утверждает, что карана есть не то, в чем заключается вьяпара, или действие, а само действие, которое является ближайшей причиной соответствующего следствия ²³⁷.

В поздней ньяйе следствие определяется как «нечто противоположное своему предшествующему отрицанию» ²³⁸. Это положительный коррелат предшествующего отрицания. Сказать, что следствие имеет предшествующее несуществование, значит допустить, что оно имеет начало. Таково учение асаткарьяеада, или учение о том, что следствие не существует, пока оно не создано, учение, известное также как арамбхаеада, или теория нового начала. Следствие не предсуществует в причине, а производится заново. Это учение эпигенеза, или созидательного процесса реальности, которое заключается в том, что реальность развивается, создавая новые аспекты самой себя ²³⁹. Некоторые буддисты отрицают, что следствие до того, как оно будет произведено, может определяться как существующее, не существующее или как то и другое. Ньяя защищает взгляд, что следствие не существует до своего создания причиной, и этот взгляд согласуется с учением ньяйи, что целое представляет собой нечто другое, чем части, из которых оно составляется ²⁴⁰. Системы санкхья и веданта доказывают, что в следствии мы имеем осуществление предсуществовавших потенциальных возможностей. Согласно санкхье, действующая причина помогает процессу обнаружения. Наяйик критикует этот взгляд. Если ткань уже существует в нитях, то почему мы ее не видим? Нити - это не ткань, и мы не можем ткать нити. Не может служить аргументом соображение, что ткань есть невыявленное, так как невыявленность как раз и представляет собой проблему. Если выявление означает «отсутствие такой формы, которая могла бы восприниматься и быть способной к действию», тогда мы приходим к несуществованию следствия раньше действия причины. Нечто, что не существовало в особой форме, осуществляется благодаря действию причины ²⁴¹. Следствие отличается от причины по форме, потенции и положению. Кроме того, если теория санкхьи о тождестве следствия и причины верна, тогда из этой теории вытекало бы, что весь мир, рассматриваемый как продукт первозданной пракрити, был бы так же невоспринимаем, как и сама пракрити. Если следствие занимает то же место в пространстве, как и причина, то это потому, что следствие покоится, или имеет свое основание, в причине. Нет смысла отвергать взгляд, подтверждаемый фактами природы, что вещи заново производятся и разрушаются ²⁴². Мнение, что, когда молоко изменяется и становится творогом, имеет место только превращение, а не разрушение,- несостоятельно. «Когда мы воспринимаем новую субстанцию, производимую новым переустройством, мы выводим из этого исчезновение или разрушение прежней субстанции» ²⁴³. Разрушение составных частиц молока и их новое расположение приводят к возникновению творога. Наяйик согласен с тем, что полное разрушение прежней субстанции делает образование новой невозможным. Отсюда следует, что субстанция освобождается от своих прежних условий. Однако наяйик не склонен признать это открыто.

В трудах систем санкхья и веданта, содержащих различные теории причинной связи, взгляды ньяйи подвергаются критике. Здесь можно привести один пример этой критики из «Санкхья-карики» ²⁴⁴. То, что не существует, не может быть произведено. Как бы мы ни старались, мы не можем синее превратить в желтое. Кроме того, материальная причина всегда соединена со следствием, как например масличные семена с маслом. Поскольку не может быть соединения с несуществующим, постольку следствие должно существовать в причине. Нельзя думать, что причина может произвести следствие, не связанное с ней. Если бы это было возможно, тогда любая причина могла бы производить любое следствие и не было бы никакой необходимости в том, чтобы определенное следствие производилось только определенной причиной ²⁴⁵. Если говорят, что не связанная со своим следствием причина производит следствие благодаря присущей ей потенции ²⁴⁶, тогда, если эта потенция связана со следствием, это все равно, что сказать, что следствие предшествует причине; если же потенция не связана со следствием, тогда вопрос, почему определенное следствие производится определенной силой, неразрешим. Кроме того, поскольку причина и следствие имеют одну и ту же природу, то, если существует одно, должно существовать и другое. Санкхья и веданта настаивают, что, если следствие полностью отлично от причины, тогда не может быть никакого определенного принципа для того, чтобы их связывать. Наяйик говорит, что если бы следствие не отличалось от причины, то мы не могли бы различать их как причину и следствие. Оба эти взгляда содержат в себе истину, но с различных точек зрения.

Мы заключим этот раздел несколькими критическими замечаниями относительно взглядов ньяйи на причинность. Наяйик ставит ударение на предшествование причины следствию, которое. строго говоря, является предшествованием логическим, а не хронологическим. Солнце есть причина света, но оба - и причина и следствие - одновременны. Реальная причина существует, пока существует следствие; существование же причины до или после следствия не необходимо. В интересах практики, а не истины наяйик преувеличивает значение момента предшествования (пурвабхава) в причине ²⁴⁷. Анализ ньяйей предшествующих условий и изменения, которое превращает их в причину некоего следствия, носит искусственный характер. В тот момент, когда появляется единство условий, появляется и следствие. Если единства условий не получается, причина может существовать вечно, не производя следствия. Но никакая причина не существует, если она не производит следствия. Процесс изменения сам является следствием, и ничто другое не может называться следствием. Различение между элементами причины, моментом их объединения и моментом произведения следствия, является чисто идеальным ²⁴⁸. Шанкара справедливо говорит, что мы не можем настаивать ни на предшествовании, ни на безусловности или неотделимости. Если причина и следствие представляют собой нераздельное единство (айютасиддха), тогда причина не всегда нуждается в предшествовании следствию. Вернее сказать, что причина и следствие являются двумя модусами вещи, чем сказать, что это две отдельные вещи, соединенные между собой неразрывно ²⁴⁹. Это заключение подкрепляется и настойчивостью ньяйи в отношении самавайи, или присущности. Если причина и следствие связаны через присущность, тогда проще смотреть на них как на связанные друг с другом отношением тождества (тадатмья).

Нельзя сказать, что факты природы свидетельствуют о причинных отношениях настолько явно, что стоит только открыть глаза, чтобы видеть их. Мы говорим, что А есть причина В, или что А необходимо, или что В случайно, и таким образом упорядочиваем наш опыт. Причинность есть форма нашей мысли, модус интеллекта. То, что вселенная управляется законами, есть постулат, который мы принимаем в логике, хотя он устанавливается метафизикой. В жизни мы не задаемся вопросом о реальной причине или объяснением того или иного события, но удовлетворяемся знанием тех вещей, которые производят желаемые для нас следствия. Глина есть причина кувшина. Природа поставляет глину, а гончар использует ее для своей цели. Мы не можем исчерпать всех условий, и поэтому наше причинное предвидение только относительно. Мы говорим: «даны такие-то и такие-то условия; если они не противодействуют друг другу, то должны произойти такие-то и такие-то следствия». Трудности в отношении причины причины и последовательного регресса наяйиком опускаются, как чисто диалектические. Как причина, так и следствие суть преходящие события, а не вечные факты, хотя мы и склонны говорить о них как о субстанциях, сохраняющих тождество вопреки событиям. Сами атомы, если они являются причинами, не могут быть реальными. Причина не имеет смысла вне изменения, а то, что изменяется, есть преходящее явление. Причина, если ее проанализировать, разрешается в простое следование событий, которые зависят друг от друга ad infinitum, и все же мы должны пользоваться ею, как если бы она была истинным понятием. Это понятие бесспорно полезно в пределах опыта, но мы не можем рассматривать его как абсолютно правильное. Причинность есть только форма опыта ²⁵⁰.

Концепция несуществования следствия в причине, принятая ньяйей, имеет свой источник в натуралистической точке зрения, которая рассматривает реальное как то, что воспринимается ²⁵¹. Мы видим высшее и более сложное, возникающее из низшего и более простого, в котором это высшее и более сложное раньше не существовало. Многие мыслители современности принимают этот взгляд на реальность как на непрерывный процесс развития простого в сложное, низшего в высшее. Они могут отличаться от реалистов ньяйи во взглядах на природу первичных простых элементов, но их идея объяснения по существу та же самая. Начинаем ли мы с материальных атомов, как делает наяйик, или электронов, как делают современные ученые, или с нейтрального вещества, или с чувственных данных, или с пространства и времени, проходящих через различные и все растущие усложнения, как говорят некоторые современные реалисты, мы во всех этих случаях должны принять один и тот же неправильный принцип объяснения. Первым условием философского понимания является происхождение меньшего от большего, а не большего от меньшего. К принятию этого принципа ведет нас естественный ход мысли. Поток не может подняться выше, чем его источник. Так как априорные условия мысли не выдерживаются в таких взглядах, то нам говорят, что они поэтому должны быть отброшены. Однако мы не можем изменить устройство нашей мысли в угоду реалистам. Мысль вынуждена постулировать имплицитное, или потенциальное, и считать, что следствие имплицитно, или потенциально, заложено в причине. Последовательный реализм должен трактовать развитие как простую видимость. Если он рассматривает его как нечто большее, чем видимость, он становится непоследовательным. Реалисты, подобные профессору Александеру, принимают некоторые другие принципы, кроме пространства и времени, когда говорят о творческом усилии и развитии высших качеств и существ. Если реалист смотрит на реальное как на действительное и отбрасывает потенциальное как бессмысленное выражение, тогда причинность становится непонятной. Наяйик опровергает сам себя, когда допускает реальность атомов и душ, которые невидимы. Вещи, которые мы видим, создаются и разрушаются и поэтому не вечны; вечные вещи не видимы нами и все же допускаются. Реалист вынужден преувеличивать значение времени. Гюйо в своей небольшой книге «Время» замечает: «Мы сделали из времени некую современную разновидность таинственной реальности, которая призвана заменить старую идею провидения и сделаться всемогущей ²⁵². Принимая гипотезу абсолютности времени, мы никогда не можем быть уверены относительно цели мира, которая не может быть ни установленной, ни устойчивой. Мы живем во вселенной, которая изменяется и где все может произойти от всего. В такой схеме нет места для бога, если мы не признаем, что вещи стремятся к совершенству и что бог есть творец. Профессор Александер уверяет нас, что божественность есть высшее качество, следующее за разумом. Мы можем спросить: а что следует за богом?

Наяйик настаивает на непрерывности отношения между причиной и следствием. Если мы попробуем сформулировать взгляд ньяйи в терминах современной науки, то можем сказать, что она рассматривает причинность как расходование энергии. Она отрицает существование какой-либо трансцендентной силы в механизме природы, если мы на момент отвлечемся от ее взгляда на невидимые достоинства и недостатки (адришта). Причинность есть просто перераспределение энергии. Причина есть целостная совокупность условий (каранасамагри), а следствие есть то, что из нее проистекает ²⁵³. Стремясь оправдать положения здравого смысла, что вещи создаются и разрушаются, наяйик рискует упустить из виду факт непрерывности природы. Он пытается примирить популярный взгляд, что ничто не происходит из ничего, с положением, что вещи имеют начало. Цветок возникает из растения, плод от дерева, и все же наяйик отдает себе отчет, что растение и цветок, плод и дерево - нереальны сами по себе. Ньяя признает субстанциальное тождество причины и считает, что возникновение новых свойств происходит из различий в расположении. Встает метафизический вопрос, реальны ли эти вновь создающиеся свойства. Безусловно верно, что они наблюдаются нами в следствии и не наблюдались раньше в причине. Можем ли мы на этом основании сделать вывод, что они реальны? Когда наяйик признает, что изменяющиеся состояния мира преходящи, он допускает и то, что они не обладают абсолютной реальностью. Подлинно реальное неизменно, хотя агрегаты и меняют свою форму. Мы обычно говорим, что вещи возникают и исчезают. Но в действительности имеется только соединение и разъединение различных элементов, которые не создаются и не разрушаются, не увеличиваются и не расходуются. Подлинно реальное вечно сохраняется, тогда как состояния изменяются. Основной принцип сохранения признается даже в царстве материи. Атомы сохраняются, тогда как их случайные соединения возникают и исчезают. Парадоксальное утверждение, что из ничего возникает нечто, теряет смысл, если мы вспомним, что становится действительным только то. что имелось в зародыше. Отождествление одной стадии с «нечто», а предшествующей стадии с «ничто» есть просто неточность языка.

²²² «Глендовер: При моем рожденье.
Среди небес вдруг образы явились
Из пламени, и факелы пылали.
И чуть на свет пришел я, вся земля,
Как трус, трястись до оснований стала.

Готспур: В ту пору было б то же, если б кошка
У матушки у вашей окотилась,
Хотя бы вы совсем не родились».

(Шекспир, Король Генрих IV. Действие III, сц. I. Русский перев. 3. А. Венгеровой и Н. М. Минского, изд. Брокгауз - Ефрон, 1902).

²²³ Siddhantamuktavali, pp. 19 - 22.

²²⁴ Anyathasiddhaniyatapurvavrtti karanam. См. «Tarkasamgraha», 38: «Tarkabhasa», р. 11. I

²²⁵ «Bhasapariccheda», 16.

²²⁶ «Kusumanjali», I. 6.

²²⁷ I. P., p. 463.

²²⁸ N. В.. II., 1. 37-38.

²²⁹ V. S., X. 2. 1 - 7; «Tarkabhasa», pp. 15 - 25; «Bhasanariccheda», 17 - 18; Tarkasamgraha, 40.

²³⁰ Согласно ньяйе, уничтожение следствия (карьям) вызывается уничтожением его материальной причины. Когда одна нить рвется, соответствующий кусок ткани также считается поврежденным. Тот факт, что кусок ткани все же остается и мы не требуем, чтобы он был возобновлен, объясняется тем, что материальная причина не разрушена полностью, но продолжает существовать как скрытое самопроизводящееся свойство (стхитистпапаках санскарах) в остающихся нитях, так что они продолжают производить новый кусок ткани.

²³¹ Этот второй вид причины не признается системами санкхья и веданта, которые рассматривают причину и следствие как связанные отношением тождества. Чтобы связать их, не нужно никакого связующего звена. Различие между прирожденной и неприрожденной причинами несостоятельно. Строго говоря, только действующая причина неприрожденна. В то время как санкхья и веданта допускают материальную и действующую причины, буддисты не допускают даже и этого различия. Каждое событие, производящее другое, мгновенно. Молоко изменяется в каждый данный момент; но на одной стадии изменений мы называем его молоком, а на другой - творогом.

²³² Среди действующих причин различаются общая и специальная причины. Общих причин восемь: бог, его познание, желание и действие, предшествующее отсутствие, пространство, время, достоинство и недостаток. К ним иногда добавляется отсутствие противодействующих влияний («Tarkasamgraha», 207 - 208).

²³³ Asadharanam karanam karanam («Tarkasamgraha», 37).

²³⁴ Prakrstam karanam.

²³⁵ Avilambena karyotpatti.

²³⁶ «Tarkasamgraha», 186.

²³⁷ Phalayogavyavacchinnam karanam.

²³⁸ Pragabhavapratiyogi («Tarkasamgraha», 39).

²³⁹ Канада упоминает об аргументах, имеющих целью показать, что причина и следствие совершенно различны: 1) они являются объектами разных идей; 2) называются разными словами; 3) производят разные следствия; 4) совершаются в разные моменты времени; 5) имеют разную форму; 6) имеют разное количество, например: нитей много, а ткань одна; 7) если бы причина и следствие были тождественны, не нужны были бы усилия, чтобы вывести следствие из причины. См. также N. V. Т. Т., III. 2. 17.

²⁴⁰ N. S., IV. 1. 48 - 54.

²⁴¹ N. S., IV. 1. 48 - 54.

²⁴² N. V., IV. 1. 49.

²⁴³ N. В., IV. 1. 49.

²⁴⁴ N. В., III. 2. 16.

²⁴⁵ Согласно этому взгляду, говорят критики, можно было бы производить даже невозможные вещи, например рог у зайца Ньяя, отвечая на это возражение, говорит, что это надо понимать в том смысле, что то, что может быть произведено, пока еще не существует, а не в том смысле, что может быть произведено несуществующее («Nyayamanjari», p. 494).

²⁴⁶ Если следствие не существует, пока оно не произведено, то можно предполагать, что активность действующего начала может привести к чему-либо другому, а не к определенному следствию. Другими словами, воздействие на нити могло бы привести к созданию кувшина. Вайшешика устраняет эту трудность, говоря, что активность, приложенная к определенной причине, создает только те следствия, которые потенциально присущи причине.

²⁴⁷ «Kusumanjali», I. 19.

²⁴⁸ «Причинность на самом деле есть идеальная реконструкция длящегося во времени процесса изменения. Между объединением обособленных условий и началом процесса нет никакого перерыва, или интервала. Причина и следствие не разделены во времени ощущением длительности или пустоты или промежутка. Они разделяются во времени идеальной линией, которую мы проводим через неделимый процесс. Ибо, если бы причина длилась хотя бы только долю секунды, она могла бы длиться и в течение бесконечного будущего». (Bradley: «Logic», II, р. 539 п). «Нить причинности есть идеальное единство, которое мы обнаруживаем и создаем в данном нам потоке явлений. Но она не существует актуально в этом потоке, а впервые начинает жить только в мире всеобщего» (ibid., p. 540).

²⁴⁹ S. В., II. 2. 17.

²⁵⁰ Aropita или adhyastadharma.

²⁵¹ N. В., II. 2. 18.

²⁵² Цитирую по «Philosophical Review», September 1923, р. 466.

²⁵³ Как мы увидим дальше, вайшешика допускает, что качества причины являются причинами качеств следствия. Черный цвет глины есть причина черного цвета горшка, если противодействующая сила жары не изменит цвета. Исключением из этого у вайшешики является получение диад из ануса и триад из диад, где число составляющих элементов определяет париману, или размер. Ньяя допускает изменение качеств в сложных субстанциях.

{mospagebreak}

XI. УПАМАНА, ИЛИ СРАВНЕНИЕ

Упамана, или сравнение, есть средство, с помощью которого мы приобретаем знание о вещи из ее сходства с другой, ранее хорошо нам известной вещью. Узнав, что дикая корова (гавая) похожа на домашнюю корову, мы заключаем, что это похожее на корову животное есть гавая ²⁵⁴. В аргументацию через сравнение входят: 1) знакомство с объектом познания и 2) восприятие сходства. В то время как древние наяйики рассматривали первое как основную причину нового знания, новые наяйики большее значение придают восприятию сходства ²⁵⁵. Простое сходство, будь оно полное, значительное или частичное, недостаточно для оправдания аргументации через сравнение. В случае полного сходства или тождества нет нового знания. Мы не говорим, что корова похожа на корову. В случае значительного сходства вывод не достигает цели, так как буйвол - не корова, хотя у них и имеется много точек сходств а. Если же имеется только частичное сходство, дело обстоит еще хуже. Горчичное зерно не есть гора Меру, хотя оба обладают атрибутом существования. В полноценной аргументации через сравнение мы не столько считаем пункты сходства, сколько взвешиваем их ²⁵⁶. Сходство должно быть в важных или существенных пунктах ²⁵⁷ и иметь отношение к причинной связи ²⁵⁸. Аргументация через сравнение дает нам знание отношения между объектом и его наименованием ²⁵⁹. Оно относится к проблеме отождествления. Мы сказали, что имя собственное «гавая» дается объекту, который похож на корову, и дается тогда, когда мы находим такой объект. Позднейшие логики придерживаются мнения, что это опосредствованное отождествление происходит через узнавание не только сходства, но также и различия (вайбхармья), как например когда мы узнаем лошадь, которая отличается от коровы тем, что не имеет раздвоенных копыт, или через познание своеобразной природы объекта (дхармаматра), как например когда мы узнаем верблюда благодаря его отличительным свойствам - длинной шее и т. п. ²⁶⁰. В этом смысле упамана не соответствует современному умозаключению по аналогии.

Как мы увидим дальше, теория ньяйи придерживается прагматистского взгляда на истину, то есть как на то, что ведет к успешному действованию. Но этот критерий может быть приложим только к объектам нашего опыта и неприложим к объектам сверхчувственным. Наяйик пытается преодолеть эту трудность средствами метода сравнения. Если, говорит он, теория медицины, предлагаемая древними мудрецами, испытана и оказалась верной, то и их учение о духовном освобождении должно также быть верным.

Так как восприятие сходства играет важную роль в упамане, Дигнага рассматривает его как случай восприятия. Вайшешика включает его в вывод, так как аргумент может иметь следующую форму: этот объект есть гавая, так как он похож на корову, а все, что похоже на корову, есть гавая» ²⁶¹. Санкхья доказывает, что упамана не есть самостоятельное средство познания, так как когда житель лесов учит нас узнавать гавайю, то это случай знания со слов, а восприятие сходства есть знание через восприятие ²⁶². Даже Бхасарваджня относит упаману к вербальному знанию со слов. Аргумент через сравнение является сложным и включает элемент знания со слов, полученного от жителя лесов, что гавая похожа на корову; элемент знания через восприятие, когда мы видим гавайю в лесу; элемент знания по памяти, так как мы вспоминаем знание со слов, когда видим гавайю; элемент вывода, так как мы пользуемся общим суждением, что все, что похоже на корову, есть гавая; и, наконец, знание, характерное для этого аргумента,- знание, что название «гавая» применимо к животному этого вида. Последнее является отличительным признаком аргумента через сравнение, который не следует смешивать с другими способами познания, хотя некоторыми чертами он может быть и похож на них ²⁶³.

²⁵⁴ Prasiddhavastusadharmyad aprasiddhasya sadhanam, Upamanam samakhyatarn yatha gaur gavayas tatha. Haribhadra: (saddarsanasamuccaya», 23. См. также N. S., I. 1. 6.

²⁵⁵ Sadrsyajnanam («Tarkasamgraha», 58).

²⁵⁶ N. В., II. 1. 44.

²⁵⁷ Prasiddhasadharmyat, II. 1. 45.

²⁵⁸ Sadhyasadhanabhava (N. В., II. 1. 45).

²⁵⁹ Samjnasamjnibhava.

²⁶⁰ «Tarkikaraksa», 22.

²⁶¹ «Upaskara», IX. 2. 5.

²⁶² «Tattvakaumuai», 5.

²⁶³ «Siddhantamuktavali», 79, 80. Пурва миманса и веданта признают самостоятельность аргумента через сравнение, хотя и определяют его иначе. Когда мы встречаем гавайю в лесу, мы имеем не только знание ее сходства с обычной коровой, но также и знание сходства коровы с гавайей. Последнее получается благодаря сравнению, так как корова в действительности в момент встречи не воспринимается, тогда как гавая воспринимается.

{mospagebreak}

XII. ШАБДА, ИЛИ ВЕРБАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ

Одним из главных источников знания является авторитет. Мы принимаем многое, чего мы не наблюдали и о чем не думали, на основании авторитета других. Мы многое узнаем из обычных сообщений, исторической традиции и откровений священного писания. Логические вопросы, связанные с этим способом получения знания, группируются под наименованием шабда, или словесного свидетельства.

Сошлемся вкратце на взгляды ньяйи на происхождение и природу звука, значение слов и структуру предложений. Не воздух, а акаша, наполняющая все пространство, есть субстрат звука ²⁶⁴. Звук может быть произведен даже в пустоте, хотя мы и не услышим его, так как там нет передающего его воздуха. Качество звука не зависит от воздуха, хотя его сила и т. п. зависят от воздуха ²⁶⁵. Он производится, однако, контактом двух твердых субстанций. Один звук производит другой, другой - третий и т. д., пока последний не замрет из-за какого-нибудь препятствия ²⁶⁶. Мы не можем думать, что звук вечен только потому, что он имеет неуловимый субстрат ²⁶⁷.

Слово есть комбинация букв, выражающая объект посредством обозначения (абхидха), или импликации (лакшана). Каждое слово имеет значение, которое обычно рассматривается как отношение между словом или знаком и обозначаемым объектом ²⁶⁸.

Факт, что слова имеют значение, объясняется грамматистами при помощи теории спхота ²⁶⁹. Согласно этой теории, отдельные буквы к, о, р, о, в, а или все буквы «корова» не могут дать знания о соответствующем слову предмете, так как каждая буква исчезает, как только она произнесена. Даже если последней букве помогают впечатления, оставшиеся от предшествующих, то все равно то или иное количество букв не может объяснить знания о предмете. Должно существовать что-то помимо букв, благодаря чему порождается знание, и это есть спхота, или сущность звука, раскрываемая буквой, словом или предложением ²⁷⁰. Эта звукосущность дает познание предмета. Одна буква, если она не является словом, не может обозначать какой-либо предмет. Защитники падаспхота доказывают, что только пада, или слово, может обозначать смысл, тогда как защитники вакьяспхота считают, что только вакья, или предложение, может обозначать полный смысл. Согласно последним, предложение является основной смысловой единицей речи, тогда как слова суть только части предложений, а буквы - части слов. Спхота, или звукосущность, является, как. говорят, вечной и существующей сама по себе, вступающей перманентно в отношение с предметом, ею обозначаемым. Буквы, слова и предложения выражают, но не производят вечные смыслы. Наяйики считают, что обозначающим является слово ²⁷¹ и что мы узнаем его значение, когда слышим последнюю его букву. Слыша последнюю букву а, мы припоминаем предшествующие: к, о, р, о, в, схватываем мыслью все слово и познаем объект посредством условной ассоциации между словом и объектом ²⁷².

Иногда говорят, что мы не можем понять отношения между словом и объектом. Слово есть атрибут, а обозначаемый им объект есть субстанция, и между ними не может быть отношение саньйоги (конъюнкции). Даже если бы обозначаемый объект был атрибутом, это отношение невозможно между двумя атрибутами ²⁸⁹. Слова не активны, а конъюнкция основывается на движении одного из членов отношения. Слово акаша и объект акаша оба не активны, и между ними не может быть конъюнкции. Между словом и его значением нет также и отношения присущности. Ватсьяяна считает, что отношение между словом и его значением не продуктивного характера (праптилакшана). Слово «огонь» не производит огня ²⁹⁰. Поэтому словесное познание менее определенно, чем чувственное восприятие ²⁹¹. Тем не менее оно все-таки познание.

Предложение (вакья) есть соединение значащих звуков, или слов. Мы узнаем составляющие предложение слова и затем их значения Познание слов оставляет после себя следы (санскара), которые вспоминаются в конце предложения, а затем различные значения соединяются в контекст. В то время как древние наяйики утверждают, что основное средство (мукхья каранам) словесного познания есть вспоминание объектов посредством словесной памяти, новые наяйики доказывают, что словесная память есть основное средство. Значение предложения зависит от: 1) аканкша, или необходимости во взаимосвязи, или неспособности слова выражать смысл в отсутствие другого слова, 2) йогьята, то есть совместимости, или пригодности, или способности согласовываться со смыслом предложения и не превращать его в бессмыслицу, 3) саннидхи, близости расположения друг за другом, или произнесения слов в быстрой последовательности без продолжительных пауз между словами. Эти наяйики настаивают, таким образом, на синтаксической, логической и фонетической связи слов. Совокупность слов, лишенных взаимосвязи, например «человек», «лошадь» и «колония», не имеет никакого смысла. Предложение вроде: «смочить огнем» (агнина синкчей) также не имеет никакого вразумительного смысла. Подобным же образом слова, произнесенные с длинными интервалами, не сообщают никакого смысла. Предложение составляется из слов, которые находятся во взаимосвязи, пригодны к построению предложения и близко следуют друг за другом. Гангеша добавляет четвертое условие, именно: знание намерения говорящего. Например, предложение сайндхавам аная может означать и «подай лошадь» и «подай соль», и мы можем быть уверенными в его значении только в том случае, если знаем намерение говорящего. Но принцип йогьята, то есть пригодности слова для выражения определенного смысла, покрывает также и это требование Гангеши ²⁹². Только принцип пригодности требует формальной правильности, а татпарьяджняна, или знание намерения говорящего, относится скорее к совместимости слов по содержанию ²⁹³.

Предложения делятся на три класса: повеления (видхи), запрещения (нишедха) и объяснения (артхавада) ²⁹⁴. Шабда, когда употребляется как источник познания, имеет значение аптопадеши, или утверждения пользующегося доверием лица ²⁹⁵. Апта, или пользующееся доверием лицо, есть специалист в определенной области, «тот, кто, имея прямое доказательство определенного положения, хочет сообщить его другим, которые благодаря этому понимают его». Они могут принадлежать к любой касте или расе, быть «риши, арьями или млеччхами» ²⁹⁶. Когда молодой человек сомневается, можно ли перейти такую-то речку вброд или нельзя, информация старого опытного местного жителя о том, что речку можно перейти вброд, является вполне заслуживающей доверия.

Эти заслуживающие доверия утверждения относятся как к видимому миру (дриштартха), так и к невидимому (адриштартха). Утверждение, что хинин излечивает лихорадку, относится к первому виду, а то, что мы можем попасть на небо благодаря добродетели, относится ко второму. Слова людей, называемых «риши», относятся ко второму виду ²⁹⁷. На их утверждения следует полагаться, поскольку их высказывания по отношению к доступному для проверки миру оказались верными. Авторы вед называются аптами, или людьми, заслуживающими доверия, поскольку они имели интуитивное восприятие истин, любовь к человечеству и желание сообщить свое знание другим ²⁹⁸.

²⁶⁴ «Звуковые сочетания воспринимаются даже тогда, когда нет восприятия чего-либо, имеющего цвет и другие качества, и это показывает, что звук своим субстратом имеет субстанцию, которая неуловима, и все проникает, и не содержится в том субстрате, в котором имеются вибрации (кампа)» (N. В., II. 2. 38).

²⁶⁵ V. S., I. 1. 6.

²⁶⁶ N. В., II. 2. 35 - 36.

²⁶⁷ Приводится несколько оснований для доказательства его невечности (N. S., II. 2. 13 - 38): 1) Звук имеет начало, так как он возникает от столкновения двух твердых субстанций, например топора и дерева. Нельзя сказать, что столкновение только помогает слышимости звука, но не производит его, так как столкновение и звук не одновременны. Мы слышим звук на большом расстоянии и притом, когда породившее его столкновение уже прекратилось. 2) Звук не вечен, так как он имеет и начало и конец. Если бы он был вечен, он был бы слышим всегда, если он находится вблизи воспринимающего органа, чего, однако, на самом деле нет. Мы знаем также, что звук прекращается по известным причинам. Мы прекращаем звук гонга прикосновением руки к гонгу (II. 2. 32 - 36; V. S., II. 2. 26 - 37), Ватсьяяна говорит, что при каждом звуке имеет место целая серия звуков и что в этой серии каждый последующий разрушает предыдущий. Столкновение с препятствующей субстанцией разрушает последний звук серии (N. В., II. 2. 34). Поздние наяйики изменяют это объяснение, чтобы приспособиться к теории вайшешики, говорящей, что качество не может содержаться в качестве и не может иметь другое соединение качеств. Вачаспати замечает, что разрушает звук столкновение с препятствием, но с препятствием не для звука, а для акаши, которая является материальной причиной звука. Столкновение акаши с более плотной субстанцией лишает ее способности быть причиной других звуков, и когда причина первоначального звука, например контакт палки с барабаном, перестает действовать, тогда ничто не возобновляет серию вновь и последний звук прекращается. 3) Нашим органом слуха улавливается передовой звук серии. Он принадлежит к роду звуков и поэтому не вечен (N. S., II. 2. 16). 4) Звук, как говорят, обладает свойствами того предмета, который производит его; звук определяют как густой, высокий и т. д. 5) Из того факта, что мы повторяем звуки, которым нас учит учитель, мы не можем заключить, что звуки вечны. Когда их не слышно, они не существуют, и мы при повторении только воспроизводим их. Можно повторять различные звуки, как можно дважды приносить жертву или дважды танцевать (N. S., II. 2. 29). 6) Из неуловимости звука мы не можем заключать о его вечности. Движение тоже неуловимо, но оно не вечно (N. S., II. 2, 22 - 24).

²⁶⁸ Ср. Виджнянабхикшу на S. S., V. 37. Грамматисты Бхаттоджи Дикшита («Vaiyakaranabhusana», p. 243) и Нагеша Бхатта («Manjusa. pp. 23 - 26) рассматривают эту способность обозначения как принадлежащую исключительно словам, тогда как санкхья и веданта считают, что она принадлежит также и объектам («Pancadasi», VIII. 4 - 15; «Nyayabindutika», 10 - 11).

²⁶⁹ Ссылка Панини на sphotayana в VI. 1. 123 указывает, что эта теория в его время имела большое влияние (см. S. D. S., Paninidarsana).

²⁷⁰ Дойссен отождествляет спхоту с понятием. Тибо рассматривает ее как грамматическую фикцию и уверен, что она не может быть понятием, так как она ясно называется вачака или абхидхаяка и является причиной смысла слова (Thibaut's Е. Т. of S. В., р. 204 п.). См. также S. В., I. 3. 28.

²⁷¹ Saktam padam («Tarkasamgraha», 59).

²⁷² N. V., II. 2. 55.

²⁷³ «Siddhantamuktavali», 81; «Nyayamanjari», p. VI.

²⁷⁴ N. В., II. 1. 55. См. также «Nyayamanjari», p. 243.

²⁷⁵ «Tarkasamgraha», 59. «Siddhantamuktavali», 81.

²⁷⁶ N. S., II. 2. 56.

²⁷⁷ II. 2. 64.

²⁷⁸ II. 2. 65.

²⁷⁹ Sumanaprasavatmika jatih (N. В., II, 2. 66). Поскольку мы имеем понятие коровы вообще, обособленное от идеи индивидуальной коровы, постольку для первого должно быть объективное основание (N. В., II. 2. 61, 66). Уддьйотакара считает, что природа класса содержится в каждом индивидууме благодаря присущности, или самавайе. Вопрос о том, содержится ли род в каждом индивидууме полностью или частично, является бессмысленным, так как джати не есть нечто составное и различие между целым и частью к нему не приложимо. Джати, или вечная сущность, находится в необходимом отношении самавайи к индивидуумам, чьей сущностью она является, и в непрямом или временном отношении (каликасамбандха) к другим индивидуумам.

²⁸⁰ II. 2. 63. Jativisistavyakti.

²⁸¹ II. 2. 57.

²⁸² См. «Nyayamanjari», pp. 303, 306 - 308, и «Nyayaratnakara» Партхасаратхи Мишры. Ранние буддистские труды не содержат ничего определенного по этому вопросу, хотя в измененной форме он и появляется в «Apohasiddhi» Ратнакирти. Он думает, что слова не обозначают ни положительных, ни отрицательных объектов. Положительное значение является следствием отрицания других объектов не в большей мере, чем отрицательное значение есть следствие положительного утверждения. Сущность значения состоит в одновременном познании положительной и отрицательной сторон. Все определенные объекты имеют положительную природу, которая исключает другие объекты. Эта теория, конечно, более удовлетворительна, хотя ее и не легко согласовать с общей буддистской метафизикой. Индуистские логики не считают ее буддистской.

²⁸³ N. V., II. 2. 65.

²⁸⁴ См. «Atmatattvaviveka» Удаяны.

²⁸⁵ «Nyayamanjari», p. 311. См. также «Nyayakandali», pp. 317 - 321.

²⁸⁶ «Prameyakamalamartanda», p. 124; V. S., VII. 2. 17.

²⁸⁷ N. V. Т. Т. II. 2. 63.

²⁸⁸ Prameyakamalamartanda», р. 136; Vidyananda, Astasahasri, p. 249.

²⁸⁹ V. S., VII. 2, 14.

²⁹⁰ N. В., и N. V. Т. Т., II. 1. 50-51.

²⁹¹ «Prameyakamalamartanda», pp. 128 - 130; Кumаrila, S. V., V. 11. 6 - 8, 10.

²⁹² «Bhasapariccheda». См. также «Vedantaparibhasa», IV.

²⁹³ В то время как мимансаки и грамматисты считают, что слова в предложении группируются вокруг глагола, как центра предложения, без которого они не имеют смысла, наяйики думают, что предложение есть только известное количество значащих слов (падасамуха), общий смысл которых воспринимается вне зависимости от наличия или отсутствия глагола в предложении («Tarkasamgraha», р. 59; Jha: «Prabhakara School», p. 63).

²⁹⁴ N. S., II. 1. 63 и «Tarkakaumudi», p. 17.

²⁹⁵ I. 1. 17.

²⁹⁶ N. В., 1, 1, 7.

²⁹⁷ N. В., I. 1. 8.

²⁹⁸ II. 1. 68.

²⁹⁹ N. В. и N. V. Т. Т., II. 1. 68.

³⁰⁰ Idam sarvam asrjata rco yajumsi samani, etc.

³⁰¹ Если мы совершаем жертвоприношение ради рождения сына, а сын не рождается, то ошибка могла быть в самом действии, а не в ведийском правиле. Наставления вроде «совершай жертвоприношение после восхода солнца» или «перед ним» не следует понимать как противоречащие друг другу, так как они утверждают альтернативу в поведении. Здесь нет бесполезной тавтологии (N. В., II. 1. 58-59).

³⁰² Дигнага, однако, принимает высказывания Будды как авторитетные. См. «Tantravarttika» Кумарилы, р. 169 ff.

³⁰³ N. В, II. 1. 52.

³⁰⁴ N. В., II. 1. 55.

³⁰⁵ N. V., II. 1. 49 - 51.

³⁰⁶ N. В., II. 1. 52: N. V., I. 1. 7.

{mospagebreak}

XIII. ДРУГИЕ ФОРМЫ ПОЗНАНИЯ

К четырем источникам познания, признаваемым ньяйей, мимансаки добавляют артхапатти, или предположение, а последователи Бхатты и ведантисты - абхаву, или несуществование. Паураники рассматривают традицию и вероятность тоже как действенные источники познания. Наяйик считает, что все формы познания охватываются четырьмя праманами ³⁰⁷.

Айтихья, или традиция, подводится под шабду ³⁰⁸. Если устное предание или традиция берет начало от заслуживающего доверия лица, тогда она авторитетна как шабда. Артхапатти, или импликация, приводит к новому факту или предполагает нечто (апатти) на основании другого факта (артхат). Оно признает вещь, которая сама не воспринимается, но подразумевается другой вещью, воспринимаемой или выводимой. Тучный Девадатта не ест днем. При этом подразумевается, что он ест ночью, ибо невозможно быть тучным и совсем ничего не есть. Мимансаки рассматривают такой вывод как самостоятельное средство познания и считают его разделительным гипотетическим силлогизмом ³⁰⁹. Согласно Гангеше, это пример отрицательного вывода, который устанавливает отсутствие среднего термина через отсутствие большего. Согласно «Бхашапарикчхеде», артхапатти осуществляется через познание отрицательного отношения между средним и большим терминами (вьятирекавьяпти) ³¹⁰. Санбхава, или подведение, когда мы познаем часть из целого, членом которого она является, является случаем дедуктивного вывода. Это чисто нумерическое включение.

Абхава, или отрицание, иногда упоминается как самостоятельная прамана. Хотя система ньяя-вайшешики и признает несуществование как объект познания, она все же не считает, что для его познания нужна особая прамана. Мы уже видели каким образом существование (наличие) является объектом восприятия, которое связано с адхикараной, или местом, отношением, называемым нишешаната (или квалифицируемое и квалификация). Несуществующая (отсутствующая) вещь принадлежит к тому же роду реальности, как и ее место, которое воспринимается; иначе восприятие отсутствия вещи не могло бы подразумеваться восприятием ее места. Абсолютное отрицание непостижимо. Отрицание, являющееся объектом познания, относительно ³¹¹.

Посредством вывода мы можем заключить о несуществовании вещей. Абхава означает не простое отрицание, а противоположность. Это противоположность между тем, что существует и что не существует, как например несуществующий дождь, приводит к познанию существующей связи между облаками и сильным ветром, так как только при наличии связи между облаками и сильным ветром не бывает дождя, который иначе имел бы место по причине тяготения капель дождя ³¹². Из двух противоречащих обстоятельств несуществование одного устанавливает существование другого. Логика ньяйи следует принципу дихотомического деления. На этом предположении основывается различение между однородными и разнородными примерами. Два противоречащих суждения не могут быть оба ложными и не могут быть оба истинными. А есть или В, или не-В. Одно из двух противоречащих суждений должно быть истинным, так как никакой другой путь невозможен ³¹³. Если мы выводим несуществование одной вещи из существования другой, то это только частный случай вывода ³¹⁴. Ватсьяяна говорит: «Когда существующая вещь познается, несуществующая не познается, или, иначе, в то время когда имеется познание существующего, имеется также непознание несуществующего. Когда лампа светит и делает что-либо видимое видимым, тогда то, что рассматривалось как видимое, но которое невидимо в данный момент, рассматривается как несуществующее благодаря следующему умственному процессу: «Если бы вещь существовала, она была бы видна; но так как она не видна, необходимо заключить, что она не существует» ³¹⁵. Этот взгляд поддерживает и Прашастапада. «Как появление следствия указывает на существование причины, так и непоявление следствия указывает на несуществование причины» ³¹⁶. Даже посредством шабды мы можем иметь познание несуэествования ³¹⁷.

³⁰⁷ N. В., II. 19.

³⁰⁸ II. 2.

³⁰⁹ См. также Bhasapariccheda, p. 143.

³¹⁰ Этот вывод может быть выражен как сложное умозаключение, состоящее из двух ступеней:

1. Тот, кто совсем не ест, не может быть тучным. Этот человек - тучен.

Следовательно, этот человек не является таким, который совсем не ест, то есть он относится к тем, кто ест. Это - модус Cesare.

2. Тот, кто ест, должен есть или днем, или ночью.

Этот человек не ест днем.

Следовательно, он ест ночью.

³¹¹ Другой взгляд см. в «Sastradipica», pp. 234 ff., «Vedantaparibhasa», VI.

³¹² N. В., II. 2. 1.

³¹³ Parasparavirodhe hi па prakarantarasthitih («Kusumanjali», III, 8).

³¹⁴ N. В., II. 2. 2.

³¹⁵ N. В., Introduction.

³¹⁶ Р. Р., р. 225. См. также V. S., IX. 2. 5; «Nyayakandai», pp. 225 - 226; «Kusumanjali», III. 20. 22 и 26.

³¹⁷ Джаянта упоминает одиннадцать видов анупалабдхи». См. «Муауамаnjari», pp. 56 - 57.

{mospagebreak}

XIV. ТАРКА И ВАДА

В тарке, или косвенном доказательстве, мы начинаем с ложного предположения и показываем, как оно приводит к абсурду. Если бы душа не была вечной, она не могла бы испытывать результаты своих действий, перевоплощаться и достигать освобождения. Следовательно, она вечна. Принятие ложной меньшей посылки вынуждает принять и ложную большую ³¹⁸. Тарка является типом вывода, отличным от других, поскольку она не основывается на каком-либо восприятии. Она косвенно ведет к истинному познанию ³¹⁹. Ватсьяяна думает, что она не дает определенного знания, хотя и говорит, что посылка, противоположная выдвинутой, является невозможной ³²⁰. Уддьйотакара доказывает, что умозаключение о душе не дает нам права говорить, что душа не имеет начала (то есть вечна), а только то, что она должна быть таковой ³²¹. Тарка сама по себе не является источником истинного познания, хотя она и ценна тем, что создает гипотезы.

Древняя ньяя признает одиннадцать видов тарки, которые новая ньяя сводит к пяти и из которых главным является описанный нами reductio ad absurdum, называемый праманабадхитартхапрасанга. Остальные четыре суть: атмашрая, или ignoratio elenchi; аньйоньяшрая, или petitio principii; чакрика, или круг в доказательстве, и анавастха, или regressus ad infinitum. Даже reductio ad absurdum рассматривается как случай ошибочного умозаключения, поскольку в нем выводится заключение, являющееся абсурдным. Но когда мы преодолеваем ошибку, мы приходим к окончательному познанию (нирная) ³²².

Вада, или дискуссия, осуществляется посредством свободного использования силлогизма и имеет целью установление истины. Но она часто вырождается в простое пререкание (джальпа), которое, увлекаясь критикой ради ее самой, стремится к внешнему успеху, к тому, чтобы взять верх в споре, и к тому, чтобы создать придирку (витанда) ³²³. Такая дискуссия может закончиться только тогда, когда противник будет убежден в своей ошибке и будет вынужден признать свое поражение ³²⁴.

³¹⁸ S. D. S., XI.

³¹⁹ Pramanugrahakas tarkah (S. S. S. S., VI. 25). «Tarkabhasa».

³²⁰ N. В., I. 1. 40.

³²¹ N. V., I. 1. 40.

³²² I. 1. 41.

³²³ I. 2. 1 - 3.

³²⁴ Моменты, устанавливающие поражение (nigrahasthana), бывают двадцати двух различных видов: 1) pratijnahani, или отказ от защиты суждения, подлежащего доказательству; 2) pratijnantara, или подмена аргумента посредством введения новых соображений; 3) pratijnavirodha, или противоречие самому себе; 4) pratijnasamnyasa, или отказ от суждения; 5) hetvantara, или подмена основания; 6) arthantara, или подмена тезиса; 7) nirarthaka. или отсутствие смысла в речи; 8) avijnatartha, или употребление непонятного жаргона; 9) aparthaka, или бессвязная речь; 10) apraptakala, или небрежность в порядке аргументации; 11) nyuna, или опущение существенных моментов аргумента; 12) adhaka, или усложнение очевидного; 13) punarukta, или повторение одного и того же; 14) ananubhasana, или молчание; 15) anjnana, или непонимание суждения; 16) apratibha, или ненаходчивость в ответах; 17) viksера, или уклонение от дискуссии посредством симулирования болезни и т. п.; 18) matanujna, или признание поражения посредством указания на то, что взгляд противника также несостоятелен; 19) paryanuyogyopeksana, или просмотр достойного порицания; 20) niranuyogyanuyoga, или порицание того, что не заслуживает порицания; 21) apasiddhanta, или отклонение от принятого принципа; 22) hetvabhasa, или видимость основания.

{mospagebreak}

XV. ПАМЯТЬ

Все познание делится на презентативное (анубхава) которое не является воспроизведением прежних состояний сознания, и репрезентативное (смрити), которое воспроизводит в сознании прежний опыт ³²⁵. Если мы исключим знание по памяти, все прошлое потеряет для нас всякую достоверность. Познание по памяти основывается на остающихся в сознании следах (санскараджанья). Память определяется как то, что «обусловлено особым контрактом души с манасом и следом, оставленным прежним опытом» ³²⁶. Иногда говорят, что причиной памяти является исключительно впечатление (санскараматраджанья), и тем самым отличают ее от опознавания (пратьябхиджня). В то время как непосредственной причиной вспоминания является впечатление, причиной опознавания является восприятие тождества наличного объекта с чем-то другим. Ньяя не признает память отдельным источником познания на том основании, что она дает не новое знание об объектах, а только воспроизведение прошлого опыта в той форме и в том порядке, в которых он в прошлом существовал, а теперь перестал существовать ³²⁷. Ценность вспоминаемого знания зависит от ценности прежнего опыта, который воспроизводится. Некоторые логики включают познание посредством вспоминания в действительное познание, когда последнее определяется как непротиворечивое познание ³²⁸. Вспоминания не одновременны, поскольку внимание (пранидхана), восприятие знака и остаток (лингадижняна) не бывают налицо в одно и то же время ³²⁹.

³²⁵ «Tarkasamgraha», 34.

³²⁶ V. S., IX. 2. 6.

³²⁷ N. S. «vrtti», I, 1. 3.

³²⁸ «Tarkakaumudi», p. 7.

³²⁹ N. S., III. 2.33; N. В., III. 2. 25 - 30; N. V., III. 2. 25 - 26. Среди причин вспоминания упоминаются: 1) pranidhana - внимание; 2) nibandha - ассоциация; 3) abhyasa - повторение; 4) linga - знак; 5) laksana - описательный знак; 6) sadrsya - сходство; 7) parigraha - собственность; 8) asrayasrtasambandha - отношение коррелятов; 9) anantarya - непосредственное следование; 10) viyoga - разделение; 11) ekakarya - тождество функций; 12) virodha - вражда; 13) atisaya - превосходство; 14) prapti - приобретение; 15) vyavadhana - вмешательство; 16) sukhaduhkha - удовольствие и страдание; 17) icchadvesa - желание и отвращение; 18) bhaya - страх; 19) arthitva - нужда; 20) kriya - действие; 21) raga - привязанность; 22) dharma - заслуга; 23) adharma - дефект. Согласно Ватсьяяне, эти пункты никоим образом не являются исчерпывающими. Nidarsanam cedam smrtihetunam na parisamkhyanam ity (N. В., III. 2. 41). Все причины ассоциаций и вспоминания идей могут быть подведены под перечисленные пункты.

{mospagebreak}

XVI. СОМНЕНИЕ

Состояние сомнения, как говорят источники, возникает: 1) при познании признаков, общих многим объектам, как например когда мы видим высокий объект в сумерках и не можем решить, человек это или столб, поскольку высота присуща им обоим; 2) при познании признаков, которые не являются общими ни для каких объектов, как например когда нам трудно решить, обладает звук вечностью или нет, поскольку его нет ни в человеке, ни в животном, которые не вечны, а также нет и в атомах, которые вечны; 3) при противоположных свидетельствах, как, например, когда два спорящих друг с другом авторитета высказывают различные мнения о природе души; 4) при несовершенстве восприятия, как например когда мы видим воду и не можем решить, реальна она, как вода в водоеме, или нереальна, как вода миража, поскольку она воспринимается и в том и в другом случае; 5) при несовершенстве невосприятия, являющимся случаем, обратным предшествующему ³³⁰. Согласно Уддьйотакаре, два последних случая сами по себе не служат причинами сомнения, если при этом нет восприятия общих несобственных признаков. Так как воспринимаемый элемент ассоциируется более чем с одним объектом, он одновременно оживляет две цепи идей, что приводит к колебаниям ума, к возникновению состояния сомнения ³³¹. Ни одна идея не соединяется с воспринимаемым, хотя обе они альтернативно возможны ³³². Состояние сомнения психологически неприятно и парализует активность ³³³.

Если одна из альтернатив отклоняется и ум склоняется к другой, мы имеем случай уха, или предположения, где мы принимаем альтернативу в качестве пробной, подлежащей проверке ³³⁴. Подавление одной из альтернатив определяется силой Другой. Если на рисовом поле мы видим высокий объект, мы предполагаем, что это высокий человек, а не высокий столб, так как столбы не часто встречаются на рисовых полях. В состоянии сомнения обе альтернативы равно вероятны; в состоянии уха одна становится более вероятной, чем другая.

Упоминается и другой вид состояния сомнения, называемый анадхьявасая, возникающий в результате дефекта памяти. Мы воспринимаем дерево, но не помним его названия и поэтому как бы спрашиваем себя: «как же оно называется?» ³³⁵ Согласно Шивадитье, здесь мы имеем также два альтернативных предположения, хотя они и отсутствуют в сознании. Если мы их сознаем, мы имеем состояние сомнения. Однако Прашастапада, Шридхара и Удаяна дают другое объяснение. Об этом случае говорят, как о случае неопределенного восприятия объекта, знакомого или незнакомого, происходящего из-за рассеянности или благодаря желанию иметь знание. Если мимо нас движется знакомый нам предмет, но мы не замечаем его из-за рассеянности или невнимательности, то имеет место случай анадхьявасайи, в котором мы знаем, что нечто прошло мимо нас, но не знаем, что именно прошло. Если объект не знаком и мы не знаем его названия, имеет место случай несовершенного знания, который отличается от состояния обычного сомнения ³³⁶.

Сомнение является стимулом к исследованию, так как оно порождает желание узнать то, что еще не познано. Оно предшествует выводу, но не предшествует восприятию или словесному знанию. Сомнение кончается, когда наше знание становится точным. Но сомнение не следует смешивать с заблуждением. Поскольку мы знаем о недостоверности нашего знания природы объекта, мы имеем истинное знание, или пратьяю. Сомнение есть незавершенное знание, тогда как заблуждение - ложное знание.

³³⁰ Tarkasamgraha, 64. V. S., II. 2. 17.

³³¹ Dolayamana pratitih samsayah (Gunaratnas Saddarsanasamuccayavrtii).

³³² Лаугакши Бхаскара (Laugaksi Bhaskara) определяет состояние сомнения как познание, характеризуемое чередованием различных противоречащих атрибутов. «Tarkakaumudi»: Ekasmin dharmmi viruddhananakotikam jnamam, p. 7. Cp, также «Tarkasamgraha», 64; «Bhasapariccheda», 129 - 130.

³³³ Прашастапада различает два вида сомнения, внутреннее и внешнее (Р. Р., р. 174).

³³⁴ Saptapadarthi, 68.

³³⁵ См. Saptapadarthi p. 69. Ср. Mitabhasini, Vizianagram skt series, p. 26: kim samjnako'yam ity atrapi, cutah panaso vety, vikalpasphuranad anadhyavasayopi, samsaya eva.

³³⁶ P. P., pp. 182 - 183.

{mospagebreak}

XVII. ОШИБКИ

Очень большое внимание уделяется всяким фокусам со словами, поскольку логика имеет целью защитить нас от софистических трюков. Различаются три вида словесных ухищрений (чхала): 1. Вакчхала. Употребляется двусмысленный термин, и лицо, с которым говорят, понимает его в смысле, отличающемся от того, который на уме у говорящего. Когда кто-нибудь говорит: «Этот мальчик - навакамбала», то есть имеет новое одеяло (или девять одеял), то софист отвечает: «Нет, он имеет не девять одеял, а только одно». 2. Саманьячхала. Утверждение, сделанное в отношении частного случая, распространяется на весь класс. Когда кто-либо говорит: «Этот брахман отличается ученостью и достоинством», софист возражает, что не все брахманы обладают ученостью и достоинством. 3. Упачарачхала. Здесь фигуральное выражение берется буквально. Когда кто-либо говорит: «галерка кричит», софист возражает, что неодушевленные предметы, как галерка, кричать не могут.

Такие ошибки, как джати и ниграхастхана, относятся больше к диалектике ³³⁷, чем к логике. Логические же ошибки возникают в связи с разными членами силлогического доказательства. Ошибки в меньшем термине (пакшабхаса) и в примере (дриштантабхаса) не так важны, как ошибки в среднем термине (хетвабхаса). Гаутама ³³⁸ упоминает пять видов этих ошибок:

1. Савьябхичара, или термин, который не дает однозначного вывода и ведет более чем к одному заключению. На основании неуловимости звука мы можем заключить как о его вечности, так и о его невечности, ибо и вечные атомы и невечные элементы неуловимы. Здесь средний термин не проникается большим. Случай, когда средний термин не совмещается полностью ни с одной из альтернатив, в более поздней логике называется анаикантика. Упоминаются три таких случая, а именно: а) садхарана, или общий, то есть слишком широкий средний термин, b) асадхарана, или необщий, то есть слишком узкий средний термин, и с) анупасамхарин, неопределенный или непроверенный средний термин ³³⁹.

2. Вируддха, или противоречащий термин, есть основание, которое противоречит суждению, подлежащему доказательству ³⁴⁰.

3. Пракаранасама, или термин эквивалентный суждению, не ведет к заключению, так как ставит тот самый вопрос, на который имеется в виду дать ответ. Он выставляет один из двух противоположных признаков, причем оба равно не воспринимаются ³⁴¹. Более поздняя логика подводит этот случай под сатпратипакша. Но этот случай становится тождественным с савьябхичара, когда термин здесь берется как основание, пригодное для обеих противоположных сторон ³⁴².

4. Садхьясама дает основание, которое не отличается от того, что должно быть доказано, и само требует доказательства. Это случай недоказанного основания, или асиддхи, причем упоминаются три его разновидности: а) сварупасиддхи, когда природа среднего термина совершенно неизвестна, как например когда мы говорим, что звук вечен, потому что он видим, где видимость звука есть нечто абсолютно неизвестное; b) ашраясиддхи, когда средний термин не имеет основания, как в примере: «бога нет, потому что он не имеет тела», где бестелесность не имеет субстрата и, следовательно, не может служить основанием, если нет бога; с) аньятхасиддхи, или то, что известно как-либо иначе ³⁴³.

5. Калатита, или термин, ошибочный по времени, есть основание, приводимое, когда время уже прошло. Аргумент: «Звук долговечен, потому что он выявляется при контакте, так же как и цвет» - есть пример такой ошибки. Цвет кувшина выявляется, когда кувшин соединяется со светом лампы, хотя он существовал и до этого соединения и будет существовать и после него. Доказательство по аналогии с цветом, что звук существовал до контакта барабана с палочкой и будет существовать после этого контакта, является ошибочным. Приводимое здесь основание считается ошибочным по времени, так как звук производится непосредственно после контакта барабана с палочкой, тогда как цвет выявляется одновременно с контактом кувшина с лампой. Эта ошибка называется также бадхита, где средний термин утверждает нечто, противоположное чему удостоверяется как истинное другим очевидным свидетельством. В поздней логике ньяйи перечень ошибок значительно расширяется.

³³⁷ Здесь автор под диалектикой понимает искусство спора.- Прим. перев.

³³⁸ I. 2. 4. См. также V. S., III. 1. 15. Прашастапада упоминает assidha, или недосказанный термин; viruddha, или оспариваемый через противоположный; samdigdha или сомнительный, и anadhyavasita, или неудостоверенный (Р. Р., pp. 239 - 240). Дигнага упоминает четырнадцать видов, а Бхасарваджня - шесть. См. также «Tarkasamgraha», 52.

³³⁹ «Tarkasamgraha», 53. См. также Visvanatha Vrtti N. S., I. 2. 46.

³⁴⁰ N. V., I. 2. 6, Ватсьяяна (I. 2. 6) указывает на пример из «Yogabhasya» (III. 13), приводящий к следующим суждениям: 1. Мир перестанет быть видимым, потому что он не вечен, и 2. Мир будет существовать, потому что он не может быть разрушен. См. также «Tarkasamgraha», 54.

³⁴¹ N. В. и N. V., I. 2. 7.

³⁴² «Tarkasamgraha», 55.

³⁴³ Вачаспати добавляет ekadesasiddhi, а Удаяна - vyapyatvasiddhi, где совмещение не является постоянным.

{mospagebreak}

XVIII. ИСТИНА

Фактом, с которого начинается теория познания, является не то обстоятельство, что мы имеем знание, а то, что мы притязаем на обладание им. Задачей теоретика познания является исследовать, насколько далеко может простираться это притязание. В теории прамы, или истины, наяйик старается исследовать. насколько оправданы внутренне присущие каждому акту познания притязания на истину. Они пытаются показать, что содержание знания, получаемого нами посредством четырех праман, действительно или обладает нормативной необходимостью.

Теория познания ньяйи вступает в конфликт со скептицизмом доктрины мадхьямика, которая считает, что мы не знаем сущности вещей и что наша мысль настолько противоречива, что на нее нельзя смотреть как на реальную. Возражая против этой доктрины, Ватсьяяна говорит, что когда мадхьямик утверждает, что ничего не существует, то он допускает возможность истины по крайней мере в отношении этого своего утверждения и, таким образом, противоречит сам себе. Если же, наоборот, не существует доказательства положения, что ничего не существует, и если это только непроверенное предположение, тогда противоположное ему предположение также может быть принято. Кроме того, тот, кто отрицает ценность праман, сам делает это или на основании какой-либо праманы, или без всякого основания. Если без всякого основания, то доказательство бесполезно, если же на основании праманы, то ценность праманы тем самым признается. Радикальный скептицизм поэтому неосуществим. Всякий, кто начинает мыслить, в этот самый момент уже признает принципы познания. Кроме того, тот, кто признает действенность мысли, должен признать также и реальный мир, ибо мысль и реальность взаимосвязаны. Ватсьяяна говорит: «Если анализ вещей мыслью возможен, тогда не верно, что действительная природа вещей не познается, если же, с другой стороны, действительная природа вещей не познается, тогда не может быть анализа вещей мыслью. Таким образом, утверждение, что «существует анализ вещей мыслью, но действительная природа вещей не познается», является противоречием в терминах ³⁴⁴. Уддьйотакара перефразирует это следующим образом: «Если возможен анализ вещей мыслью, то вещи не могут не существовать, и если вещи не существуют, то не может быть анализа вещей мыслью» ³⁴⁵. Ньяя считает, что познание дает истинное знание действительности (артхават) ³⁴⁶.

Ватсьяяна возражает против мнения Виджнянавады, что объекты опыта являются только простым рядом представлений. Вещи, видимые во сне, отвергаются им как нереальные, поскольку они не испытываются в состоянии бодрствования. Если бы не было чувственного мира опыта, не существовало бы и состояния сна. Различие в снах может быть прослежено до различия в их причинах ³⁴⁷. Если бы не существовала реальность, можно было бы пренебречь различием между истиной и заблуждением и не было бы объяснения тому факту, что мы не можем управлять нашими восприятиями и получать их по нашему желанию ³⁴⁸. Не согласна ньяя также и со взглядом, который постулирует объекты, имеющие моментальный характер. Если объекты являются причинами нашего познания, они должны предшествовать следствию. С точки же зрения моменталистов, объект, который вызвал его осознание, исчезает в следующий же момент за восприятием, а этого нельзя признать, поскольку воспринимать можно только то, что существует в наличности. Доказывать, что объект исчезает одновременно с прекращением восприятия, бесполезно, поскольку мы воспринимаем объект как существующий в настоящем, а не в прошлом. Даже вывод был бы в этом случае невозможен ³⁴⁹. Кроме того, причина и следствие, будучи связанными между собой как содержащее и содержимое, должны существовать в одно и то же время. Главное отличие того, что реально существует, от того, что только воображается, заключается в его независимости от всякого опыта субъекта. То, что вообще существует, существует независимо от того, входит оно в чей-либо опыт или не входит. Опыт есть член отношения с односторонней зависимостью. Для его существования необходимы вещи, для существования же вещей нет необходимости в опыте. Таким образом, наяйик заключает, что наши идеи подчиняются объективным фактам, относительно независимым от воли и целей субъекта ³⁵⁰. Существование вещей не зависит от праман, хотя их существование в качестве объектов познания целиком зависит от действия праман.

Праманы называются этим именем потому, что они дают нам праму ³⁵¹. В своем труде «Татпарьяпаршиуддхи» Удаяна говорит: «Познание действительной природы вещей есть прама, а средство такого познания - прамана» ³⁵². Что же является действительной природой (таттвам) вещей? «Это не что иное, как бытие, или существование, того, что есть, и небытие, или несуществование, того, чего нет ³⁵³. Другими словами, когда нечто, что есть, познается как наличие в бытии, или существующее, как действительно сущее (ятхабхутам), а не как нечто противоположной природы (авипаритам), тогда то, что познается таким образом, образует истинную природу вещи; и, аналогично тому, когда ничто познается как таковое, то есть как то, чего нет, как нечто имеющее противоположную природу, тогда то, что познается таким образом, образует истинную природу вещи» ³⁵⁴. Апрама, бхрама, или митхьяджняна, есть познание вещи как она не существует. Это есть то, в чем вещь познается как то, чем она не является ³⁵⁵, например когда мы ошибочно принимаем раковину за серебро. Это не просто отсутствие знания, а ошибка ³⁵⁶.

В умственной жизни индивидуума имеют место недоумения, сомнения и тому подобное, однако вопрос об истине и лжи возникает не в связи со всем этим. Объектом логической оценки является суждение или утверждение какого-то содержания, безотносительно к тому, кто утверждает. Всякое знание принимает форму суждения, где субъектом является вишешья, или то, что квалифицируется (квалифицируемое), а предикатом - вишешана, или квалификация. В ньяйе суждение разлагается не столько на субъект и предикат, сколько на существительное и прилагательное, причем существительное есть то, что характеризуется, а прилагательное - то, что характеризует ³⁵⁷. Всякое знание есть познание природы и качеств объектов. Субъект указывает, что такая-то определенная вещь существует, а предикат определяет природу данной части через выявление ее свойств. Когда определение согласуется с природой объекта, мы имеем истину, или ятхартха ³⁵⁸. Всякий субъект имеет в действительности какие-то признаки, а мысль различает существительное и прилагательное и утверждает, что и то и другое в реальном мире находится в единстве. Праманы, таким образом, дают нам знание об объектах, какими они являются в действительности ³⁵⁹.

Отношение между объектом - кувшином, например, и нашим знанием об объекте не является отношением присущности (самавая), так как знание, относящееся к объекту «кувшин» (гхатавишая - кабжняна), есть качество (гуна) я, а не кувшина. Не является это отношение и соединением (саньйога), так как оно может быть только между субстанциями, тогда как познание есть качество. И все же какое-то отношение между объектом и познанием объекта должно существовать, чтобы в результате появилось вполне определенное, а не какое угодно суждение. Такой единственно возможной определяющей причиной (ниямака) нашего суждения является природа самого кувшина (гхатасварупа). Это отношение называется сварупасанбандха, определяемое в «Ньяякоше» Бхимачарьи как «отношение, которое необходимо считать существующим в случае, когда определенное познание или суждение (вишиштаджняна) не могло быть произведено каким-либо другим отношением (самавая или саньйога) ³⁶⁰. Это отношение есть sui generis отношение между объектом и познанием ³⁶¹. Само знание, как нечто отличное от акта или процесса познания, не является ни самим физическим объектом, ни просто состоянием мысли; оно есть сущность, или сварупа, или характер, «что-то» познанного объекта ³⁶². Если объект познания во внешнем восприятии есть сам физически существующий предмет, тогда ошибки невозможны. Тогда суждение любого человека должно быть истинным. Но полагать, что, когда мы думаем о Северном полюсе, он действительно сам входит в наше сознание, значит расходиться с фактами. Если же знание есть только состояние мысли, тогда мы не уйдем от субъективизма. Объект познания есть не физически существующий предмет и не физиологический отпечаток предмета, а сварупа, или качество предмета. Во всяком познании есть это «что-то», сущность или свойство, которое притязает на то, чтобы быть реальным. Даже во сне есть это «что-то», но затем устанавливаем, что объекты сна не существуют. Внутренне присущее им утверждение реальности не оправдывается. Всякое познание есть познание сварупы, или комплексов свойств, вместе с внутренне присущим им атрибутом существования. Это убеждение в существовании объекта иногда может оказаться ошибочным. Сам акт познания не может решить, принадлежит содержание знания объекту или нет. Действительность познания не устанавливается им самим (сватахпраманья) ³⁶³. Ньяя считает, что действительность познания устанавливается не им самим, а доказывается чем-то другим (паратах прамана). В то время как санкхья считает, что действительность и недействительность присущи самому познанию, мимансаки думают, что действительность познания обусловливается самим познанием ³⁶⁴, а недействительность вызывается внешними причинами, так что познание должно признаваться истинным, пока оно не проверено каким-либо иным путем, а не самим познанием. Буддисты считают, что всякое познание недействительно, а действительность его должна доказываться какими-либо другими средствами. Возражая против всех этих мнений, наяйики доказывают, что действительность и недействительность познания устанавливается средствами, независимыми от самого познания. Если бы всякое познание было самоочевидным, тогда не было бы возможности для сомнения ³⁶⁵. Таким образом, действительность познания определяется через апелляцию к фактам. Допустим, что при восприятии некоего объекта мы не можем быть непосредственно уверенными в том, что воспринимаемый нами объект имеет действительно ту величину и форму, которая нам кажется. Нам кажется при восприятии, что солнце движется, хотя на самом деле оно не движется. Таким образом, восприятие, или непосредственное знание объекта, не содержит в самом себе удостоверения его действительности. Действительность нашего знания может быть удостоверена только путем процесса опосредствованного рассуждения ³⁶⁶. Что истинно относительно восприятия, то является истинным и относительно познания, получаемого другими средствами.

Ньяя рассматривает различные возражения против этой теории. Например, как может прамана, которая дает нам знание объекта, сама быть объектом другой праманы? На это отвечают, что, как весы, являющиеся инструментом для взвешивания какой-либо вещи, становятся объектом, когда сами взвешиваются на других весах, так и средство познания является инструментом, когда оно служит познанию объекта, но становится объектом, когда само познается. Ватсьяяна говорит: «буддхи, или аппрегенция, есть прамана, или средство познавания вещей; но оно есть прамея, когда оно само познается» ³⁶⁷. Если говорят, что средства познания не требуют других средств познания для установления своей правильности и устанавливают свою достоверность сами по себе, тогда даже объект познания может быть таким образом самоочевидным и праманы становятся излишними. Этому мнению возражают, говоря, что, если действительность знания устанавливается посредством другого знания и есть действительность этого другого доказывается посредством третьего, тогда неизбежен регресс в бесконечность ³⁶⁸. Если мы остановимся где-то на середине, то прамана не доказана. Наяйики не рассматривают это соображение как серьезное возражение, поскольку оно является чисто теоретическим. Для всех практических случаев мы принимаем действительность праман и не нуждаемся в том, чтобы удостоверять одну праману посредством другой бесконечно ³⁶⁹. В случае чистого познания, когда, например, мы видим плод в нашей руке, у нас нет сомнения в действительности познания. Мы имеет достоверное познание объекта посредством одного акта познания. В случае сомнительного знания мы ищем помощи других знаний, чтобы определить действительность первого, и когда мы приходим к вполне достоверному знанию, то прекращаем поиски. Имеются определенные праманы, которые требуют познания самих себя, прежде чем давать знание о своих объектах и вести к практическому действию; и имеются другие праманы, которые дают знание об объектах, не требуя познания самих себя. Дым должен быть познан до того, как он приведет к познанию огня, но органы чувств дают нам познание объектов даже и тогда, когда они сами не воспринимаются, не познаются. Мы можем познать органы чувств другими средствами, но это познание не необходимо.

Наяйики считают, что мы не можем сразу, непосредственно узнать, соответствует ли наше познание реальности или нет. Мы можем узнать об этом соответствии из способности познания приводить к успешному действию. Всякое знание есть побуждение к действию. Оно говорит нам, что объект является либо желательным, либо нежелательным, либо ни тем, ни другим. Я не является чисто пассивным зрителем, заинтересованным только в простом созерцании вещей. Оно стремится достичь желаемых объектов и избежать нежелательных. Мышление есть только эпизод в жизненном поведении. «Познание возбуждает желание и ведет к действию» ³⁷⁰. Наяйики находятся в согласии со школой прагматистов, когда считают, что познание имеет свой базис в жизненных потребностях человеческой природы и ведет к волевым реакциям. Согласие наших идей с объектами может быть установлено через их способность вести к успешному действию (правриттисамартхьям) ³⁷¹. Таким образом, ясно, что отношение идей к объектам есть отношение соответствия, а не обязательно сходства. Наяйики ставят истинность наших идей в зависимость от их отношения к фактам и считают, что это отношение есть отношение согласия или соответствия, выводимое нами из результатов работы идей ³⁷².

Строго говоря, идея считается истинной, если она ведет к требуемым ею восприятиям и если она делает нас способными успешно действовать в отношении окружающей нас среды. Согласно учению «Таттвачинтамани» о праманьяваде, действительность познания устанавливается через вывод. Когда мы видим лошадь, мы прежде всего имеем познание формы «это есть лошадь», за которым следует не вполне определенная идея «я видел лошадь», и только когда мы подойдем ближе и получим действительные восприятия ее, мы делаем вывод о действительности нашего познания. А если ожидаемые восприятия не возникнут, мы делаем вывод, что познание было ошибочным. Мы видим воду и подходим к ней, и, если она удовлетворяет наши желания, мы считаем наше восприятие воды действительным, так как то, что не истинно, не побуждает к успешным действиям ³⁷³. Когда наши желания удовлетворяются, мы убеждаемся в действительности нашего познания. Так, из следствий мы делаем выводы о причинах. Эта теория истины является индукцией из положительных случаев успешной работы действительного познания и отрицательных случаев безуспешной работы недействительного знания.

Эта пригодность знания есть только испытание истины, а не ее содержание. Однако некоторые приверженцы прагматизма держатся мнения, что практические результаты составляют все содержание истины, в чем их поддерживают и буддистские логики. Эти последние считают, что «правильное познание есть непротиворечивое познание. Познание, позволяющее нам постичь наблюдаемый объект, есть непротиворечивое знание» ³⁷⁴. Постичь объект - значит действовать в отношении его успешно и понять его природу ³⁷⁵. Для наяйиков истина не сводится только к применимости ее, хотя истина и познается через свою применимость. Истина первичнее еe проверки. Суждение истинно не потому, что оно подтверждается, а подтверждается потому, что оно истинно. Наяйики рассматривают различные возражения против этой теории. Мы не можем быть уверены, что наши желания осуществлятся. Бывают случаи иллюзорного удовлетворения желаний. Во сне мы имеем примеры кажущегося удовлетворения желаний, но это не значит, что сны должны рассматриваться как действительность. Наяйики отвечают, что имеет значение не просто ощущение успешной деятельности, но ощущение нормального, здорового сознания, которое должно поддерживать минувшие опыты успешной деятельности. Это нельзя охарактеризовать ни как живость состояния сознания, ни как чувство удовлетворения, но как соответствие опыту в целом. Объекты сна не подводимы под пространственно-временное оформление опыта и поэтому являются мнимыми.

³⁴⁴ N. В., IV. 2. 27.

³⁴⁵ N. V., IV. 2. 27.

³⁴⁶ Невозможность достоверного знания обосновывается мадьхьямиками, между прочим, тем, что восприятие не может ни предшествовать, ни следовать, ни быть одновременным с объектами чувств. Если оно предшествует, тогда оно не может быть результатом контакта органа чувств с объектом; если оно следует за контактом, тогда нельзя говорить, что объект чувства устанавливается восприятием. Если бы оно было одновременным с объектом, тогда не нужно было бы никакого порядка следования в нашем познании, поскольку никакого такого порядка нет в соответствующих объектах. Цвет и запах могут восприниматься в одно и то же время, чего ньяя не допускает. Истинное в восприятии относится к другим праманам и к их отношению к прамейе, так же как и к самим объектам познания. Так что эти средства познания недействительны и невозможны. Это возражение против перцептивного познания устраняется на том основании, что средства познания могут предшествовать объектам, как барабан предшествует своему звуку, следовать за ними, как освещение следует за солнцем, или быть одновременными с ними, как дым одновременен с огнем. (N. В., II. 1. 8-19).

³⁴⁷ N. В., IV. 2. 33-34, 37.

³⁴⁸ N. В., IV. 2. 26-37.

³⁴⁹ См. N. V., 1.1.37; III. 2. 14. Уддьйотакара замечает: «В силлогизме: «звук не вечен, потому что он производится подобно тому, как производится горшок» - пример должен содержать в себе признаки невечности и производимости. Но первый (невечность) есть то, что не существует уже после мысли о нем, а второй (производимость) еще не существует до мысли о нем. Как оба эти признака могут сосуществовать в горшке, если он только моментален?»

³⁵⁰ N. В.: Visvanatha; N. S. Vrtti, IV. 2. 26 ff.

³⁵¹ Pra - значит действительный, настоящий, правильный; ma - знание (IV. 2. 29).

³⁵² Yatharthanubhavah prama, tatsadhanam ca pramanam.

³⁵³ Satas ca sadbhavo'satas casadbhavah. N. В., I. 1. 1.

³⁵⁴ N. В. и N V., I. 1. 1.

³⁵⁵ N. В., 1. 1. 4.

³⁵⁶ N. В., IV. 2. 1; IV. 2. 35.

³⁵⁷ Ср.: «Мы находим, что в каждом суждении мы определяем в мысли признак объекта, представленного ей для определения. Мы можем, следовательно, говорить об определяемом и определении как о самом основном в суждении; определяемое есть то, что должно быть определено или характеризовано мыслью или познанием; определяющее есть то, что характеризует или определяет в мысли подлежащее определению» (W. Е. Johnson, Logic, I. p. 9).

³⁵⁸ Tadvati tatprakarako' nubhavo yatharthah, tadabhavavati tatprakarako, nubhavo, 'yatharthah («Tarksamgraha», 35). Предикат называется prakara, а качество предмета, обозначаемое предикатом, называется visesana. Prakara относится к познанию, a visesana - к объекту. Аннам Бхатта ставит вопрос, может ли кувшинность, например, в суждении «кувшинность содержится в кувшине» рассматриваться как существительное, а кувшин как прилагательное, и отвечает, что предикат не всегда должен быть признаком, он только всегда должен относиться к субъекту. Tadvati обозначает tatsambandhavati. См. также N. V., III. 2. 42.

³⁵⁹ Pramanasya sakalapadarthavyavasthapakatvam (Visvanatha's N. S. Vrtti I, 1. 1.).

³⁶⁰ Sambandhantarena visisfapratitijananayogyatvam. Очевидное возражение против превращения самого кувшина в sambandha, а именно, что при этом уничтожается различие между самим отношением и вещью, которой отношение связано, устраняется тем фактом, что не сам кувшин, а только кувшин как объект познания есть sambandha.

³⁶¹ Avacchedakatva есть случай svarupasambandha. В некоторых случаях это есть существенный признак индивидуального, которое не существует. В случае ghatabhava, или отсутствия кувшина, кувшинность есть avacchedaka. Где имеются как простые, так и сложные признаки, avacchedaka есть более простой признак. Где признак сосуществует с примерами, мы имеем случай anatiriktavrttitva. Отношение между знанием и уже известным объектом есть visayata.

³⁶² Ср.: «Наши данные суть просто комплексы признаков, сущности, логические единства, которые необходимо должны рассматриваться как признаки существующих вещей, познаваемых восприятием или как-либо иначе» (Essays in Critical Realism, p. 5).

³⁶³ Ср. Drake: «Всякий познавательный опыт есть не обладание, а познание существующего известного (если оно существует); его действительность должна быть испытана другими средствами, но не интуицией момента» (Critical Realism, p. 32).

³⁶⁴ Для мимансаков истинность вед самоочевидна и не требует внешней санкции для доказательства их притязаний на повиновение им. Для наяйиков же авторитетность вед основывается на том, что автором их является бог.

³⁶⁵ Siddhantamuktavali, 136. «Если бы действительность познания была самоочевидной, тогда не было бы сомнения в отношении познания, порождаемого практикой. Ибо, если в этом случае вместе с познанием познается и его действительность, то как возможно сомнение? Если же, с другой стороны, познания не происходит, тогда как возможно сомнение при отсутствии познания чего-либо обладающего качеством? Следовательно, действительность познания есть результат вывода (anumeyam).

³⁶⁶ В «Tarkabhasa» говорится: «Познание приобретается чувственным восприятием... тогда как его действительность познается посредством вывода. Человек, ищущий воду, имеет представление о воде. Его поиски или приводят к результату, или нет. Из положительного результата познания выводится его действительность, ибо недействительное познание не может породить положительного результата поисков».

³⁶⁷ N. S., II 1 16, Ватсьяяна в качестве примера использует светящую лампу, которая освещает и себя и другие объекты. «В случае светящей лампы оказывается, что в то время как она сама видима, она также является средством, благодаря которому мы видим другие видимые вещи и, таким образом, лампа становится или объектом, или средством познания, смотря по обстоятельствам» (N. В., II 1. 19). Возражая на это, Нагарджуна говорит, что лампа не может освещать саму себя, поскольку в ней нет темноты. Она освещает объекты тем, что устраняет темноту, которая их покрывает (Madhyamika Karika, VII). Не следует смешивать взгляд Ватсьяяны с позицией веданты в отношении самоочевидного характера праман. Одна и та же прамана не может раскрыть и объект и свою собственную действительность. Уддьйотакара объясняет, что светящая лампа есть прамана в отношении к объектам, а сама она воспринимается другим восприятием, посредством ее контакта с зрительным нервом, так что одна прамана устанавливается посредством другой (N. V., II. 1. 19). См. также N. V. Т.Т., II, 1. 19.

³⁶⁸ Это возражение идентично возражению Нагарджуны в Vigrahavyavartani Karika. См. History of Indian Logic, p. 257. См. также N. В., 11.1.17 - 18, которая цитирует буддистского логика Дхармакирти для доказательства той же мысли: «Для того, кто не принимает познания, как непосредственно познаваемого самим собой, не может быть установлено, познал ли он вещь или нет». См. Khandana, I. 3.

³⁶⁹ N. V. Т. Т., П. 1. 19.

³⁷⁰ N. В., I. 1. 2.

³⁷¹ N. S., I. 1. 17. См. также N. В. и N. V., I. 1. 1. и «Kusumanjali», III. 18.

³⁷² Ср. различие между сходством и соответствием, между теориями истины как копии и как картины в «The Nature of Existence» (II) McTaggart'a. Интересно отметить, что критические реалисты, анализ познания которыми похож на анализ ньяйи, прибегают к тому же средству, чтобы преодолеть трудность. На вопрос, имеем ли мы какое-либо право верить в существование физических объектов, они отвечают: «Наша инстинктивная (и практически неизбежная) вера в существование физического мира вокруг нас оправдывается прагматически. Этот мир явлений (то есть то, что является, что дано) может, вероятно, быть просто видением сознания в пустом мире. Но мы инстинктивно чувствуем, что эти явления суть свойства реальных объектов. Мы реагируем на них, как если бы они существовали сами по себе, даже тогда, когда мы спим, или забываем о них. Мы убеждаемся, что эта вера, эти реакции работают» (Essays in Critical Realism, p. 6).

³⁷³ Purvotpannam jalajnanam prama, saphalapravrttijanakatvat; yan naivam tan naivam yatha aprama (Annam Bhatta's Dipika, 63).

³⁷⁴ Dharmottara: «Nyayabindutika», I. «Avisamvadakam jnanam samyagjnanam.. . pradarsitam artham prapayan samvadaka ucyate».

³⁷⁵ Pravartakatvam eva prapakatvam... pravartakatvam api pravrttivisayapravartakatvam eva. Дхармоттара считает, что достигнутый объект не тождественен с познанным объектом, хотя они и принадлежат к одной и той же серии. Хотя буддисты и не могут принять взгляд ньяйи на отношение фактов к идеям, они все же принимают arthasiddhi и постижение объекта, или практическую эффективность (arthakriyasamarthyam) как проверку истины и удовлетворяются такими неопределенными фразами о сходстве идей с объектами, как «arthasarupyam asya pramanam» (Nyayabindu, I. 1.).

³⁷⁶ Пытаясь преодолеть, это затруднение, Дхармоттара проводит различение между правильным знанием, которое есть непосредственный антецедент достижения (arthakriyanirbhasam), и таким знанием, которое ведет к достижению через определенные промежуточные ступени (arthakriyasamarte capravartakam). Первое ведет прямо к действию и не может быть объектом исследования. См. Uddyotakara и Vacaspati о I. 1. 1.

³⁷⁷ N. V. Т. Т., I. 1. 1.

³⁷⁸ Критическое исследование теории истины ньяйи см. в Khatdana, I. 13-14.

{mospagebreak}

XIX. ЗАБЛУЖДЕНИЕ

Прама, или действительное знание, отличается от сомнения (саншая) и ошибочного знания (випарьяя), в котором идеи не ведут к успешному действию. Цели иллюзий и галлюцинаций не достигаются, то есть вызванные ими ожидания не удовлетворяются. Мы осознаем заблуждение, когда требования нашего идеального прошлого не удовлетворяются настоящим. Мы, например, видим белый объект и принимаем его за серебро, поднимаем его и обнаруживаем, что это кусок раковины. Новое восприятие раковины противоречит ожиданию серебра. Согласно ньяйе, всякое заблуждение субъективно. Ватсьяяна говорит: «Не объект, а ложное его восприятие устраняется истинным познанием» ³⁷⁹. Уддьйотакара замечает, беря в качестве примера мираж: «Объект все время остается тем, чем он в действительности является; при мерцании лучей солнца, когда возникает мираж воды, нет ошибки в объекте: не происходит так, чтобы лучи не были лучами и чтобы мерцание не было мерцанием; ошибка возникает в познании: познание, вместо того чтобы быть познанием мерцающих лучей, появляется как познание воды, то есть как познание такой вещи, которой на самом деле нет» ³⁸⁰. Вода не является чем-то абсолютно не существующим, как например цветок на небе, но она не существует в данное время и в данном месте, хотя мы и воображаем, что она существует. Лучи являются причиной иллюзии, а не объектом иллюзорного восприятия воды. Здесь реализм ньяйи слегка модифицируется, так как вообще он не может объяснить возникновение иллюзий, основываясь на той точке зрения, что мир вещей нашего опыта со всеми свойственными качествами существует независимо от всякого отношения его к познающему субъекту. Всякое ошибочное познание имеет какое-то основание в действительности. Ватсьяяна говорит: «Никакое ложное восприятие не является полностью лишенным основания» ³⁸¹. Заблуждение есть восприятие объекта как чего-то другого по сравнению с тем, чем он является на самом деле. Этот взгляд на аньятхакхьяти поддерживается не только ньяйей, но также джайнскими логиками и Кумарилой.

³⁷⁹ N. В., IV. 2. 35.

³⁸⁰ N. V., I. 1. 4.

³⁸¹ N. В, IV. 2. 35.

³⁸² N. V. Т. Т., I. 1. 2.

³⁸³ Anadyavidyavasanaropitamalikam bahyam, tatra jnanakarasyaropah (Bhamati, I. 1. 1.).

³⁸⁴ Aniruddha о S. P. S., I. 42; «Nyayamanjari», p. 178.

³⁸⁵ Если иллюзии не создаются внешними объектами, тогда нет разницы между сном без сновидений и иллюзией, кроме той, что в иллюзии действует сознание, а во сне без сновидений нет. «Prameyakamalamartanda», pp. 13 ff; «Nyayamanjari», pp. 177 - 178.

³⁸⁶ Рамануджа, критикуя взгляд адвайты, задает вопрос: «Что является причиной появления неопределимого серебра во время иллюзии? Познание серебра не может произвести объект, поскольку последний есть причина первого. Объект не может появиться благодаря дефекту в чувственном механизме, поскольку чувственные органы не оказывают влияния на внешние объекты. Чувства являются причиной познания, а не его объектов.

³⁸⁷ Джаясинхасури упоминает теорию alaukikarthakhyati, которую Джаянта приписывает мимансакам. Согласно этой теории, в иллюзорном познании серебра объектом иллюзии является серебро, отличное от обычного (lаukika) серебра. То, что служит нашим практическим потребностям, есть laukika, а что не служит - alaukika. Даже серебро, относящееся к alaukika, побуждает к какому-то действию. Наяйики спрашивают, знаем ли мы, что серебро относится к alaukika и что с ним делается в тот момент, когда мы осознаем нашу ошибку. Прадхачандра в «Prameyakamalamartanda» упоминает о prasiddharthakhyati как о взгляде, поддерживаемом Бхаскарой и последователями санкхьи. Согласно этому взгляду, объект иллюзорного познания не есть несуществующая вещь, но существующий объект, устанавливаемый познанием. Вода есть объект иллюзии воды, и когда это иллюзорное познание вступает в противоречие с познанием лучей солнца, последнее имеет своим объектом лучи солнца. Этот взгляд неудовлетворителен потому, что превращает всякое познание в действительное («Nyayamanjari», pp. 187 - 188; «Prameyakamalamartanda», I).

³⁸⁸ См. «Vedantaparibhasa», I.

³⁸⁹ «Vivaranaprameyasamgraha», p. 33.

{mospagebreak}

XX. ОБЩАЯ ОЦЕНКА ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ НЬЯИИ

Взгляд ньяйи на познание как на атрибут души, который копирует реальность, обычному здравому смыслу кажется слишком простым, чтобы нуждаться в каком-либо оправдании; однако этот явно наивный взгляд принимает некритически признаваемые допущения. В своей борьбе с субъективизмом буддистов ньяя настаивает на том, что вещи являются основанием логической истины, что внешний мир существует независимо от нашего познания его, и определяет познание как соответствие наших идей вещам. Этот взгляд разделяет реальность на два мира - мир субъектов и мир объектов - и таким образом превращает обычные допущения здравого смысла в метафизическую теорию, которая не соответствует как фактам сознания, так и требованиям логики. Главными допущениями теории познания ньяйи являются: 1) что я и не-я резко отделены друг от друга, 2) что сознание есть результат причинного воздействия не-я на я и 3) что познание есть свойство я. Несмотря на эти метафизические предрассудки, в учении ньяйи содержатся плодотворные положения, благодаря которым его недостатки могут быть преодолены. Поскольку ньяя отдает себе отчет в том, что непосредственно испытывается в акте познания, она стоит на надежной почве, но как только она пытается давать метафизическое объяснение в терминах, которые уводят нас за грани фактов познания, она становится доступной для критики. Взгляд, что мы имеем непосредственное сознание мира, который не есть простая совокупность абстрактных особенностей, а является сложным космосом с условиями и отношениями, особенностями и общностями, что наши идеи имеют рабочую ценность, является взглядом, оправдываемым опытом. Основная ошибка ньяйи та же, что и ошибка Локка и других мыслителей-эмпиристов, которые рассматривают индивидуум как одну естественную единицу, а мир - как другую. Этот механический взгляд, вполне законный для ограниченных целей повседневной жизни и психологии, нельзя последовательно провести до конца. Проблемой логики является не столько происхождение познания, сколько его природа. Мы не можем надеяться определить природу познания посредством попытки выхода за его пределы, с тем чтобы наблюдать со стороны за способом его становления. Когда наяйики рассматривают сознание как продукт или результат, они пытаются выйти за пределы процесса познания.

Если я и не-я резко отделены друг от друга и если сознание есть только результат причинного воздействия не-я на я, как думали Локк и Декарт, Юм и Кант, тогда все содержание сознания есть только субъективные состояния познающего индивидуума. События мира не-я не могут быть частью знания, которое принадлежит я; и если знание только воспроизводит реальность, то оно может содержать только копии реальных событий, но не их самих. Если мы отделяем субъект от объекта, то вопрос о создании моста, соединяющего их, становится трудным делом. Тогда мы должны думать, что или объект есть сознание субъекта, или объекта нет совсем. Скажем ли мы, что объект входит в сознание, или отражается в нем, или представляется в виде образа или копии,- какой бы взгляд на отношение познания к объекту мы ни приняли, все равно становится невозможной уверенность, что мир на самом деле таков, каким мы его воспринимаем. Покамест субъект и объект будут внешними по отношению друг к другу, как один кусок материи к другому, мы никогда не можем быть уверены, что наши идеи правильно представляют объекты или что они вообще представляют объекты. Мы не можем сравнивать наше знание с реальностью, поскольку она есть нечто внешнее по отношению к мысли. Ничто, кроме самой мысли, не познается непосредственно, и мы не можем сравнить мысль с реальностью, поскольку нам дан только один член этого отношения, тогда как акт сравнения преполагает, что даны оба члена. Если что-либо может сравнить идею, с одной стороны, и объект, с другой, то это может быть только сознание ³⁹⁰; но такое сознание должно включать в себя и идею и объект.

Если истина есть согласие идей с реальностью и если реальность определяется как нечто внешнее по отношению к мысли, как то, чего нет и не может быть в мысли или что не может быть создано мыслью, тогда поиски истины становятся охотой за жар-птицей. Мысль ищет то, что никогда не может быть найдено, более того, ищет то, о чем нельзя составить даже ясного понятия. Наяйики стоят перед лицом заключения, что цель мысли, то есть достижение истины, не может быть реализована прямым путем. Они считают, что для конечного ума мысли недостижима. Мы должны довольствоваться более скромным идеалом достижения уверенности, что наши идеи имеют практическую ценность. Эта уверенность создается способностью идей служить нам или давать практические результаты. Эта способность идей к практическому применению не оправдывает, однако, допущения ньяйи, что идеи работают потому, что они согласуются с реальностью ³⁹¹. Буддистские логики, принимающие этот же критерий истины, извлекают из него, однако, совершенно другое следствие, и надо сказать, что их взгляды более логичны. Согласно им, содержанием истины будет не соответствие знания объектам, которые хотя и существуют, но лишь как идеальные, а проверка в опыте ³⁹². Идеи побуждают нас к деятельности, и когда мы реализуем наши желания, их претензии на истину оправдываются. Наши сновидения считаются иллюзорными потому, что деятельность, на них основанная, не приводит к результатам. Предположим, что мы видим что-то во сне, затем, например, ищем на поле и находим сокровище, тогда наш сон правдив независимо от того, соответствует ли он реальности или нет. Ясно, что даже в самом обоснованном и самом достоверном нашем знании все же кроется возможность заблуждения. Никакое наше убеждение не является настолько прочно обоснованным, чтобы в нем не оставалось никакой возможности оказаться ложным. Хотя и можно жить, основываясь на этом прагматическом критерии, мы все же не можем иметь полного удовлетворения. То, что удовлетворяет одну потребность, может не удовлетворять другую, а мы испытываем жизненную логическую потребность знать реальность, что, однако, для нас недоступно. Ньяя, старающаяся спасти нас от буддистского субъективизма, не дала нам, однако, более удовлетворительного учения о реальности. Если очевидный факт существования нашего познания внешнего мира не объясняется теорией ньяйи, то она должна возвратиться к предварительным своим допущениям и исследовать их в свете анализа факта самого познания.

Совершенно верно, что вещи могут быть реальными и без осознавания их в моем или вашем опыте и что они не начинают существовать только тогда, когда вы или я впервые осознали их, и все же при всем том нельзя сказать, что объективное существование их не зависит от всякого опыта. Отношение между познанием и его объектом в теории ньяйи называется сварупасанбандха. Познаваемый объект определяет познаваемый процесс. Познание есть осознание объекта ³⁹³. Мадхусудана Сарасвати цитирует Удаяну: «Знания, сами по себе бесформенные, оформляются только своими объектами. Это значит, что объекты являются единственными спецификациями познания. «Всякое познание квалифицируется, характеризуется определенными вещами, как например: «это - чернильница», «это - скатерть». Если познаваемый объект находится полностью вне процесса познания, тогда должно быть принято и соответствующее понятие истины. Однако говорится, что его сварупа находится в самом процессе, хотя объект в себе не тождествен с знанием о нем. Согласно этому взгляду, познание не создает объектов и не соответствует им, а постигает их. Поэтому ошибочно считать, что объекты находятся за пределами познания и что все, что можно знать о них, есть или их воздействия, или их копии в сознании субъекта. Когда мы воспринимаем что-либо чувством, мыслью или вспоминанием, все равно что - внешний объект или внутреннее состояние, все то, что мы воспринимаем чувством, мыслью или вспоминаем, есть сам независимый от познавательного процесса объект. Теория ньяйи о нашем непосредственном или прямом осознании реальности несовместима с ее другим допущением, что субъект и объект суть субстанции, изолированные друг от друга. Ничто не стоит между познающим субъектом и познаваемым объектом. И субъект и объект нераздельно связаны. Ни один из них не может быть сведен к другому. Ньяя права в отрицании субъективизма, утверждающего, что объекты суть создания воображения субъекта. Объект не привносится в бытие познавательным процессом субъекта. Даже всеобщие отношения, как говорит ньяя, не создаются субъектом, а даются ему. Чувственные данные даются субъекту не как бессвязные элементы, а как принадлежащие определенным свойствам и качествам. Только общее, или основание тождества, познается, согласно поздней ньяйе, нечувственной (алаукика) мыслительной способностью. Большая часть опыта, входящего в наше познание, является нечувственной по своему характеру. Наяйики признают принудительную силу реальности. Необходимость нашего опыта не привносится субъектом, а определяется необходимостью самого мира. Реальности внутренне не присуще разделение на я и мир. Предпосылкой мышления является неделимая реальность, из которой субъект и объект выделяются процессом абстракции. Верно, что абстракции играют большую роль в нашей жизни, но все-таки реальностью в себе, тем первичным онтологическим фактом, в котором наша теория познания должна иметь опору, является сознание (чайтанья). Метафизическое исследование природы и условий познания раскрывает нам всеобщность сознания. Оно есть основание и создатель всех вещей, и рискованно представлять себе сознание в сколько-нибудь материализованном образе. Оно не есть нечто сложное, хотя наш мир и является достаточно сложным в его конкретности. Наше разделение его на множество я и объекты относится к области наших практических нужд, но весь этот сложный космос основывается на внутренне неделимой реальности. Реальность представляется именно такой, если ее продумать до конца. Мы не можем дать себе мысленный отчет в реальности, не проводя в ней мысленных различений, и все же наши идеи имеют дело с реальностью, для которой ни одно из наших различений не является существенным. Единственно абсолютной реальностью в таком случае является неделимая реальность сознания, которую наяйики игнорируют, признавая множественность душ и материальных объектов.

Если реальность есть чайтанья, или сознание, то истина, к которой стремятся логики, есть что-то от нее отличное, поскольку логика принимает различие между субъектом и объектом, и ее побуждение может быть удовлетворено только в том случае, если мир субъектов и объектов организован как связное целое. Ньяя, вопреки ее верности соответствующему ее теории пониманию, принимает черты, более соответствующие теории мира как связного целого. Она рассматривает все формы познания как части одного целого, как формы, функционирующие в связи с целым и оправдываемые только как части целого. Действительность каждой праманы устанавливается через другие праманы ³⁹⁴. Различные виды познания взаимосвязаны между собой. Всякое познание обладает опосредствованной необходимостью. Когда наяйик выступает против чувства удовлетворения, которое возникает у сновидцев и лунатиков, и убеждает считаться только с чувством нормального индивидуума, находящегося в здравом уме, он отступает от своей теории соответствия. Нормальный индивидуум - это не тот, кто имеет поддержку большинства. Некоторые иллюзии могут быть нормальными в этом смысле, но от этого они не становятся истинными. Социальный фактор помогает только отличить чисто воображаемый опыт от такого, который содержит в себе больше объективности. Путем сравнения наших наблюдений с наблюдениями других мы можем добыть практическую достоверность, достаточную для всех обычных целей То, что другие воспринимают так же, как и мы, что воспринимается нами как тождественное в разных местах и в разное время, может рассматриваться как истинное и реальное. Нужды науки требуют от нас контроля над нашими обычными восприятиями. Хотя мы и воспринимаем движение солнца по небу, наука говорит, что земля вращается вокруг солнца. Более простые и не связанные между собой элементы опыта должны быть истолкованы в свете приведенного в единство и систематизированного опыта. Образец устанавливается этим последним. Истина зависит не столько от объекта, сколько от его способности войти в пространственно-временную схему. Структура реальности должна обладать способностью согласовываться с истиной. Признается, что пространственно-временная непрерывность имеет систематическую природу. Те наяйики, которые принимают прагматический критерий, вынуждены считать, что наши взгляды на реальность соотносятся с нашими целями. Познание объекта есть познание его значения для наших актуальных потребностей. В практической жизни мы интересуемся не сущностью объектов, а только их значением для нас. Сказать, что для всех людей камни тверды, а огонь жжет, значит сказать, что эти объекты имеют тот же смысл и для нас. Для наяйиков истина имеет смысл как практически оправдываемая согласованность, и под этот критерий подойдет множество иллюзий, вполне нормальных для всех индивидуумов и всего человечества. Этот критерий оказывается бесполезным также и в отношении прошедших и будущих событий. Хотя наши истины и относительны, они все-таки не все имеют одинаковую ценность. Высшая истина есть истина, которая удовлетворяет жизненную логическую потребность в понимании мира как целого. Абсолютным образцом истины является идеальный опыт, охватывающий природу реальности, как она есть, и включающий как конечные субъекты, так и их окружение. Но не в том смысле, что это зависит от количества людей, достигших этого образца, а в том, что если кто-либо доходит до логического его понимания, то он реализует его как истину. Истина не может быть установлена подсчетом голов ³⁹⁵. Простой факт, что большинство людей стоит на плюралистической точке зрения, доказывает только, что это понятие имеет практическое значение, и ничего больше. Вопрос об истине и лжи не может решаться путем плебисцита. Если у большинства вдруг разольется желчь, природа истины от этого не изменится. Истина открывается тем, кто измерил глубины опыта. Наяйики признают высшее значение аршаджняны, или мудрости пророков. Они предлагают нам оценивать наш опыт по достижениям людей, лучше нас проникнувших в природу реальности. Истина, как добро и красота, является достижением индивидуального ума, и, в другом смысле, она представляет собой раскрытие человеческому уму мира еще неосуществимого, но ожидающего осуществления в более полном опыте и посредством его. Мы не столько создаем истину, сколько находим ее. И все же наяйики снова скатываются на точку зрения психологистов, которые считают, что душа и материя являются условиями осуществления познания. Соотнесенность знания с нашими целями не подтверждает признаваемого ньяйей абсолютного разделения между субъектом и объектом. Она предполагает веру в потребности нашей природы и в возможность их удовлетворения. То обстоятельство, что природа реальности соответствует человеческим потребностям, показывает существенное взаимоотношение двух аспектов реальности, взаимоотношение мысли и ее окружения. Обнаруживающийся плюрализм и взаимоотношение вещей являются только кажущимися. Концепция множественности реальностей, внешне отнесенных друг к другу, должна уступить место идее существенного единства мира,

В соответствии с подразумеваемым признанием инструментального и относительного характера всякой мысли наяйики должны признать и относительную природу идеала самой истины. Логическая истина, которая есть реальность, понимаемая как система взаимоотнесенных я и объектов, сама соотнесена с логическим интересом, хотя этот взгляд гораздо более удовлетворителен, чем взгляд, расматривающий вселенную как множество независимых друг от друга реальностей. Истина есть реальность, рассматриваемая с ее идеальной стороны, то есть как умопостигаемая система. Наши суждения и выводы имеют целью охват целого. Их место в системе знания определяется в соответствии со степенью успеха и неуспеха в этих попытках. Всякая логическая истина относительна в том смысле, что всякое индивидуальное есть фрагмент реальности, имеющий отношение к другому, вырванному из контекста фрагменту, и, таким образом, невозможно, занимая логическую точку зрения, уловить реальность в себе. Наша мысль вынуждена различать и выбирать, и мы принуждены пользоваться прагматическим критерием. Самая широкая мысль вынуждена оставлять в стороне вопрос о своем собственном существовании, которое в действительности она должна в себя включать. Всякое знание есть абстракция от реального. Оно есть идеальная реконструкция абсолютного ³⁹⁶.

Анализ ньяйей восприятия и ее взгляд на сварупасанбандху поддерживает учение о присутствии в познании реальности. Различение неопределенного и определенного восприятияй приводит к признанию соотнесенности нашего познания с нашими интересами. На некоторых стадиях развития знания мы имеем только более или менее неопределенное знакомство с реальностью, а на других - более определенное постижение ее сложности. Принятие прагматического критерия практической полезности укрепляет взгляд, что наше знание соотносится с нашими ограниченными точками зрения. Если концепция реальности как состоящей из двух различных сфер может быть вполне законной и полезной для целей психологии, то она должна быть превзойдена, когда мы становимся на логическую точку зрения. Как мы уже показали, ньяя понимает, что ее концепция истины - это только пригодная для логики концепция связности. Естественным заключением из всей этой доктрины относительности является вывод, что даже этот логический идеал сложного космоса с соотнесенными друг с другом отдельными его членами не может рассматриваться как абсолютный. Ньяя предпочитала не ставить перед собой эту важнейшую проблему. Но ее теория познания, если ее последовательно проводить, явно ведет к признанию, что различие между субъектом и объектом возникает в факте познания, или опыта, который один является абсолютным или последним фактом, дальше которого мы не можем идти.

³⁹⁰ Профессор Александер считает, что сознание и реальность независимы друг от друга и что отношение между ними есть отношение соприсутствия. Оба соприсутствуют в познании, хотя в мире они разделены. Но какова природа этого сознания? Сознание есть всегда сознание чего-то, и оно не говорит нам о существовании объекта вне и независимо от него.

³⁹¹ Ср. Broad: «Для знания не имеет ни малейшего значения внутренняя природа того или иного термина, если только он выполняет работу, которая от него требуется. Если мы можем дать определение тех его значений, благодаря которым он сможет удовлетворить заданным условиям, то не будет играть никакой роли то обстоятельство, что эти значения окажутся совершенно другого рода, чем мы предполагали» (Scientific Thought, p. 39).

³⁹² «Nyayabindu», p. 103 и «Nyayabindutika», p. 6.

³⁹³ N. В., IV. 2. 29.

³⁹⁴ Мы воспринимаем объект, и действительность этого восприятия устанавливается через вывод и восприятие действительности факторов, принимающих участие - чувственных органов, объектов, контакта между ними и получающегося в результате акта познания. Действительность органа чувств устанавливается выводом как действительность рециниента определенного класса внешних стимулов; действительность объектов устанавливается чувственным восприятием; действительность контакта выводится из факта невосприятия различий, и действительность акта познания воспринимается я через его контакт с манасом и интимную связь с самим познанием (N. В., II. 1. 19).

³⁹⁵ Ср.: «Разве истина того факта, что слепой человек не получил нормального развития своего зрения, зависит в своем доказательстве от факта, что большинство людей не слепо? Самое первое существо, которое вдруг приобрело способность видеть, имело право утверждать, что свет есть реальность. В мире людей у очень немногих открыто их духовное зрение, но, несмотря на количественное преобладание тех, кто не видит, отсутствие у них зрения не может приводиться в качестве доказательства отсутствия света» (Рабиндранат Тагор). См. предисловие к «Philosophy of the Upanisads» Радхакришнана.

³⁹⁶ Ср. Брэдли; «То, что великолепие этого мира есть, в конце концов, только видимость, делает мир еще более великолепным, если мы чувствуем, что эта видимая красота мира есть обнаружение какой-то еще более полной красоты и великолепия; но чувственная завеса есть обман и обольщение, если она скрывает только какое-то бесцветное движение атомов, призрачную ткань бесплотных абстракций и незримый балет бескровных категорий» («Logic», vol. II, р. 591).

{mospagebreak}

XXI. МИР ПРИРОДЫ

Представляет, однако, интерес, как ньяя отвечает на возражения соперничающих школ. Особые трудности представляет проблема времени. Некоторые наяйики считают, что время есть форма опыта и воспринимается органами чувств как квалификация объектов восприятия. Например, Рамакришнадхварин, автор «Шикхамани», говорит, что поскольку мы познаем объекты существующими в настоящем, постольку про время тоже можно говорить, что оно воспринимается. В восприятии кувшина как существующего в настоящем (idanim ghato vartate) текущее время тоже входит в восприятие объекта. Каждый объект воспринимается существующим во времени, хотя время никогда не воспринимается само по себе ³⁹⁷. Отношения во времени зависят от соотносящихся объектов мысли. «Раньше» или «позже», «до» и «после» не существуют отдельно от событий и действий. Время воспринимается как квалификация объектов и является поэтому субстантивной реальностью ³⁹⁸.

Ватсьяяна разбирает теорию мадхьямиков, согласно которой настоящее время (вартаманакала) не существует отдельно от прошедшего и будущего времени ³⁹⁹. Прошедшее определяется как время, предшествующее настоящему, а будущее - как следующее за ним. Но настоящее время не имеет значения чего-то обособленного от прошедшего и будущего. Ватсьяяна замечает, что такое определение обязано смешению времени с пространством. Оппоненты же возражают, что когда какой-либо предмет падает, то мы имеем, во-первых, время, в течение которого предмет прошел (падая) определенное расстояние, и, во-вторых, время, в течение которого предмет пройдет остающееся расстояние, и при этом нет никакого промежуточного расстояния, про которое можно сказать, что предмет проходит его в настоящее время. Пройденное расстояние дает идею прошедшего времени, а расстояние, которое падающему предмету остается пройти, дает идею будущего времени, третьего же пространства, которое могло бы дать идею настоящего времени, не существует ⁴⁰⁰. Но, говорит Ватсьяяна, «время, или кала, выявляется не пространством (адхва), а действием (крия)», «Мы получаем идею времени (как прошедшего), когда действие падения закончилось... Когда это же действие только еще готово произойти, мы получаем идею времени как будущего; и, наконец, когда вещи воспринимаются как происходящие во времени мы имеем идею настоящего времени. Если бы человек никогда не воспринимал действия как происходящего во времени, то что в таком случае мог бы он воспринять как уже происшедшее или как готовое произойти?.. В моментах прошедшего и будущего времени объект лишен действия; всякий раз, когда мы имеем идею, что вещь падает, объект действительно связан с действием: таким образом, то, что воспринимается как настоящее время, есть действительно существующая связь объекта с действием, и, таким образом, только на основании этого (то есть существования связи и времени, указывающего на нее) мы можем иметь идею других моментов времени, о которых мы не могли бы иметь никакого понятия, если бы не существовало настоящего времени» ⁴⁰¹. Кроме того, восприятия возникают в связи с вещами, существующими во времени. Не может быть восприятия, если нет настоящего времени. Настоящее, таким образом, есть не просто математическая точка, а полоса времени с определенной длительностью, «отрезок времени, обладающий временной протяженностью» ⁴⁰².

Ватсьяяна спорит с некоторыми теориями происхождения мира ⁴⁰³. Он критикует идею моментальности (кшаникавада) на том основании, что мы не можем быть уверены, что существующий предмет будет замещен другим по истечении момента и что должно быть связующее звено между возникновением предмета и его исчезновением. Мы можем допустить истинность моментальности, когда она воспринимается; но не тогда, когда она не воспринимается как например в камнях и т д. ⁴⁰⁴ Из последовательных познаний, которые мы имеем об объектах, следует их длящееся существование. Теория, что все есть нечто несуществующее; отвергается на том основании, что если это действительно так, то не может быть никаких агрегатов ⁴⁰⁵. Нельзя также говорить тогда, что вещи находятся друг к другу в каком-то отношении. Если длинное и короткое взаимозависимы друг от друга, тогда ни одно из них не может быть установлено в отсутствие другого. Если ни одно из них не есть нечто самостоятельно существующее, то невозможно установить их взаимоотношение ⁴⁰⁶. Доктрина моментальности (анитьята) основывается на фактах возникновения и разрушения вещей Наяйики доказывают, что существуют вещи, такие, как атомы, акаша, время и пространство и некоторые их качества. которые не возникают и не разрушаются ⁴⁰⁷. Противоположный взгляд, что все вещи вечны; равно неправилен, поскольку некоторые вещи, которые мы воспринимаем, возникают и разрушаются. Сложные субстанции подвержены возникновению и разрушению ⁴⁰⁸. Ватсьяяна рассматривает также теорию абсолютного различия вещей (сарвапритхактвавада) ⁴⁰⁹. Наяйик считает, что целое не есть только совокупность его частей, но что-то кроме и сверх частей, к которым оно стоит в особом отношении самавайи (присущности). Ватсьяяна отвергает буддистский взгляд ⁴¹⁰, что целое есть только совокупность частей и ничто более и что отношение есть миф ⁴¹¹.

Мир не может создаваться абхавой, или небытием. Сторонники гипотезы абхавы доказывают, что никакое следствие не может возникнуть до того, как разрушится причина. Чтобы возник росток, нужно, чтобы семя разрушилось. Споря с этим взглядом, Ватсьяяна доказывает, что причина, о которой говорят, что она должна разрушиться, не может начать существовать после разрушения и что ничто не может возникнуть из разрушенных вещей. Если бы разрушение семени было причиной возникновения ростка, тогда последний должен был бы появляться в тот самый момент, когда семя распадается на части. На самом же деле росток появляется только тогда, когда за распадением семени следует новое образование, возникшее из его частиц. Таким образом, росток появляется не благодаря абхаве, а благодаря реорганизации частиц семени ⁴¹². Исследуется и отбрасывается также и взгляд, что мир есть результат случая. Закон причинности нельзя отрицать, не лишая весь опыт всякого смысла ⁴¹³.

³⁹⁷ «Nyayamanjari», p. 130.

³⁹⁸ Там же. р. 137.

³⁹⁹ N. В., II. 1 39 - 11 1. 43. См. I. P., p. 649.

⁴⁰⁰ N. В., II. 1. 39.

⁴⁰¹ N. В., II. 1. 40.

⁴⁰² Whilehead, The Principle of Relativity, p. 7.

⁴⁰³ N. B., IV 2- 31 - 33 и IV. 2. 26 - 27.

⁴⁰⁴ N. В., III 2 11 См. также III 2. 12 - 13

⁴⁰⁵N. B., IV- 1. 37 - 40 См. также IV 2 26 - 27, 31 - 33.

⁴⁰⁶ «Если не существует такой вещи, как характер (или индивидуальность) вещей, то почему мы не имеем относительных понятий длинного и короткого в отношении двух одинаковых атомов или любых двух объектов равной величины? Относительность (apeksa) значит, что, когда мы воспринимаем две вещи, мы оказываемся в состоянии воспринять преобладание одной над другой в каком-либо отношении» (N. В., IV, 1. 40).

⁴⁰⁷ N. В., IV 1 25 - 28.

⁴⁰⁸ N. В., IV. 1 29 - 33.

⁴⁰⁹ N. В., IV, 1. 34 - 36.

⁴¹⁰ См. «Avayavanirakarana» буддиста Ашоки, который жил приблизительно в конце IX века н. э.

⁴¹¹ Объяснение «Samkhyaikantavada» Ватсьяяной не ясно. Возможно, что оно относится к какой-то доктрине вроде Пифагоровой теории чисел.

⁴¹² N. В., IV. 1. 14 - 18.

⁴¹³ N. В., IV. 1. 22 - 24.

{mospagebreak}

XXII. ИНДИВИДУАЛЬНОЕ Я И ЕГО СУДЬБА

Согласно ньяйе, вселенная содержит в себе некоторые не вещные элементы. Таковыми являются наше познание, желания, антипатии, проявления воли и чувства удовольствия и страдания ⁴¹⁴. Все эти модусы сознания преходящи и не должны признаваться отдельными субстанциями. Их рассматривают как качества субстанции, называемой душой.

Душа есть реальное субстанциональное существо, имеющее своими качествами желание, антипатию, волнение, удовольствие, страдание и познание. Как правило, наяйик доказывает существование я посредством умозаключения, хотя в подтверждение этого привлекается и свидетельство священного писания ⁴¹⁵. Уддьйотакара считает, что реальность я познается также и посредством восприятия. Он полагает, что объектом понятия я является душа ⁴¹⁶. Признание различных актов познания как «моих» доказывает длящееся постоянство души ⁴¹⁷. «Когда человек желает впервые познать или понять (некую определенную вещь), он размышляет о том, чем может быть эта вещь, и приходит к знанию, что «это есть то-то и то-то». Это познание вещи осуществляется тем же самым агентом, которому принадлежит и предшествующее желание знать и последующее размышление; таким образом, это познание указывает на присутствие общего агента в виде души» ⁴¹⁸. Мы помним вещи, которые познали раньше ⁴¹⁹. Когда человек воспринимает объект, стремится к нему, борется за обладание им, то основанием этих различных состояний и действий является одна и та же душа ⁴²⁰. Если наша духовная жизнь в каждый ее момент имеет уникальный качественный характер, который составляет момент в конкретной истории индивидуального субъекта, то это происходит потому, что она принадлежит данному я, а не какому-то другому. Уддьйотакара говорит: «Для того, кто отрицает душу, каждый акт познания должен быть различным в соответствии с различием объектов познания, и, таким образом, никакое познание или воспоминание никогда не было бы возможным» ⁴²¹. Как простой комплекс данных опыта и переживаний ни одно состояние сознания не могло бы различаться как мое сознание или сознание кого-то другого. Опыт другого есть не мой опыт, так как мое я отличается от его я. Все мои духовные состояния, такие, как воспоминание, узнавание, сознание относительного постоянства я, акты воли или самоутверждения, симпатия или сознавание своего отношения к другим я,- все это можно объяснить только исходя из предпосылки реальности я.

Материалистический взгляд, что сознание есть свойство тела, наяйиками легко опровергается. Если бы оно было свойством тела, оно существовало бы в различных частях тела и его материальных элементах ⁴²². Если бы эти последние были тоже сознательными, тогда мы должны были бы рассматривать индивидуальное сознание как комбинацию различных сознаний, образованных различными составляющими тело элементами. Если тело имеет сознание, тогда его должна иметь и вся материя, поскольку она той же природы, что и тело. Если вне тела нет души, тогда нравственный закон не имеет никакого смысла ⁴²³. Так как тело изменяется от момента к моменту, никакой грех не может преследовать нас в последующих состояниях жизни. Если сознание есть существенное свойство тела, тогда тело никогда не может потерять своей сущности и мы не могли бы найти тел, лишенных сознания, какие мы, однако, находим в виде трупов. Сознание не обнаруживается в состояниях транса. Оно не является естественным качеством тела, поскольку длительность его существования не равна длительности существования тела и таких его качеств, как цвет и другие ⁴²⁴. Если бы оно было случайным свойством тела, тогда его причиной было бы нечто другое, а не само тело. Кроме того, сознание не может быть свойством того, что мы сознаем (то есть тела), а того, что само сознает (то есть души). Если бы сознание было свойством тела, тогда его могли бы воспринимать также и другие ⁴²⁵. С точки зрения близких нам определенных переживаний и данных опыта, тело не является даже чем-то вспомогательным для сознания. В лучшем случае оно есть инструмент или средство для выражения сознания. Тело определяется как «носитель действия, органов чувств и объектов» ⁴²⁶. Душа старается усвоить объекты или избавиться от них посредством тела, которое является седалищем чувств, ума и эмоций. Мы не можем отождествить тело ни с сознанием, ни с я, которое им обладает. Также не можем мы отождествить сознание и с жизненными процессами. Жизненность есть название для определенного отношения я к телу ⁴²⁷.

Я - это не чувства, а то, что управляет ими и что синтезирует их данные ⁴²⁸. Не что иное, как душа, приводит в единство различные виды восприятий. Глаз не может слышать звуки, а ухо - видеть, и сознание того, что это я вижу сейчас вещь и слышал о ней, было бы невозможно, если бы душа не отличалась от органов чувств и не возвышалась бы над ними. Будучи инструментами, органы чувств предполагают агента, который пользуется ими. Будучи же только продуктами материи, чувства не могут иметь сознание своим свойством. Даже тогда, когда и видимый объект и наблюдающий его глаз оба разрушены, остается сознание о том, что я видел, и, таким образом, это знание не является качеством ни внешних объектов, ни органов чувств ⁴²⁹. Не может душа быть отождествлена также и с манасом, который является только инструментом, с помощью которого душа мыслит. Поскольку манас атомичен по природе, он не в большей мере может быть я, чем само тело. Если бы интеллект был качеством манаса, тогда одновременное познание вещей, такое, как у йогов, было бы необъяснимым ⁴³⁰. Я не может быть отождествлено с телом, чувствами или манасом, поскольку оно присутствует даже тогда, когда тело гибнет, чувства утрачиваются и манас затихает ⁴³¹. Все это принадлежит миру объектов и никогда не может быть субъектом, тогда как я и есть настоящий субъект ⁴³².

Это вечное я не есть ни буддхи, то есть интеллект, ни упалабхи, то есть восприятие, ни джняна, или познание ⁴³³. Буддхи - не вечен, тогда как душа должна быть вечной ⁴³⁴. Наше сознание можно сравнить с текущим потоком, в котором одно состояние мысли исчезает, как только появляется другое. Какова бы ни была природа объекта, текучая ли, как у звука, или относительно постоянная, как у кувшина, само познание преходяще ⁴³⁵. Относительное постоянство объекта создает относительную определенность познания, но не может сделать само познание постоянным ⁴³⁶. Способность узнавания не может быть приписана буддхи ⁴³⁷. Согласно наяйикам, интеллект (буддхи) не есть ни субстанция, ни познающий субъект, а качество души, могущее быть воспринятым. Я есть восприемник всего, что приносит страдание и удовольствие (сарвасья дришта), носитель переживаний страдания и удовольствия (бхокта) и носитель познания всех вещей (сарванубхави).

Субстанция, которой принадлежат эти качества, не может состоять из частей, так как, по предположениям ньяйи, сложные субстанции разрушимы, тогда как простые - вечны. Все, что имеет начало, необходимо состоит из частей, и когда части распадаются, вещь погибает. Душа не имеет частей (нираваява) и вечна. Она не имеет ни начала, ни конца. Если душа когда-то имела начало, то когда-нибудь она и кончит свое существование. Душа не может иметь ограниченной величины, так как все ограниченное имеет часть и, следовательно, разрушимо. Душа должно быть или атомической, или бесконечной, но не каких-либо промежуточных размеров (мадхьямапаримана), как у сложных субстанций. Она не может быть атомической, так как в этом случае мы не могли бы воспринимать ее качества интеллектуальности, воли и т. д. Если бы она была атомической, было бы невозможно объяснить познание, которое распространяется по всему телу ⁴³⁸. Если она средней величины, она должна быть больше или меньше тела. В любом из этих случаев она не может охватывать тело, хотя на самом деле она занимает его и должна занимать. Если она того же размера, что и тело, она должна быть меньше его, так как тело с момента рождения все время растет. Нельзя в этом случае избежать также и трудности, связанной с изменением размера от рождения к рождению. Таким образом, она является всепроникающей, хотя она и не может познавать одновременно много вещей из-за атомической природы манаса. Этот манас сохраняет впечатления от актов тела, и каждая душа нормально имеет только один манас, который является вечным ⁴³⁹.

Душа уникальна в каждом индивидууме ⁴⁴⁰. Количество душ бесконечно; если бы это было не так, тогда каждый знал бы чувства и мысли каждого другого ⁴⁴¹. Если бы одна душа присутствовала во всех телах, когда один переживает удовольствие или страдание, эти же состояния должны были бы переживать и все другие, чего на самом деле не бывает.

Сознание не является существенным свойством души. Серия актов сознания может иметь конец. «Что касается последнего акта познания, то он прекращается или тогда, когда нет причин для его продолжения (в форме достоинства или дефекта), или из-за особенностей времени (которое может положить конец действию достоинства или дефекта), или же благодаря появлению впечатлений, производимых самим последним актом познания» ⁴⁴². Отсюда следует, что душа, являющаяся субстратом сознания, не нуждается в том, чтобы быть всегда сознательной. В действительности она есть несознательное (джада) начало, только могущее быть квалифицированным состоянием сознания ⁴⁴³. Сознание не может существовать отдельно от я, так же как свет пламени не может существовать отдельно от пламени; но сама душа не необходимо должна быть сознательной. Сознание рассматривается как качество души, производимое в состоянии бодрствования соединением души с манасом. Оно есть перемежающееся качество я ⁴⁴⁴.

Душа есть вечная сущность, время от времени соединяющаяся с подходящим для нее по достоинствам телом. Тело имеет свой источник в делах, совершенных его обладателем, и является базисом удовольствия и страдания ⁴⁴⁵. Тело образуется под влиянием невидимой силы предназначения ⁴⁴⁶ и является результатом постоянного действия прежних дел ⁴⁴⁷. Каждый человек наделяется телом, пригодным для того, чтобы быть носителем того опыта, который он должен пережить. Рождение существа есть не только физиологический процесс. Уддьйотакара говорит: «Карма родителей, радующихся рождению ребенка, и карма самого рождающегося человека, который должен пройти испытания в мире, соединившись вместе, приводят к рождению тела в утробе матери» ⁴⁴⁸. Соединение души с телом называется рождением, а ее отделение от тела - смертью ⁴⁴⁹. В начале творения атомы становятся активными, благодаря чему они комбинируются и создают материальные объекты. Такая же активность возникает в интеллектах душ и создает некоторые другие качества, являющиеся следствием прошедшей жизни самих душ. Конкретная история каждой души охватывает несколько жизней. В каждый момент ее исторически длящееся существование коренится в прошлом и охватывает некоторую область будущего. Всякая жизнь есть только часть исторически обусловленной серии существований.

Наяйики не делают серьезной попытки доказать теорию предсуществования души и довольствуются принятием ее в общем виде. Дети обнаруживают признаки переживания удовольствия или страдания в самом раннем возрасте, и мы не можем свести улыбки и крики ребенка только к механическим движениям, подобным раскрыванию и закрыванию цветков лотоса ⁴⁵⁰. Человеческое существо есть нечто гораздо большее, чем простой цветок. Тяга новорожденного ребенка к молоку не может быть объяснена аналогией с притяжением железа магнитом, так как ребенок не является простым куском металла ⁴⁵¹. Возражение, что дети создаются вместе с их желаниями, не достигает цели, так как желания не являются простыми качествами, а возникают из прежнего опыта ⁴⁵². Мы приходим в мир «не в состоянии полного забвения, абсолютной отрешенности от всего, но с определенными воспоминаниями и привычками, приобретенными во время предшествующей стадии существования ⁴⁵³. Аргументация в пользу как предсуществования, так и будущей жизни подкрепляется этическими соображениями. Если мы откажемся признать прошедшее и будущее для наших душ, тогда наше этическое чувство не может быть примирено с утратой заслуженного (критахани) и достижением незаслуженного результата (акритабхьягама). Должно быть будущее, в котором мы сможем воспользоваться плодами наших дел, и прошедшее, которое одно может объяснить различие в наших настоящих судьбах. Когда то, что мы заслужили, полностью изживается, наша душа освобождается от сансары и новых рождений и достигает освобождения, или эмансипации (мокша) ⁴⁵⁴. Согласно Ватсьяяне, «результат всех действий человека осуществляется в последнем рождении, предшествующем освобождению» ⁴⁵⁵.

Освобождение есть свобода от страдания ⁴⁵⁶. «Это состояние бессмертия, свободы от страха, непреходящее, состоящее в достижении блаженства, называется брахмой» ⁴⁵⁷. Мокша есть высшее блаженство, отличающееся совершенным покоем и свободой от всякого греха или осквернения. Это не разрушение я, а только разрушение его рабского состояния. Оно определяется не негативно как прекращение страдания, а как переживание положительного наслаждения, ибо наслаждение всегда сопряжено со страданием. Оно так же причинно обусловлено, как и страдание. Уддьйотакара говорит, что если освобожденная душа должна находиться в состоянии вечного наслаждения, то она должна также иметь и вечное тело, ибо переживание невозможно без телесного механизма ⁴⁵⁸.

Критик чувствует, что мокша наяйиков есть слово, лишенное смысла. Нельзя сказать, что философия ньяйи сильно отличается от материализма. Она рассматривает индивидуум не как душу, не как тело, а как результат их соединения. Когда происходит отделение души от тела, «ничто вообще не может случиться, чтобы возбудить ощущение,- как говорит Лукреций,- даже если земля смешается с морем, а море с небом». Покой исчезнувшего сознания может быть только покоем смерти. Сон без сновидений есть состояние оцепенения и апатии, и мы с таким же успехом можем сказать, что камень наслаждается высшим блаженством в своем крепком сне без каких-либо беспокоящих его сновидений. Состояние отсутствия страданий, бесстрастное существование, идеализируемое ньяйей, кажется просто пародией на то, о чем мечтает и на что надеется человек. Потерять ощущения, страсти, интересы, быть свободным от условий места и времени значит оказаться в состоянии, безусловно отличающемся от состояния рождения заново в боге. Человек с сердцем в ужасе отшатнется от перспективы стать бронзовым болваном, подходящим местом для которого является святилище, наполненное статуями богов. Последователь веданты, к какой бы школе он ни принадлежал, доказывает, что свобода состоит в оставлении этой бренной, осужденной на гибель индивидуальности ради того, чтобы быть взятым в мир бесконечности. Наяйики стремятся выдать состояние свободы за состояние блаженства ⁴⁶³. Но они не могут успеть в этом, пока не пересмотрят своей концепции отношения души к сознанию.

⁴¹⁴ Если удовольствие, страдание, желание и антипатию рассматривать как модусы чувства, то мы имеем три модуса сознания: познание, чувство и волю.

⁴¹⁵ N. S., I. 1. 10.

⁴¹⁶ N. V., III. 1. 1. Вайшешика считает я объектом йогического восприятия (V. S., IX, 1. 11; «Nyayakandali», p. 196).

⁴¹⁷ N. В. и N. V., I. 1. 10.

⁴¹⁸ N. В., I. 1. 10.

⁴¹⁹ N. B., III. 1. 14; также III. 1. 7 - 11.

⁴²⁰ Ekakartrkatvam inanecchapravrttinam samanasrayat vam (N. В.. III. 2. 34).

⁴²¹ N. V., I. 1. 10, Вачаспати замечает: «Если бы можно было при отсутствии души объяснить вспоминание и слияние отдельных актов познания исходя из гипотезы, что каждый акт познания начинается заново и становится самостоятельным фактором в серии актов познания, тогда всякий акт познания вызывал бы каждый другой акт той же серии и сливался бы с ним». Это утверждение Вачаспати является перефразировкой замечания Ватсьяяны, что «узнавание одного акта познания другим было бы столь же возможно, как и узнавание одной частью опытных данных другой их части». (N. В., I. 1. 10).

⁴²² См. Samkhya Sutra, III. 20 - 21 и замечания о них Vijnanabhiksu и Aniraddha.

⁴²³ N. В, III. 1. 4.

⁴²⁴ N. В., III. 2. 47.

⁴²⁵ См. J. P., vol. I, pp. 284 - 285. См. также N. V., III. 2. 53 - 55.

⁴²⁶ N. S., I. 1. 11.

⁴²⁷ Nyayakandali, p. 263.

⁴²⁸ N. В., III. 1. 1.

⁴²⁹ N. В., III. 2. 18.

⁴³⁰ N. В.. III. 2. 19.

⁴³¹ Р. Р., р. 69. См. также «Bhasapariccheda», 47 - 49.

⁴³² N. V., III. 2. 19.

⁴³³ N. S., I.

⁴³⁴ N. V Т, Т., I. 1. 10.

⁴³⁵ N. В., III. 2.

⁴³⁶ N. В., III. 2. 44. См. также N. V., III. 2. 45.

⁴³⁷ N. В., III. 2. 3.

⁴³⁸ «Tarkasamgrahadipika», 17.

⁴³⁹ N. В., I. 1. 16, III. 2. 56.

⁴⁴⁰ N. V. Т, Т., I. 1. 10, N. В., III. 1. 14.

⁴⁴¹ Возможность для одной души обитать в нескольких телах допускается как необычное, ненормальное явление (N. В., III. 2. 32).

⁴⁴² N. V., Ill 2. 24.

⁴⁴³ Удаяна рассматривает ее как субстанцию, обладающую познанием, радостью и другими простыми качествами, как вечную, непреходящую, неизменную, не большую по величине, чем атом, хотя и способную пронизывать все тело.

⁴⁴⁴ N. В. и N. V. о I. 1. 10 и Р. Р., р. 99.

⁴⁴⁵ N. B., III. 1. 27. Тело слагается главным образом из земли, хотя и другие элементы помогают его формированию (III. 1. 27 - 29). В то время как человеческое тело состоит главным образом из земли, ньяя допускает также и тела из воды, сформировавшиеся в области Варуны, огненные тела, образовавшиеся в области Солнца, и воздушные - в области Ваю. Не существует, однако, тел из акаши, или эфирных тел.

⁴⁴⁶ N. В., III. 2. 60-72.

⁴⁴⁷ Purvakrtaphalanubandhat (N. В., III. 2. 60).

⁴⁴⁸ N. V., III. 2. 63.

⁴⁴⁹ IV. 1. 10. Ставится вопрос, кому - душе или манасу - принадлежит рождение и смерть, то есть вращение колеса сансары (samsara). Уддьйотакара отвечает: «Если под сансарой вы подразумеваете действие (вхождение в тело и уход из него), тогда оно принадлежит манасу, так как именно манас есть движущее (samsarati); с другой стороны, если под samsara вы подразумеваете переживание (удовольствия и страдания), тогда оно принадлежит душе, так как именно душа испытывает удовольствие и страдание» (N.V., I. 1. 19).

⁴⁵⁰ III. 1. 19 - 21.

⁴⁵¹ III. 1. 22 - 24.

⁴⁵² III. 1. 25 - 26.

⁴⁵³ Можно, однако, утверждать, что желания и склонности доказывают только настоящее существование души, а не ее прошедшее существование. В конце концов, теория ньяйи о новом существовании не требует от нас признания прошлого наших душ.

⁴⁵⁴ N. В., III. 2. 67.

⁴⁵⁵ N. В., IV. 1. 64.

⁴⁵⁶ I. 1. 9.

⁴⁵⁷ Tad abhayam, ajaram, amrtyupadam, brahmaksemapraptih (N. В., I. 1. 22).

⁴⁵⁸ N.V.,1.1.22. См. также N. В., IV. 1.58. Согласно Вачаспати, удовольствие есть качество, а не составная часть души. См. N. V. Т. Т., I. 1. 22.

⁴⁵⁹ S. D. S. XI.

⁴⁶⁰ Susuptasya svapnadarsane klesabhavavad apavargah (IV. 1. 63).

⁴⁶¹ N. В., I. 1 22. См также «Nayakandali», pp. 286 - 287.

⁴⁶² N. S., III. 2. 73 - 78.

⁴⁶³ Nyayasara, pp. 39 - 41. См. также N. В., I. 1. 22.a

{mospagebreak}

XXIII. НЕКОТОРЫЕ КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О ТЕОРИИ ДУШИ
 И ЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ТЕОРИИ СОЗНАНИЯ У НЬЯЙИ

У наяйика нет ясности в отношении места сознания в его теории. Он рассматривает душу как несознательную саму по себе и доказывает, что сознание производится реакцией я на органическую природу. Он признает реальность духовной субстанции, чтобы объяснить единство сознания. Наше сознание не остается тем же самым в два следующих один за другим момента, и существуют периоды, когда оно исчезает совсем. И все же оно остается, по-видимому, тождественным, что и позволяет нам вспоминать прошедшее и говорить, что мы остаемся самими собой и в детском и в преклонном возрасте. Чтобы объяснить это явление, наяйик признает вечную субстанцию я, которая остается себе тождественной, хотя состояния сознания переходят одно в другое. Но может ли душа быть несознательной и все же быть способной к сознаванию? Если во время сна и в других подобных состояниях имеет место полный перерыв нашей сознательной жизни и если бы при этом душа была несознательной субстанцией, то как можно объяснить явление узнавания? Если признаваемое наяйиком я не является вечным сознанием, сознающим всю серию своих состояний, то оно не может узнавать или вспоминать. Как говорит Шанкара: «Даже те, кто считает, что в некоторых состояниях сознание прерывается, не могут говорить о таких перерывах сознания, которые не были бы засвидетельствованы самим сознанием» ⁴⁶⁴. Я должно быть непрерывающимся сознанием, которое никогда не отдыхает. Наяйики правы, считая, что, если сознание есть последовательность состояний сознавания чего-то, наблюдаемая из себя или со стороны, тогда оно не есть основная реальность, субъект которой вечен и самодовлеющ. Но это начало не необходимо должно стоять над сознанием. Бессознательная душа, регистрирующая следы, оставляемые состоянием сознания, представляет явление того же порядка, что и мозг, удерживающий впечатления сознания. Если я рассматривается не как постоянное сознание, тогда мы в нем не нуждаемся. Мозговые клетки организма могут служить в качестве основы памяти и узнавания. Но наяйик не удовлетворяется таким решением и поэтому вынужден допустить существование сознательного субъекта, или я. Это по-видимому, вытекает из его взгляда на я как на нематериальную субстанцию. О я говорят как о духовной субстанции, и необходимо допустить, что она обладает сознанием, хотя и не в эмпирическом смысле. Наяйик настаивает на том, что вечное я не должно отождествляться со сменяющими друг друга актами познания. Духовная реальность я не должна смешиваться с преходящими состояниями мысли. Я не всегда характеризуется этими преходящими мыслительными явлениями. Но если оно должно служить той цели, для которой было выдвинуто как предпосылка, тогда оно должно быть сознательным. Взгляды санкхьи в этом вопросе более последовательны по сравнению с ньяйей.

Если мы не допускаем реальности сознательного я, то объяснение сознания становится трудным делом. Мы не можем превратить сознание в tertium quid, нечто вроде механического напряжения, которое возникает, когда две не обладающие сознанием субстанции - душа и материя - взаимодействуют. Если душа сама по себе не сознательна и если сознание возникает в ней благодаря воздействию на нее внешнего мира, тогда ничто не отличает теорию ньяйи от материализма, хотя бы материалисты и говорили, что сознание не является просто побочным продуктом мозга. Сознание лишено всякой материальности, и мы не можем найти для него никакого механического эквивалента. Непостижимо, как материальная и нематериальная субстанции взаимодействуют. Когда мы переходим от материального события к психическому состоянию, мы переходим из одного мира в другой, не соизмеримый с первым. Говорить, что состояния сознания является эпифеноменами, производимыми взаимодействием двух не имеющих сознания субстанций - души и манаса,- значит не дать никакого объяснения. Душа бесконечна и не имеет частей (нираваява), манас атомичен и тоже не имеет частей, и непонятно, как можно представить себе взаимодействие между ними? ⁴⁶⁵ Если сознание есть нечто возникающее в бесконечном я, то непонятно, что является субстратом этого сознания: я во всей его бесконечности или я в той его части, которая ограничена телом? Первое неприемлемо, так как тогда все вещи были бы представлены в сознании все вместе и в одно и то же время. Последнее также неприемлемо, так как я не имеет частей. Бесполезно прибегать к заслугам и недостаткам в качестве определения, ибо они не имеют отношения к познанию мира, например неба, рек или гор. Шанкара выставляет против теории ньяйи несколько возражений. Так как всякая душа вездесуща, то манас, соединенный с одной душой, должен быть соединен и со всеми душами, в результате чего все души должны были бы иметь один и тот же опыт. Так как души являются всепроникающими, они должны быть также и во всех телах. Множество всепроникающих душ должно занимать одно и то же место ⁴⁶⁶. Если сознание есть результат воздействия я на манас, который является материальным по своей природе, тогда душу следует рассматривать как имеющую характер сознания, так как произвести материальное явление могут только два входящих в контакт между собой материальных тела. Если же мы хотим избежать обвинения в материализме, который превращает интеллект в не имеющий цели результат беспорядочного движения атомов или электронов, то мы должны признать независимость сознания. Душа должна рассматриваться как вечно деятельный дух, хотя мы можем и не знать о его деятельности. Не память и знание, а забывчивость и ошибки нуждаются в объяснении.

Если мы различаем душу и тело, мы должны опираться на идею адришты, или декартовского deus ex machina, для того чтобы объяснить их взаимодействие. Согласно ньяйе, душа есть вибху, или всепроникающая; она находится всегда в контакте с манасом, а познание возникает, когда манас вступает в контакт с органами чувств. Манас связан, с одной стороны, с органами чувств и, с другой стороны, с душой. Его способность делать это является тайной, которую наяйик разрешает при помощи апелляции к могуществу бога.

Ньяя рассматривает душу и тело не только как нечто отличное друг от друга, но и как координированное друг с другом. Она принимает теорию отделимой души, обитающей в теле, которое должно определяться в терминах материализма. В человеческом организме душа и тело не могут рассматриваться как равные по рангу. Не являются они также и исключающими друг друга. Душа не есть некий внешний придаток к машине тела. Наяйик верит в более органическую связь между духовным и физическим аспектами человеческой природы ⁴⁶⁷. Согласно теории, защищаемой ньяйей и вайшешикой, материя есть средство и инструмент выражения идеальных целей. В духе больше значения, ценности, а следовательно, и реальности, чем в материи. На различие между душой и телом следует смотреть как на различие между высшим и низшим уровнями опыта.

Наяйик отдает себе отчет в том, что сознание есть основа и prius всякого опыта. Оно не есть факт среди других фактов, как солнце или земля, но необходимая основа для соотнесения всех фактов. Буддхи, вместо того чтобы быть простым качеством, создаваемым в я воздействием внешних объектов, становится необходимой основой всякого опыта. Аннам Бхатта определяет буддхи как «условие всякого опыта (сарвавьявахарахетух) ⁴⁶⁸. Шивадитья определяет буддхи как «просвещающее начало, принадлежащее душе» ⁴⁶⁹, которое комментатор Джинавардхана разъясняет более определенно как начало, «имеющее природу света, так как оно рассеивает тьму невежества и освещает все объекты» ⁴⁷⁰. То, что является первичным по отношению к опыту, не может быть получено из опыта. В то время как определенные идеи и убеждения могут быть следствиями условий среды, эти последние сами по себе не могут объяснить идеи и убеждения без основы, которой является сознание. Буддхи, по определению ньяйн, имеет субъективную природу ⁴⁷¹. Буддхи есть не временная фаза, а существенная природа субъекта, который никогда не может стать объектом, всеобщее сознание, без которого невозможны ни конечные индивидуумы, ни объекты.

Если сознание есть основа всякого опыта, основная реальность, в сферу которой попадают конечные я и объекты, которые эти я сознают, тогда оно является чем-то большим, чем конечное. Индивидуальный субъект и объект являются только отдельными, вечно изменяющимися фазами бесконечного. Я, которое ньяя признает, чтобы объяснить синтез многообразия жизненного опыта, имеет природу сознания, которое делает возможным всякий опыт. Мы не можем назвать его субстанцией, так как это значило бы пользоваться концепциями, действительными только в мире опыта, зная при том, что самый мир опыта возможен только благодаря наличию этого постоянного сознания. Если же мы включим в данный опыт тот опыт, который является по отношению к данному высшим и в то же время организует его, тогда я становится только мыслящей субстанцией наряду с другими вещами, находящимися вне его.

Должно быть проведено различие между я как чистым сознанием, общим для всех индивидуумов, и конечными я, которым свойственно исторически преходящее существование. Я наяйиков есть нечто растущее, пластическое и имеющее историю. Их аргументы, что все то, что имеет начало, будет иметь и конец, что все сложное подвержено распаду и смерти и что простое никаким образом не может распасться или разрушиться, доказывают вечный характер чистого я, а не вечность исторических душ. Эти последние имеют цели и идеалы, которые определяют их реакции на условия жизни. Подверженность конечного индивидуума специфическим эмоциям и чувствительность его к препятствиям, мешающим его деятельности, исторически обусловлены. Относительное постоянство, которым обладают растущие индивидуумы, не должно смешиваться с постоянством чистого я. Относительно постоянный характер природы конечных я выводится из внешних факторов. Заключенные в себе исторические я бесконечны по количеству. Ньяйиком руководит верный философский инстинкт, когда он рассматривает границы индивидуума и его физические особенности как акциденты я, от которых он освободится, когда освободится от проклятия, осудившего его на смерть. Определяющий характер я должен сохраняться независимо от того, находится ли он в состоянии свободы или рабства. Так как природа я недоступна нашему познанию, то мы чувствуем, что после удаления интеллекта, эмоций и волевых импульсов я превращается в пустое место. Наяйик, однако, убежден, что основа акцидентальных свойств есть все-таки нечто реальное. Истину о «я» скрывает от нас наше отношение к объекту. Я в нас закрыто пассивным элементом материи. Наяйик прав в том, что считает дух бессмертным, но заблуждается, когда смешивает его с дживатманом, который не имеет воспоминаний ни о прежней жизни, ни о непрерывном существовании сознания. В то время как пребывающий в нас Атман есть универсальный дух, тождественное себе я - способность, воспринимающая впечатления благодаря своей восприимчивости, есть нечто зависимое, пассивное, преходящее, стоящее по своей природе ближе к материи. Атман, или я в нас, рассматриваемый как нечто нематериальное, не может допустить никакой задержки в своей деятельности. Он не подвержен ослаблению или разложению, тогда как манас, как и тело, служащее обиталищем ему и соединяющее свои различные органы, имеет совершенно другой характер. Факты, переживаемые каждой душой, различны, так как души связаны с различными органами мысли. Если бы душа была свободна от связи с манасом, тогда все объекты постигались бы сознанием одновременно и тогда содержание у всех душ, являющихся вездесущими, было бы одно и то же. Это универсальное содержание улавливается каждой конечной душой с присущей ей частной точки зрения, определяемой пространственно-временным положением, в котором каждая душа находится. Взгляд, который Вишванатха приписывает ведантистам и который заключается в том, что я есть познание, а все объекты - только отдельные его формы, определяемые историческими обстоятельствами, является неизбежным ⁴⁷².

То, что исключительность дживатмана не есть его существенное свойство, вытекает из самого факта познания. Если каждая душа есть отдельная духовная единица с особым, присущим ей манасом, то мы не можем быть уверены, что миры, которые она воспринимает, являются одним общим для всех миром. Если каждая такая единица создает для себя особый мир, тогда неизбежен радикальный плюрализм, признающий столько же миров, сколько имеется душ. Ньяя старается избежать субъективизма и верит, что все мы познаем один общий мир. Другими словами, мы способны преступать границы «здесь» и «теперь», подниматься над случайным, отдельным и фрагментарным к необходимому, всеобщему и бесконечному. Всякое познание содержит в себе элемент необходимого, того, что должно быть. Познающее я не может быть конечным. Отношение конечного субъекта к миру не является статичным. Конечное сознание никогда не бывает полным и поэтому никогда не успокаивается. Характерной чертой конечной мысли является ее непрерывное самопреобразование. Человеческое мышление является диалектическим в своих действиях и всегда старается отрицать относительно статический характер того, что находится вне его. Все, что кажется внешним по отношению к сознанию, на самом деле не является таковым. Неудовлетворенность тем, чем мы есть, является притязанием на то, чем мы должны быть. Стараться выйти за пределы только эмпирического порядка вещей и событий значит стремиться к более фундаментальной реальности, которая есть не что иное, как высшее сознание, которое ничто не рассматривает как чуждое ему. Наяйик отличает чистое я от исторически сложившейся индивидуальности, зависимой от идеалов и верований, которые дают чистому я, так сказать, некую конкретизацию этого чистого я. Если мы способны выделить в каждый момент природу конечного я, то это возможно лишь благодаря органическому характеру этого я и идеалам, определяемым его прошедшей историей и условиями окружающей его среды. Но эти индивидуализирующие условия идеалов, допускаемых ньяйей, то есть организм и среду, следует считать отличными от истинного я, хотя они и основываются на нем. В силу логической последовательности наяйик должен признать, что учение о множественности отдельных я основывается на случайных свойствах я и что оно должно быть оставлено, если мы придаем особое значение существенной природе я. Историческая точка зрения, не являющаяся последним словом в этом вопросе, ведет к плюралистической концепции вселенной; метафизическая же, высшая в данном вопросе, точка зрения преодолевает плюрализм. Аргумент ньяйи, что верховное я не может быть единственным, так как в этом случае имело бы место смешение различных переживаний - удовольствия и страдания, не имеет доказательной силы, так как различие исторически сложившихся я не отрицается. Многие умы определяют различные души, которые в свою очередь, как утверждают наяйики, своими делами придают форму вселенной. Индивидуальные души не соприкасаются со всеми сторонами вселенной. Однако Шридхара допускает, что должна быть по крайней мере одна душа, которая охватывает своим опытом всю вселенную. Эта душа не имеет какого-либо общего отношения ко всем вещам, но имеет с ними интимную связь и осуществляет контроль над всем ⁴⁷³. В своей сущности все души едины. Эмпирические различия, которые мы замечаем у душ, определяются интимными и особыми отношениями, в которые вступают души, соприкасающиеся в общем со всеми вещами.

Признание являющейся основой для всего реальности универсального сознания, или я, не означает поддержки учения субъективизма. Основывать различие между субъектом и объектом на реальности универсального я не значит отрицать, что земля и планеты вращались вокруг своих осей и двигались вокруг солнца миллиарды лет до того, как появилось живое растение, чувствительное к лучам солнца, или чувствующий глаз, преобразующий солнечную энергию в свет.

Ньяя не может объяснить опыт, пока она рассматривает сознание как только свойство души. Должно быть признано я как универсальное сознание, чтобы превратить опыт в нечто осмысленное. Ньяя права, когда говорит, что условия среды ведут к развитию определенных идеалов и убеждений и что в этом развитии и заключается историчность человеческой природы. Эта человеческая природа не является, однако, субъектом всего сознания, но является развитием внутри сознания, определяемого через объективного посредника. Различие душ происходит благодаря земной жизни, в которой они принимают участие. Конечные существа хотя и имеют свои корни в материи, однако же стремятся к своему расцвету в духе. Совершенные души живут в огне духа, когда уносится дым, идущий от их тел. С этой точки зрения мы не должны бояться, что освобожденная душа станет пустой. Различие между душами не имеет значения, если мы постигаем условия освобождения душ. К этому взгляду мы придем, если постараемся последовательно провести основную точку зрения философии ньяйи и освободить ее от всех присущих ей непоследовательностей, хотя сами мыслители ньяйи и не вполне ясно осознавали эти непоследовательности.

⁴⁶⁴ S. В., II. 3. 18.

⁴⁶⁵ S. В., II. 2. 17. Предполагается, что в состоянии пралайи, или разрушения, души не находятся в контакте с атомами. Как в таком случае сохраняют они следы своего прошлого? Можно ли думать, что их сохраняет манас и что манас остается с душой и в состоянии пралайи?

⁴⁶⁶ S. В., II 3. 50 - 53.

⁴⁶⁷ N. В, III. 2. 60.

⁴⁶⁸ «Tarkasamgraha», 43. Говардхана в своей «Nyayabodhini» рассматривает vyavahara как эквивалент к sabdaprayoga, или всему тому, что может быть выражено в словах, но этот взгляд является слишком узким.

⁴⁶⁹ Atmasrayah prakasah. «Saptapadarthi», 93. Ср. определение Аннама Бхаттой Атмана как jnanadhikaranam (Tarkasamgraha. 17).

⁴⁷⁰ Ajnanandhakara - tiraskarakaraka - sakalapadarthasyarthaprakasa-kah pradipa iva dedipyamano yah prakasah sa buddhih.

⁴⁷¹ N. V., III. 2. 19.

⁴⁷² Nan vastu vijnanam eva atma tasya svatah prakasarupatvac cetanatvam. Jnanasukhadikam tu tasyaivakaravisesah. Tasyapi bhavatvad eva ksanikatvam purvapurvavijnanasyottaravijnana hetutvat (Siddhantamuktavali, 49). Я действительно есть познание. Его характер как познания доказывается его самообнаружением. Познание того или иного объекта, например счастья и т. д., есть его специальная (особая) форма. Будучи только объектами, они преходящи, причем предшествующие состояния мысли являются причинами последующих.

⁴⁷³ Nyayakandall, p. 88.

{mospagebreak}

XXIV. ЭТИКА

В некоторых трактатах ньяйи дается психологический анализ природы волевых переживаний. Вишванатха ⁴⁷⁴ перечисляет условия иччхи, или желания. Мы не испытываем желания по отношению к невозможному. Только дети плачут, требуя луны. Как правило, мы желаем вещей, которые кажутся нам доступными ⁴⁷⁵. Кроме того, желаемые объекты признаются постольку желаемыми, поскольку они ведут к благу желающего ⁴⁷⁶. Даже когда мы хотим совершить самоубийство или воткнуть в свое тело колючку, мы делаем это потому, что убеждены в ценности этих действий. Ничто не имеет цены вне отношения к субъекту, хотя субъект может смотреть на самоубийство и другие подобные действия как на ведущие к его благу, только находясь в ненормальном состоянии ⁴⁷⁷. Как бы он ни оценил позже свое намерение, в момент самого волевого акта объект представляется ему желательным. При решении вопроса о желательном плане действия мы учитываем все его последствия и стараемся убедиться, что принятие его не будет сопровождаться еще большим злом ⁴⁷⁸. Когда объект грозит доставить больше вреда, чем блага, мы перестаем добиваться его. Это условие предполагает тщательный учет последствий намечаемых действий.

Произвольные действия, инстинктивные ⁴⁷⁹ и автоматические, где отсутствует сознательная воля (свеччхадхинатва), строго говоря, не являются объектами морального суждения. Душа не является жертвой желаний и антипатий, которые наводняют ее из внешних источников. Если бы душа была сама по себе несознательной, тогда ее антипатии и симпатии могли бы рассматриваться как судьба, которая гонит душу по своему пути. Ньяя признает значение инициативы, выбора и отбора, подразумевая тем самым, что сущностью души является духовная свобода. Ватсьяяна спорит против тех, которые приписывают все события прямому вмешательству бога, не оставляя места усилию человека (пурушакара) ⁴⁸⁰. Человеческая воля достаточно деятельна, хотя она и действует под контролем бога. Ватсьяяна отвергал мысль, что воля действует беспричинно ⁴⁸¹.

Все акты имеют своим мотивом (прайоджана) ⁴⁸² желание получить удовольствие (сукхапрати) и избежать страдания (духкхапарихара). Страдание, причина неприятного состояния ⁴⁸³, является знаком того, что в душе нет мира. Высочайшее благо есть освобождение от страдания, а не наслаждение удовольствием, ибо удовольствие всегда смешивается со страданием ⁴⁸⁴. Природа сансары - страдание, хотя она может иногда казаться приятной. Избежать сансары - значит достичь высшего блага. «Страдание, рождение, деятельность, ошибки, ложные понятия - после поочередного уничтожения каждого из названных происходит и уничтожение ему предшествующего» ⁴⁸⁵. Страдание (духкха) есть результат рождения (джанма), которое есть результат деятельности (правритти). Всякая деятельность, хорошая или дурная, приковывает нас к цепи сансары и приводит к какому-то рождению, высокому или низкому. Наяйик стыдится, что он имеет тело, и заявляет вместе с Новалисом, что «жизнь есть болезнь духа», деятельность вызывается отвращением (двеша), привязанностью (раса) и глупостью (моха). Отвращение включает в себя гнев, зависть, злобность, ненависть и жестокость. Привязанность включает в себя вожделение, алчность, скупость и ненасытность. Глупость включает в себя непонимание, подозрение, тщеславие и легкомыслие. Глупость есть наихудший из всех недостатков, так как она питает отвращение и привязанность ⁴⁸⁶. Благодаря этим недостаткам мы забываем, что для души нет ничего приятного и неприятного, и начинаем любить или не любить объекты. Причиной этих недостатков является ложное знание (митхьяджняна) о природе души, страдании, удовольствии и т. д. Чтобы достичь вневременной свободы, которая есть единственная реальная ценность, мы должны покончить с этой цепью, которая начинается с ложных понятий и кончается страданием. Когда исчезнет ложное знание, исчезнут и ошибки. С их исчезновением деятельность не будет иметь raison d'etre и, таким образом, не будет повода для рождения. Прекращение рождения значит устранение страдания, что есть только другое название для высшего блаженства ⁴⁸⁷.

Пока мы действуем, мы находимся под влиянием то привязанности, то отвращения и не можем достичь высшего блага. Неприязнь к страданию есть все же неприязнь, а приязнь к удовольствию есть все же приязнь, и пока они действуют, высшее благо находится для нас за пределами досягаемости.

Наяйик предлагает нам подавлять в себе всякое ощущение своей индивидуальности, так как считает, что деятельность человека, который преодолел свои недостатки, не ведет к новому рождению ⁴⁸⁸. Те, кто спасен уже в этой жизни, продолжают совершенствовать свою деятельность до тех пор, пока они живы, и эта деятельность не связывает их. Пока же мы держимся за свою индивидуальность и приобретаем добродетели, чтобы стать Индрой или Брахмой, мы привязаны к кругу, ибо даже состояния Индры и Брахмы имеют конец. Высшее благо состоит в свободе от всякого ощущения своей индивидуальности.

Реализация истинного познания не означает немедленного освобождения от сансары. Заслуга, являющаяся основой связи между душой и телом, должна быть полностью исчерпана, чтобы тем самым уничтожить всякий повод к оживлению связи между ними ⁴⁸⁹.

Если единственным благом является, таким образом, свобода от индивидуальности, то хорошим считается такое поведение, которое ведет к этой цели, а поведение, ведущее в противоположном направлении, считается плохим. Деятельность разделяется на деятельность речи, ума и тела, и каждая из них делится на хорошую и плохую ⁴⁹⁰. Сущность морального зла лежит в сознательном выборе зла и в предпочтении его добру. Под влиянием сильной страсти (уткатарага) мы не представляем себе всех приносящих страдание последствий греха и становимся жертвой привязанности к удовольствию.

Совершение добродетельных действий позволяет нам отличить душу от тела и чувств. Истинное знание, на котором так настаивают наяйики, не является делом только одного интеллекта, но относится ко всему поведению человека. Ложное знание и эгоистическое поведение сопутствуют друг другу ⁴⁹¹. Истинное знание, бескорыстность и самозабвение органически связаны между собой. Это истинное знание нельзя приобрести из книг, а только через размышление и совершенствование в правдивости ⁴⁹². К изучению и размышлению ⁴⁹³ присоединяется еще и йогическая практика ⁴⁹⁴. Уддьйотакара советует изучение священного писания, философской мысли и размышление ⁴⁹⁵. Иногда предлагается воздерживаться от мирских удовольствий, подавлять все желания, удаляться в лес и стараться превратить нашу душу в жертвенный огонь, на котором в качестве жертвы сжигаются наши физические действия. Бхакти разрешается как средство обеспечения мира и счастья. Хотя бог и не вмешивается в спасение человека, но благочестивость сама в себе заключает свою награду⁴⁹⁶ .

Подобно другим системам индуизма, ньяя принимает принцип кармы и верит в постоянство результатов нашей деятельности. Некоторые наши действия дают результаты немедленно. как например акт приготовления пищи, а другие требуют долгого времени, чтобы появились результаты, как например вспахивание земли. Действия благочестия и совершение обрядов относятся к последнему виду, так как достижение небесной жизни невозможно до смерти ⁴⁹⁷. В промежутке между действием и результатом причины не исчезают, но сохраняются в форме дхармы и адхармы. «Перед действительным завершением результата должно быть что-то (в форме чего-то промежуточного), как это бывает в случае появления плодов у деревьев» ⁴⁹⁸. Адришта, или невидимое качество, не отличается от кармы, ибо иначе «даже после окончательного освобождения имелось бы сходство в производимом теле» ⁴⁹⁹. Тела, в которые воплощаются души, определяются их прошлой кармой. Тело дает имя душе, которая, не будучи ни человеком, ни лошадью, все же называется человеком или лошадью - в соответствии с телом, в котором она пребывает ⁵⁰⁰. Система ньяя - вайшешика не верит в какое-либо тонкое, неуловимое тело. Душа переходит из одной формы в другую с помощью манаса, который атомичен и, следовательно, недоступен чувствам, и не бывает виден, когда он покидает тело после смерти. Так как души являются всепроникающими, то только про манас можно сказать, что он при новом рождении переходит в новое хранилище прежнего наследия.

Реальность, согласно ньяя-вайшешике, представляет собой комплекс души и природы. Порядок природы не является продуктом души, но установлением бога, который располагает атомы посредством души в естественном порядке. Гармония души и природы устанавливается божественным предначертанием.

⁴⁷⁴ Siddhantamuktavali, 146 - 150.

⁴⁷⁵ Krtisadhyatajnana.

⁴⁷⁶ Istasadhanatajnana.

⁴⁷⁷ Rogadusitacittah.

⁴⁷⁸ Balavad anistananubandhitvajnana. Это двусмысленно и может означать и сознание отсутствия зла (anista ajanakatvajnana) и отсутствие сознания зла (anistajanakatvajnanabhava). Вишванатха склоняется к последнему пониманию.

⁴⁷⁹ Jivanayonipurvaka, p. 152.

⁴⁸⁰ N. В., IV. 1. 19 - 21.

⁴⁸¹ N. В., IV. 1. 22 - 24.

⁴⁸² N. В. и N. V., I. 1. 24; также N. В., III. 2. 32 - 37.

⁴⁸³ I. 1. 21.

⁴⁸⁴ S. D. S., XI. Уддьйотакара иногда модифицирует этот взгляд. «Если бы не было удовольствия, ценность была бы совершенно бесполезной... Не будет также правильным рассматривать простое отрицание страдания как результат ценности, поскольку тогда результатом ценности было бы только нечто отрицательное. В обычной жизни мы находим двойственную деятельность среди людей. Один действует с целью достичь желаемого, тогда как другой действует с целью избежать нежелательного; и если бы не было ничего желательного, то такая двойственная деятельность была бы невозможной. Кроме того (если бы не было удовольствия), не было бы основания говорить, что на удовольствие надо смотреть как на страдание; наконец, не было бы привязанности, так как никто и никогда не имеет привязанности к страданию» (N. V., I. 1.21). Шридхара не согласен со взглядом, что удовольствие есть простое отсутствие страдания, ввиду того, что существуют положительные переживания блаженства и двойственная деятельность людей («Nyayakandali», p. 260).

⁴⁸⁵ N. S., I. 1. 2; IV. 1. 68. Ср. с этим буддистскую цепь причинности («Visuddhimagga». XIX).

⁴⁸⁶ IV. 1. 3 - 9.

⁴⁸⁷ N. В., III. 2. 67; IV. 1. 6; IV. 2. 1.

⁴⁸⁸ N. S., IV. 1. 64.

⁴⁸⁹ N. S., IV. 1. 19 - 21.

⁴⁹⁰ I. 1. 17. Благотворительность, помощь и служение являются хорошими телесными деятельностями, тогда как убийство, воровство и прелюбодеяние - плохими. Говорить правдивое, полезное и приятное и учить по священным книгам - это хорошие дела речи, тогда как лгать, ругаться, злословить и вести пошлые и скабрезные разговоры - плохие дела речи. Сочувствие, великодушие и благочестие - хорошие действия ума, тогда как зломыслие, зависть и скептицизм - плохие.

⁴⁹¹ N. V., IV. 2. 2.

⁴⁹² N. В., IV. 2. 38 и 41.

⁴⁹³ N. В., IV. 2. 47.

⁴⁹⁴ N. В., IV. 2. 46. Наяйиков называют также йогами. «Naiyayikanam yogaparabhidhananam (Gunaratnas «Saddarsanasamuccayavrtti». См. также «Tarkarahasyadipika». Ватсьяяна упоминает взгляд ньяйи среди взглядов йоги в I. 1. 29.

⁴⁹⁵ N. V., I. 1. 2.

⁴⁹⁶ Nyayasara, pp. 38, 40 - 41; n. S. S. S. S., VI. 10 - 21 В 40 - 44.

⁴⁹⁷ Уддьйотакара пишет: «Случаи, когда действие не приносит результата немедленно, бывают в силу противодействия, причиной которого являются особые обстоятельства, вызывающие присутствие остатка кармы, который и дает свои плоды, или в силу противодействия, причиной которого являются плоды остатка кармы других живых существ, чей опыт сродни тем, о которых идет речь, или же это происходит, когда действиям человека противодействуют действия тех других живых существ, которые могут быть соучастниками кармы человека, о котором идет речь, или наконец, благодаря тому, что такие вспомогательные причины, как достоинства и недостатки, не присутствуют в данное время» (N. V., III. 2. 60).

⁴⁹⁸ N. В., IV. 1. 47. См. IV. 1. 44 - 54.

⁴⁹⁹ N. В., III. 2. 68.

⁵⁰⁰ N. B., III. 1. 26.

{mospagebreak}

XXV. ТЕОЛОГИЯ

В «Ньяя-сутре» мы находим только случайное упоминание о боге, что подкрепляет предположение, что древнее учение ньяйи не было теистическим ⁵⁰¹. В «Ньяя-сутре» ⁵⁰² упоминается теория божественной причины. В то время как Ватсьяяна, Уддьйотакара и Вишванатха рассматривают это упоминание как выражение взгляда самой ньяйи, Вачаспати, Удаяна и Вардхамана толкуют его как критику того взгляда веданты, что бог есть причина вселенной. На соображение, что человек не часто пожинает плоды усилия пропорционально затраченным усилиям и что все, по-видимому, зависит от воли бога, а не от человеческих усилий, ньяя отвечает, что человеческие действия производят результаты под контролем и при содействии бога. Ватсьяяна поддерживает теизм, когда утверждает, что я все видит, все чувствует и все знает. Это утверждение теряет всякий смысл, если его отнести к несовершенному индивидуальному я ⁵⁰³. Поздние наяйики, как и представители вайшешики, являются откровенными теистами и вступают в дискуссию о природе бога при обсуждении теории Атмана. Аннам Бхатта делит души на два вида: всевышние и человеческие. В то время как всевышняя душа есть бог, единый, всеведущий, человеческие души бесконечны по количеству и различны в каждом теле ⁵⁰⁴. Бог рассматривается как особая душа, обладающая атрибутами всемогущества и всеведения, благодаря которым он руководит и управляет вселенной. Так как человеческие и божественная души отличаются друг от друга во многих отношениях, трудно думать, что первоначальные авторы, Гаутама и Канада, имели в виду объединить эти два класса душ в один всеобъемлющий класс. Эмпирические тенденции и диалектические интересы ньяйи объясняют ее практическое равнодушие к вопросу о реальности бога ⁵⁰⁵.

«Кусуманджали» Удаяны является классическим изложением доказательств ньяйи в пользу бытия бога. В первой главе он выставляет некоторые соображения в пользу реальности невидимой причины, адришты, или силы, которая определяет наше счастье и несчастье ⁵⁰⁶. Каждое следствие зависит от причины, и поэтому должка быть причина нашего счастья и несчастья ⁵⁰⁷. Каждая причина есть следствие по отношению к ее предшествующей причине, которая в свою очередь есть следствие какой-то другой причины. Так как мир не имеет начала, этот последовательный ряд причин и следствий также не имеет начала. Таким образом, причина нашего счастья и несчастья не может быть прослежена до ее первоначала ⁵⁰⁸. Различие следствий предполагает различие причин. Наши разнообразные судьбы не могут быть прослежены до общих причин, таких, как бог или природа ⁵⁰⁹. Наши действия исчезают, оставляя после себя следы, способные привести к определенным результатам. «Долго длящееся не может произвести результат без продолжающегося влияния (карматишаям) ⁵¹⁰. След хорошего поступка называется достоинством (пунья), а след дурного поступка - недостатком (папа), и оба вместе образуют адришту, или универсальное моральное начало, которое остается в душе человека, совершающего действия, а не в той вещи, от которой он получает счастье или несчастье. Эта адришта причиняет счастье и несчастье, когда наступит соответствующее время, место или объект. Постоянство достоинства и недостатка объясняется трансцендентным действием адришты. Соединение душ с органическими телами не является следствием естественных причин. Закон моральной причинности стоит выше естественного порядка. Различные степени счастья, переживаемые различными душами, определяются различиями в их адриштах.

До этих пор Удаяна остается верным учению древних найяйиков, которые объясняют создание вселенной гипотезой о первоначальной деятельности атомов и адришты - в душах. Но он выходит за пределы этого учения, когда доказывает, что такая не обладающая разумом причина, как адришта, не может произвести следствия, не будучи руководимой разумным духом. Он считает, что бог контролирует работу адришты ⁵¹¹. Мир не может быть объяснен только атомами или силой кармы. Если атомы активны по природе, то их активность не может прекратиться. Если их действия определяются силой времени, то это лишенное сознания начало времени должно быть или всегда активным, или всегда неактивным. Здесь нельзя использовать аналогию с коровой, у которой, когда она кормит теленка, течет молоко, так как молоко должно было бы течь и из мертвой коровы, если бы оно (молоко) было активным само по себе. Следовательно, если не обладающая сознанием вещь активна, то это потому, что она находится под влиянием сознательного акта. Индивидуальная душа не может контролировать, адришту, ибо в этом случае она была бы способна отводить нежелательные несчастья, чего на самом деле не бывает. Таким образом, неразумное начало адришты, управляющее судьбой существ, действует по указаниям бога, который не создает его и не изменяет его неизбежный ход, но создает возможность для его действий. Таким образом, бог создает плоды наших дел (кармапхалапрадах).

Бог найяйиков - это личное существо, обладающее бытием, познанием в блаженством. Он является обладателем таких качеств, как отсутствие недостатков (адхарма), ложного познания (митхьяджана) и небрежности (прамада), и обладает достоинствами, знанием и невозмутимостью (дхармаджняна-самадхисампад). Он всемогущ по отношению к своим творениям, хотя на него и влияют результаты действий, совершенных созданными им существами. Он обладает всеми результатами своих действий (аптакармапхала) и продолжает действовать для спасения созданных им существ. «Как отец трудится для своих детей, так и бог действует, подобно отцу, ради живущих существ» ⁵²⁰. Бог является всеведущим, так как он обладает истинным познанием, которое представляет собой независимое восприятие реальности. У него вечный разум, и, поскольку его познание вечнодлящееся, для него нет необходимости в памяти или опосредствованном знании. То, что у обычных людей является перемежающимся мистическим восприятием, что у йогов является благоприобретенной способностью, у бога есть постоянный способ познания ⁵²¹. Бог обладает также желанием ⁵²². Бог обладает чистым, ничем не затуманенным разумом и вечным блаженством.

Найяйики не игнорируют трудностей, связанных с идеей творения. Всякая деятельность подводится под категорию страдания и происходит от ошибок в познании (доша) ⁵²³. Поднимается вопрос, создает ли бог мир для осуществления своего собственного желания или ради других. Но в боге все его желания осуществлены, и творение, таким образом, не может быть средством, помогающим богу осуществить его желания. Тот, кому не дают покоя дела других людей, есть просто суетливый человек, любящий вмешиваться в чужие дела. Также не можем мы оправдать деятельность бога любовью к людям. Отсутствие счастья на земле говорит против этого предположения. На это соображение найяйик отвечает следующим образом: «Причиной его действий при творении является единственно сочувствие, а идея творения, которая может заключаться только в счастье, несовместима с природой вещей, так как в них не могут не возникнуть различия благодаря различным результатам добрых и злых действий существ, которые должны быть созданы. Не следует при этом думать, что это несовместимо с независимостью самого бога (так как в этом случае он оказался бы зависимым от своих собственных действий). Ибо существует принцип: «никто сам себе не помеха, скорее каждый сам себе помогает в осуществлении своих целей» ⁵²⁴. Уддьйотакара допускает, что деятельность бога ограничивается другими соображениями, и все же эти ограничения бог накладывает сам на себя. Цель, которую бог имеет в виду, есть не столько счастье созданных существ, сколько их духовное развитие. Мир должен рассматриваться как сфера реализации духовных целей, как осуществление добра через страдание и совершенства - через жертвенность.

Теистическое учение ньяйи подвергалось широкому обсуждению в истории индийской мысли. Критики говорят, что найяйик прибегает к адриште всякий раз, когда ему не удается естественное объяснение. Адриште приписываются и первые возбуждения в первоначальных атомах, и движение вверх огня, и даже притяжение иголки к магниту. Адришта представляет собой только предел объяснения ⁵²⁸. Предполагается, что она нуждается в разумном руководителе, Ишваре, ибо удивительная упорядоченность происходящих событий не может быть объяснена без бога, который обладает джняной (мудростью); иччхой (желанием) и праятной (волевым действием). Души теряют свою активность во время распада и вновь приобретают ее при творении, и все это необъяснимо без божественного промысла. Доказательство, исходящее из причинной зависимости, разработано главным образом Удаяной и Шридхарой ⁵²⁹. Допуская, что мир есть следствие, найяйик принимает как данное то, что должно быть доказано. Растения и животные не являются чем-то самостоятельным, они рождаются, растут и умирают. Но сказать, что индивидуальные вещи производятся, не значит еще сказать, что мир в целом есть произведенное. Найяйик допускает некоторые вечные сущности, которые не произведены ⁵³⁰. Разве мир как целое не может быть также вечным? Кроме того, разве все следствия должны иметь действующие причины? Как мы уже видели, закон причинности, как его толкует найяйик, не является всеобщим. Он не имеет другого значения, кроме как для объяснения изменений в единообразии и сосуществовании явлений. Поскольку его очевидность выводится из мира явлений, неправильно расширять область его применения за пределы этого мира. Познание причины мира превосходит силы человеческого разумения. Невозможность бесконечного регресса бесконечных причин заставляет найяйика утверждать реальность причины, стоящей вне этой серии причин, причины, которая сама не имеет причины Шанкара отвергает причинное доказательство и предлагает нам открыто признать, что мы ничего не знаем, кроме того, что вселенная, по-видимому, существует. Существует ли она сама по себе или является только следствием какой-то отдаленной причины - это вопрос, на который мы не можем ответить. Если мы допустим отдаленную причину, то почему мы не можем требовать другой, еще более отдаленной причины для нее, и так далее до бесконечности, до грани сумасшествия? Если бог существует, то кто создал его? Согласно Шанкаре, с таким же успехом можно верить в то, что вселенная сотворила себя сама, как и в то, что создатель вселенной создал самого себя. Вопрос этот остается метафизически неразрешимым, и решение является чем-то еще более непонятным, чем сама загадка. Антропоморфизм найяйика, кроме того, создает и другие затруднения. Спрашивается, имеет ли бог, создатель вселенной, тело или нет? Если он имеет тело, тогда он подвержен действию адришты, ибо все тела определяются ею. Воплощенные существа суть творения и неспособны осуществлять контроль над тонкими атомами, достоинствами и недостатками. Мы не можем представить себе вечного тела. В этом вопросе учение найяйиков страдает неясностью. Иногда они говорят, что бог творит без помощи какого-либо тела, и в то же время выдвигают предположение, что бог приобретает тело из-за нашей адришты. Иногда атомы становятся телом бога, а в других случаях эта роль приписывается акаше. Если каким-то непостижимым образом бог оказывается способным создать мир из атомов, не имея тела, то мы с таким же успехом можем сказать, что он может создать мир и без какого-либо ранее существовавшего материала.

Даже если мы примем за действительный используемый найяйиками аргумент, что бог реален, то все же Ишвара, существование которого утверждается философией ньяйи, не является той всеобъемлющей духовной реальностью, несовершенными воплощениями который мы являемся. Он пребывает вне нас и вне мира, сколько бы ни говорили, что он создает, направляет и разрушает мир. Реальность состоит из множества частиц, соединенных вместе какими-то внешними связями, наподобие того как веревка связывает вместе множество палок. Бог не создает атомы, а только их организует. Его разум работает над элементами вселенной извне, но не действует как жизненная сила внутри. Эта концепция бога, пребывающего вне мира, вне времени и пространства, обитающего в вечной изоляции от мира, бесплодна и пуста. Мы не можем представить себе дуализм бесконечного творца, с одной стороны, и бесконечного мира - с другой. Оба ограничивают друг друга. Вещи, которые определяются как противостоящие друг другу, могут быть только конечными. Души, каждая в свое время, достигают освобождения. С освобождением всего сансара исчезает. Тогда господству Ишвары тоже придет конец. Но то, что имеет конец, имеет и начало. Оба приходят из пустоты и уходят в пустоту. Правильно, что создание мира приписывается божественной любви, но каков смысл творения при этой гипотезе? Если атомы и души вечны и если мир есть только их взаимодействие, то тогда богу нечего творить. Найяйик должен или отказаться от своего понятия бога как творца, или допустить, что атомы и души являются созданиями вечной и постоянной причинной деятельности бога, хотя эта причинная деятельность бога и не должна пониматься в механическом смысле. Это последнее, по-видимому, и подразумевается в предположении ньяйи, что природа вещей есть тело бога, и в разработанной с большой тщательностью и с высокой целью аналогии системы Рамануджи. Такая концепция имманентного бога выявляется при обсуждении всеведения бога. Согласно ньяйе, конечные существа знают только мысль и простой факт, что реальное не есть мысль. Относятся ли и как относятся мысль и реальность друг к другу, это может познать только бесконечный ум, понимаемый как конечный ум. Души и атомы совечны с богом, который есть только primus inter pares ⁵³¹. Возможно, на первый взгляд может показаться, что ньяя, настаивая на поклонении Ишваре, старается помочь религиозной жизни человека. Но ньяя, конечно, не может поддерживать идеал общения с богом или единения с богом, так как по существу ее гипотезы бог находится вне человека и природы. Веданта во всех своих формах и йога тоже предлагают определенный способ богопочитания (упасана), но они делают это с целью помочь индивидууму достичь божественного состояния. Ньяя должна пересмотреть свою концепцию бога, если она имеет в виду удовлетворить высшие религиозные запросы человека.

⁵⁰¹ «Основные книги двух школ, сутры вайшешики и ньяйи, первоначально не содержали признания существования бога; только в последующий период эти две системы стали теистическими, хотя ни одна из них не зашла так далеко, чтобы признать творца материи» (Gаrbe, Philosophy of Ancient India, p. 23). Мюир говорит, что он «не может сказать, что древнее учение ньяйи было теистическим» («Original Sanskrit Texts», vol. Ill, p. 133).

⁵⁰² IV. I. 19 - 21.

⁵⁰³ N. В., I. 1. 9; IV. I. 21.

⁵⁰⁴ «Tarkasamgraha», p. 17.

⁵⁰⁵ Athalye пишет: «Канада и Гаутама, возможно, сначала намеренно исключили бога их своих систем, не как абсолютно несуществующее существо, а как пребывающее вне мира явлений и над ним, миром, с которым их системы главным образом имели дело. Возможно, что авторы афоризмов ограничивались классификацией и обсуждением только земных вещей, не имея в виду сверхъестественных сил, тогда как комментаторы, сочтя это недостатком, восполнили упущение, подведя бога под единственную категорию, под которую его можно было подвести» («Tarkasamgraha», p. 137). «У ньяйи настолько преобладают диалектические интересы, что ее экскурсы в область метафизики носят характер отступлений от непосредственного дела, и это не позволяет нам допустить, что ее молчание по какому-либо вопросу обозначает сознательное исключение этого вопроса» (Keith, I. L. А., р. 265).

⁵⁰⁶ Sapeksatvad anaditvad vaicitryad visvavrttitah. Pratyatmaniyamad bhukter asti hetur alankikah (I. 4).

⁵⁰⁷ I. 5.

⁵⁰⁸ I. 6. Таким образом, вопрос о начале адришты устраняется. См. N. V., IV. 1. 21.

⁵⁰⁹ I. 7.

⁵¹⁰ I. 9.

⁵¹¹ I. 19.

⁵¹² Karyayojanadhrtyadeh padat pratyayatah sruteh Vakyat samkhyavisesac ca sadhyo visvavid avyayah (v. I).

⁵¹³ II. 1.

⁵¹⁴ Атомов двойственного состава.- Прим. перев.

⁵¹⁵ III. 1.

⁵¹⁶ III. 4 - 7.

⁵¹⁷ III. 8 - 12.

⁵¹⁸ III. 13 - 17.

⁵¹⁹ III. 18 - 23.

⁵²⁰ N. В., IV. 1. 21.

⁵²¹ Удаяна поднимает интересный вопрос, включает ли всеведение бога также познание иллюзий конечных существ с объектами этих иллюзий и, следовательно, воспринимает ли бог вещи иначе, чем конечные существа, и отвечает, что познание богом человеческих иллюзий не иллюзорно.

⁵²² N. N., IV. 1. 21.

⁵²³ I. 1. 18.

⁵²⁴ S. D. S., XI.

⁵²⁵ См. Saddarsanasamuccayavrtti», Гужаратны, pp. 49 - 51. См. также «Saddarsanasamuccaya» Харибиндры: Aksapadamate devah srstisamharakre chivah Vibhur nityaikah sarvajno nityabuddhisamasrayah (13). В «Saddasanasmuccaya» Радшашеккары, относящейся к несколько более раннему времени, поддерживается этот же взгляд. См. Keith, I. L. A., pp. 262 - 263.

⁵²⁶ Nyayasara, p. 39.

⁵²⁷ «Kusumanjali», II. 4.

⁵²⁸ Джаянта, критикуя теорию чарваков в своей «Nyayamanjari», говорит, что мы считаем вещь svabhavika, или естественной, когда не знаем ее причины.

⁵²⁹ «Nyayakandali», pp. 54 - 57.

⁵³⁰ «Вечное не производится; не существует также причины для вечного (N. V., IV. 1. 32).

⁵³¹ Первый среди равных (лат.).- Прим. перев.

{mospagebreak}

XXVI. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Созданный ньяйей органон критического и научного исследования является ее величайшим вкладом в индийскую мысль. Ее методология принимается другими системами, хотя и с небольшими изменениями, продиктованными их метафизическими концепциями. Она создала схему познания в его существенных чертах и дала главным его разделам названия, которые все еще сохраняются в индийской мысли, что является явным доказательством достигнутого ньяйей колоссального прогресса человеческого интеллекта Данный ньяйей перечень ошибок служил индийским мыслителям на протяжении длинного ряда столетий средством быстрого и уверенного различения между истинными и ложными выводами и средством точного обозначения ошибочных заключений, указывающего на их неправильность. В санскритских философских трудах мы часто встречаемся с пресекающей всякое возражение критикой, вроде: «это - чакраха», или порочный круг; «это - садхьясама», или petitito principii; «это - анйоньяшрая», или взаимозависимость; «это ведет к анавастхе», или к бесконечному регрессу. Теория ошибок ньяйи служила индийским мыслителям чем-то вроде таблицы готовых расчетов, «избавляющей нас,- по образному выражению Бёрнэ,- от необходимости идти к океану всякий раз, когда мы хотим вымыть руки».

Как сила, так и слабость философии ньяйи заключается в ее вере, что метод обычного здравого смысла и опыта может быть применим к проблемам религии и философии. Плюралистическая вселенная, основывающаяся на лежащем в ее основе дуализме духа и материи, вполне достаточна как образ действий мысли и метод, но не может быть преобразована в общую философию. Средний человек не колеблется в утверждении реальности существования внешнего, видимого мира. Он является также и анимистом, хотя его анимизм скорее инстинктивный, чем реально обоснованный, и в силу этого он допускает реальность духа, как своего собственного, так и других. Он не допустил бы существования каких-либо степеней реальности, так как такая концепция вступила бы в конфликт с укоренившейся в нем верой в дуалистический реализм; но в интересах логики он сочувственно относится к идее различных аспектов объективного бытия, лежащих за пределами доступного нашим чувствам. В теологии он поднимает вопрос о причине вселенной. Как создалась вселенная? Такой, какова она есть, говорит он, она была всегда, с тех пор, как начала быть. Хотя, будучи дуалистом, он и пугается какого-либо перехода между бытием и небытием, все же его эмпирически настроенная мысль не позволяет ему принять статический взгляд на вселенную. В этом затруднении он обращается к своему собственному опыту, благодаря которому убеждается, что он делает некоторые вещи, например столы и стулья, отличные от него самого. Как мы отличаемся от вещей, которые делаем, так и божественный дух, являющийся причиной всех вещей, отличается от своего изделия - мира. Как мы преобразуем существующий материал, так и бог преобразует имеющиеся элементы - души и атомы - совечные с ним. Так ньяя пытается оправдать впечатления здравого смысла и построить метафизику плюралистического реализма.

В ходе нашего изложения мы указали на то, что взгляд ньяйи есть, несомненно, естественная и необходимая ступень в эволюции мысли, но он никоим образом не является окончательным. Механическое объяснение реальности, разлагающее ее на элементы, исключает факт развития. Правдоподобие системы объясняется настойчивостью, с которой она отвергает голый субъективизм и удовлетворяет первичные инстинкты человека. Ни одна система индийской мысли, включая и систему Шанкары, не принимает чистого субъективизма. Но нет никакой несовместимости между метафизическим идеализмом и психологическим реализмом ⁵³². Практическая реальность вещей, независимая от конечных сознании, признается всеми системами объективного идеализма. Однако метафизическое исследование природы и условий мысли заставляет нас отказаться от взгляда, что я есть вещь среди других вещей. Оно приводит к идеализму, который не столько переделывает взгляд здравого смысла, сколько выходит за его пределы. Даже метафизический идеализм позволяет нам признать, с точки зрения здравого смысла и психологии, различие между мыслью и реальностью. Непрерывность и связность нашего опыта приводят к признанию реальности сущностей, находящихся вне нашего опыта. Более глубокий анализ опыта с его логической стороны был предпринят системами санкхьи и веданты. Более систематическая разработка и координация идей ньяйи с теологической их стороны имеется у Рамануджи.

 {mospagebreak}

ЛИТЕРАТУРА

Athаlуе, Tarkasamgraha of Annam Bhatta» E. Т.

Соwell, Udayana's Kusumanjali, E. T.

Соwеll and Gоugh, Sarvadarsanasamgraha, XI.

Ganganath Jna, Nyaya Sutras with Vatsyayana's Bhasya and Uddyotakara's Varttika, E. T.

Keith, Indian Logic and Atomism.

Seal, The Positive Sciences of the Ancient Hindus.

Vidyabhdsan, History of Indian Logiec.

⁵³² Ср. Green: «Вполне допустимо отрицать, что объект есть только состояние сознания, и вместе с тем утверждать, что только для мыслящего сознания он имеет какую-то реальность» (Works, vol. I, p. 423).