Алфавитный указатель:

«Автобиография Йога» - единственное в своём роде детальное описание духовного и жизненного пути одного из крупнейших Учителей йоги. Впервые увидевшая свет в 1946 г., книга Парамахансы Йогананды не только вошла в анналы классики йоги, но и стала уникальным по своей доступности и увлекательности введением в эту древнюю науку.
 
Глава 41. Идиллия в Южной Индии

— Вы — первый человек Запада, Дик, из когда-либо входивших в эту святыню. Попытки многих других были тщетны.

Эти мои слова удивили мистера Райта, но затем на его лице отобразилось удовольствие. Мы только что оставили прелестный храм Чамунди в горах, возвышавшийся над Майсуром, расположенным в южной Индии, где склонились перед золотым и серебряным алтарями богини Чамунди, богини — покровительницы правящей фамилии Майсура.

— Как память об оказанной чести я всегда буду хранить эти лепестки, которые жрец окропил розовой водой, — сказал мистер Райт, осторожно заворачивая несколько благословленных лепестков розы.

Мы и мой спутник[338] провели ноябрь 1935 года в качестве гостей штата Майсур. Наследник магараджи[339], его высочество Ювараджа Шри Кантерава Нарасим-хараджа Вадияр, пригласил нас с секретарем посетить его просвещенное и прогрессивное царство.

За истекшие две недели я выступил перед тысячами горожан и студентов Майсура в ратуше, в колледже магараджи, медицинском училище при университете и на трех массовых митингах в Бангалоре, в национальной средней школе, среднеобразовательном колледже и в ратуше Четти, где собралось более трех тысяч человек.

В состоянии ли были жадные слушатели поверить тем ярким впечатлениям, привезенным мною из далекой Америки, не знаю, но аплодисменты, когда я говорил о большой пользе от взаимообмена лучшими качествами Востока и Запада, всегда были самыми громкими.

Теперь мы с мистером Райтом отдыхали в покое тропиков. В его путевом дневнике есть следующая запись о впечатлениях от Майсура:

Много восхитительных мгновений прошло при виде вечно меняющихся Божьих контуров, простирающихся под небесами, ибо только лишь Его прикосновение в состоянии призвать вибрации цвета свежести жизни. Эта свежесть цвета утрачивается, когда человек пытается имитировать ее одними лишь красками, ибо Господь прибегает к более простому и действенному посреднику — не к краскам, не к пигментам, а просто к лучам света. Он бросает сюда зайчик света — и луч отражается красным. Он вновь взмахивает кистью — и луч переходит в оранжевое или золотое; тогда быстрым выпадом Он получает полосы пурпура, сочащегося красной каймой из раны в облаках; и так дальше и дальше Он все играет и ночью и утром, вечно изменчивый, вечно новый, вечно свежий; никаких повторений, ни узоров, ни дублирования цветов. Очарование перехода дня в ночь в Индии нигде в мире не имеет равных: небо часто выглядит так, будто Бог собрал все краски в Свой мешок и как в могучем калейдоскопе разбросал их в небесах.

Я должен рассказать о великолепии посещения огромной плотины Кришнараджа Сагар[340], сооруженной в двадцати километрах от Майсура. В сумерках я и Йоганандаджи сели в небольшой автобус и по ровной грунтовой дороге отправились в путь как раз в то время, когда солнце садилось за горизонт, сплющиваясь, как перезрелый помидор. С нами в качестве официального лица был один мальчик, заводивший машину или менявший батареи.

Мы ехали мимо квадратов рисовых полей, сквозь успокаивающие взор ряды деревьев индийской смоковницы, по роще вздымающихся ввысь кокосовых пальм. Густота растительности была подобна джунглям. И наконец, приблизившись к вершине горы, мы оказались лицом к лицу с безбрежным искусственным озером, в котором отражались звезды и кайма пальм и других деревьев, его окружали сады в виде террас и ряды электрических огней, зажженных по краю плотины. А ниже его нашим глазам предстало ослепительное зрелище красочных лучей, играющих в фонтанах, похожих на гейзеры, множество извергающихся струек сверкающих чернил — ярко-голубых и захватывающе красных водопадов с зелеными и желтыми брызгами, с фонтаном, бьющим из фигурок слонов[341]. Плотина выделялась современным видом в этой стране рисовых полей и простых людей, принявших нас так тепло, что, боюсь, я буду не в силах увезти Йоганандаджи назад в Америку.

Другое редкое удовольствие — моя первая поездка на слоне. Вчера Ювараджа пригласил нас в летний дворец покататься на одном из его огромных слонов. Я взобрался по приставной лестнице, предназначенной для подъема наверх к седлу — ховдах, похожему на ящик с шелковой подушкой внутри, а потом — болтался, подскакивал, взлетал и раскачивался из стороны в сторону. Слишком много волнений, чтобы бояться или восклицать, цепляясь за дорогую жизнь.

Южная Индия, богатая историческими и археологическими реликвиями, — страна определенного и в то же время неопределенного обаяния. К северу от Майсура находится самый крупный штат в этом месте Индии — Хайдарабад, живописное плато которого рассекает могучая река Годвари. Обширные плодородные равнины, прекрасные Нильгири (голубые горы) и другие места с бесплодными горами известняка или гранита. История Хайдарабада длинна и красочна, начинается три тысячи лет назад династией Андхра и продолжается до династии Хинду, правившей до 1294 года от Р.Х., когда правление перешло к мусульманским царям.

Наиболее впечатляющие творения архитектуры, скульптуры и живописи по всей Индии находятся в Хайдарабаде — в древних пещерах Эллоры и скалах Аджанты. В Кайласе, в огромном монолитном храме Эллора, находятся высеченные из камня скульптуры богов, людей и животных в ошеломляющих пропорциях Микельанджело. В Аджанте находятся пять кафедральных соборов и двадцать пять монастырей. Все они высечены в скалах и поддерживаются гигантскими колоннами, украшены потрясающими фресками, которыми художники и скульпторы увековечили свой гений.

Город Хайдарабад украшает университет Османия и мечеть Мекка Масджид, где для молитвы собираются десять тысяч мусульман.

Штат Майсур, расположенный на высоте более девятисот метров над уровнем моря, изобилует густыми тропическими лесами, где нашли приют дикие слоны, бизоны, медведи, пантеры и тигры. Два его чистых и привлекательных главных города, Бангалор и Майсур, имеют множество прекрасных парков и скверов.

Индийская архитектура и скульптура достигли наивысшего совершенства в Майсуре при покровительстве владык, царствовавших с XI по XV век от Р.Х. Храм в Белуре — шедевр XI века, завершенный в период царствования Вишнувардхана, по тонкости деталей и изобилию резьбы является непревзойденным в мире.

Каменные эдикты, найденные в северном Майсуре, относятся к III веку до Р.Х., напоминая о царе Ашоке[342], чья огромная империя включала Индию, Афганистан и Белуджистан. Написанные на разных диалектах "поучения в камне" Ашоки свидетельствуют о широко распространенной образованности индийцев тех дней. Указ XIII осуждает войны: "Не считайте истинным ни одно завоевание, кроме религии". Указ X гласит, что истинная слава царя зависит от нравственного прогресса, которого он помогает добиться своему народу. Указ XI определяет, что истинный подарок — это не вещи, а добро — распространение истины.

Ашока был внуком грозного Чандрагупты Маурьи, известного грекам как Сандрокоттус, встречавшегося в юности с Александром Великим. Впоследствии, в 305 году до Р.Х., Чандрагупта уничтожил, гарнизоны Македонского, оставленные в Индии, и нанес поражение армии Македонского под предводительством Селевкуса, вторгшейся в Пенджаб. Затем он принял у себя во дворце в Паталипутре[343] греческого посла Мегасфена, который оставил нам описания счастливой и предприимчивой Индии того времени.

Чрезвычайно интересные истории были подробно записаны греческими историками и теми, кто сопровождал Александра при его вторжении в Индию. Дабы пролить свет на древнюю Индию, доктор Дж.В.Мак-Криндл[344] перевел произведения Ариана, Диодора, Плутарха и географа Страбона. Самая замечательная особенность неудачного вторжения Александра — это глубокий интерес к индийской философии и к йогам — святым людям, встречавшимся с ним время от времени, общества которых он очень искал. Вскоре после того западный воин прибыл в Таксилу, расположенную в Северной Индии, и направил посыльного Онесикрита, ученика эллинской школы Диогена, с приказом привести индийского учителя Дандамиса, великого саньясина Таксилы.

— Хвала тебе, о учитель брахманов! — сказал Оне-сикрит, разыскав Дандамиса в его лесном убежище. — Сын могучего бога Зевса, Александр, верховный властитель всех людей, просит явиться к нему. Если согласишься, он наградит тебя великими дарами, а если откажешься, отрубит голову!

Йог спокойно принял это довольно-таки принуждающее приглашение и даже не поднял головы со своего ложа из листьев.

«Я также сын Зевса, если Александр таков, — заметил он. — Я не хочу ничего, что принадлежит Александру, ибо я доволен тем, что имею, тогда как он странствует со своими людьми по морю и суше безо всякой пользы и никак не придет к завершению. Пойди и скажи Александру, что Бог Царь Всевышний ни в коем случае не творец дерзкой вражды, но творец света, мира, жизни, воды, человеческого тела и душ. Он принимает всех людей, когда смерть освобождает их, и никакая злая болезнь тогда не опасна им. Один Он Бог чтим мною, кому претит кровопролитие и войны.

Александр не бог, поскольку он должен подвергнуться смерти, — спокойно продолжал мудрец. — Как может такой, как он, быть властителем мира, когда он еще не сел на трон внутреннего вселенского владения? Пока что он не вошел ни в Гадес (подземное царство), не познал движения солнца через центральные сферы земли, а народы в пределах ее еще и не слышали его имени!»

После этого выговора, наверняка самого строгого из высказанных когда-либо, дабы уязвить слух "властителя мира", мудрец иронически добавил:

«Если теперешние владения Александра недостаточно пространны, чтобы вместить все желания, пусть перейдет реку Ганг, там найдет он край, способный прокормить его самого и его людей![345] Дары, предложенные Александром, мне не нужны, — продолжал Дандамис, — то, в чем я нахожу истинную пользу и ценность, — это деревья, укрывающие меня, это цветущие растения, дающие мне повседневную пищу, и вода для утоления жажды, тогда как иная собственность, приобретаемая с тревожной озабоченностью, обычно оказывается губительной для тех, кто ее копит, и приносит лишь горе и неприятности, которыми до краев наполнен каждый несчастный смертный.

Что касается меня, то я лежу на лесных листьях и мне нечего сторожить, я закрываю глаза в покойной дремоте, а если бы у меня было что охранять, то сон пропал бы от этого. Земля дарует мне все, как мать дает молоко ребенку. Я иду, куда хочу, и нет никаких забот, которыми я вынужден был бы стеснять себя. Если бы Александр и отрубил мне голову, он не в состоянии уничтожить мою душу. Голова, безмолвная тогда, и мое тело, как оторванные куски одежды, останутся на земле, откуда взяты элементы, их составляющие. Я же, став Духом, вознесусь к Богу моему, который одел нас всех в плоть и оставил нас на земле, чтобы испытать, будем ли мы здесь внизу жить, подчиняясь Его воле. Который потребует от всех нас, когда мы уйдем отсюда, отчета о нашей жизни, поскольку Он есть судья всех неправых дел, ибо стоны угнетенного станут наказанием угнетателю.

Пусть же Александр пугает этими угрозами тех, кто жаждет богатства и страшится смерти, против брахманов его оружие бессильно: брахманы не любят золота и не боятся смерти. Иди же и скажи Александру: "Дандамису ничего твоего не надо, а потому он к тебе не пойдет, а если ты чего-нибудь хочешь от Дан-дамиса, приходи к нему сам"».

Онесикрит должным образом передал послание. С пристальным вниманием выслушал Александр Оне-сикрита, передавшего весть от йога, и почувствовал еще более чем когда-либо желание увидеть Дандами-са, который, несмотря на старость и беззащитность, оказался сильнее его и был единственным реальным противником ему, победителю многих народов.

Александр пригласил в Таксилу многих аскетов брахманов, известных искусностью в разрешении философских вопросов с глубинной мудростью. Один случай словесной схватки приводится Плутархом. Александр сам сформулировал все вопросы:

— Кого больше, живых или мертвых?

— Живых, ибо мертвых нет.

— Что порождает более крупных животных — море или земля?

— Земля, ибо море — часть земли.

— Кто из зверей самый умный?

— Тот, которого человек еще не знает. Человек боится неизвестного.

— Что существовало прежде — день или ночь?

— День был прежде за днем. — Этот ответ вызвал удивление Александра; брахман добавил: — Невозможные вопросы требуют невозможных ответов.

— Как лучше человеку заставить себя полюбить?

— Человека полюбят, если он, обладая огромной силой, все же не принуждает себя бояться.

— Как может человек стать Богом?[346]

— Делая то, что невозможно человеку.

— Что сильнее — жизнь или смерть?

— Жизнь, поскольку она выносит столь много бедствий.

Александру удалось вывезти из Индии своим учителем Кальяна (свами Сфинкс), настоящего йога, прозванного греками Каланос. Этот мудрец сопровождал Александра в Персию.

В назначенный день в Суса, в Персии, Каланос оставил свое состарившееся тело, взойдя на виду у всей армии Македонского на погребальный костер. Историки пишут об изумлении солдат, видевших, что йог не страшился ни боли, ни смерти, он не пошевельнулся, когда его пожирало пламя. Прежде чем уйти на свою кремацию, Каланос обнял всех близких друзей, но воздержался от прощания с Александром, которому индийский мудрец только заметил:

— Я скоро увижу тебя в Вавилоне.

Александр оставил Персию и год спустя умер в Вавилоне. Слова его гуру являлись способом пророчества, что он с Александром в жизни и в смерти.

Греческие историки оставили множество живых вдохновляющих картин индийского общества: "Индийский закон, рассказывает Ариан, охраняет людей и определяет, что ни один из них ни при каких обстоятельствах не будет рабом, но что, наслаждаясь собственной свободой, они должны уважать равное право на это, которым обладают все. Люди считали, "что те, кто не привыкнет повелевать другими, пресмыкаться перед другими, достигнут жизни лучшим образом приспособленной ко всем превратностям судьбы"[347] .

"Индийцы, — гласит другой текст, — ни денег не дают под процент, ни, как брать взаймы, не знают". По утвердившемуся обычаю, индийцу противно поступать непоследовательно или несправедливо, а потому они не заключают договоров и не требуют гарантий. Лечение, говорят нам, производилось при помощи простых и естественных средств. Оно производится скорее регулированием диеты, нежели применением лекарств. Наиболее уважаемые препараты — это мази и пластыри. Все прочее считается в высшей степени вредным. Участие в войне ограничивалось кшатриями, кастой воинов. Враг, неожиданно напавший на земледельца за работой в поле, не причинял ему никакого вреда, ибо люди этой касты считались благодетелями общества и защищались от всякого вреда. Земля, не опустошенная таким образом и приносящая обильный урожай, обеспечивала всем необходимым, чтобы сделать жизнь достойной.

Повсеместные религиозные святыни Майсура являются постоянным напоминанием о множестве великих святых Южной Индии. Один из этих учителей — Тхайуманавар оставил нам следующий бросающий вызов стих:

Вы можете удержать бешеного слона, Заткнуть пасть медведю и тигру, ездить верхом на льве, Играть с коброй.

С помощью алхимии вы можете пополнить свои средства к жизни.

Можете странствовать по вселенной инкогнито, Заставить служить богов; можете быть вечно юным, Ходить по воде и жить в огне, Но управлять умом — лучше и труднее.

В красивом и плодородном штате Траванкор, на крайнем юге Индии, где транспорт движется по рекам и каналам, традиционно ежегодно магараджа налагает на себя обязательство искупления греха от войн и насильственного присоединения в далеком прошлом нескольких мелких государств к Траванко-ру. Пятьдесят шесть дней в году трижды в день магараджа посещает храм — слушая гимны и чтения Вед; церемония искупления завершается лакшадипамом — озарением храма сотнями тысяч свечей.

В Мадрасском Президентстве на юго-восточном побережье Индии есть густо населенные, огромные, опоясанные морем города Мадрас и Кондживирам — золотой город-столица династии Паллавов, цари которой властвовали в ранние века христианской эры. В современном Мадрасском Президентстве ненасильственные идеалы Махатмы Ганди сделали огром-

ные успехи, повсюду видны отличительные белые шапочки Ганди. На юге влияние Махатмы на многие важные храмовые реформы для "неприкасаемых", как и на реформы кастовой системы, проявилось несколько больше.

Источник кастовой системы, сформулированный великим законодателем Ману, был замечателен. Ма-ну ясно видел, что люди подразделяются естественной эволюцией на четыре больших класса: на тех, кто в состоянии предложить служение обществу физическим трудом — шудры; тех, кто служит способностью мышления, искусством в сельском хозяйстве, ремесле, торговле, в деловой жизни вообще — вайшьи; тех, кто имеет административные, исполнительские и бойцовские качества, — правители и воины — кшатрии; тех, кто созерцателен по натуре, духовно вдохновен — брахманы. "Ни рождение, ни таинство, ни учение, ни родословная не могут решить, рожден ли человек дважды, то есть брахман ли он, — говорит Ма-хабхарата, — на это указывает только характер и поведение[348]. Ману наказывал обществу уважать своих членов, коль скоро они обладают мудростью, добродетелью, возрастом, родством или, наконец, богатством. Богачей, если они стремились только к накопительству или не занимались благотворительностью, в Индии со времен Вед всегда презирали. Нещедрым людям с большим богатством предназначалось низкое положение в обществе.

Когда через века кастовая система ужесточилась, перейдя в наследственную узду, возникли серьезные бедствия. Индия самоуправляема с 1947 года. Социальные реформы, подобные реформам Ганди и членов весьма многочисленных обществ в теперешней Индии, производят медленный, но верный прогресс в восстановлении древней сути кастовости, основанной исключительно на врожденных свойствах индивида, а не на родстве. Всякий народ на земле обладает своей собственной, отличительной, порождающей страдания кармой, с которой ему предстоит иметь дело и которую ему предстоит устранить. Также Индия с ее гибким и неуязвимым духом должна показать способность решения задач кастового преобразования.

Южная Индия столь очаровательна, что мы с мистером Райтом старались подольше продлить нашу идиллию. Но время с его древней суровостью не давало нам никакой любезной отсрочки. Приближалось намеченное ранее выступление на заключительном заседании Индийского философского съезда в Калькуттском университете. В завершение визита в Майсур я был рад побеседовать с сэром Ч.В.Раманом, президентом Индийской Академии наук. Этот блестящий индийский физик был удостоен Нобелевской премии в 1930 году за важное открытие в области диффузии света, известное как "эффект Рамана".

Неохотно простившись с группой мадрасских студентов и друзей, мы с мистером Райтом выехали на север. На пути мы остановились у маленькой святыни, посвященной памяти Садашивы Брахмана[349], в жизни которого, относящейся к XVIII веку от Р.Х., было множество чудес.

Более крупная святыня Садашивы в Неруре, воздвигнутая раджой из Пудуккоттаи, является местом паломничества и была свидетелем множества божественных исцелений. Следующие правители Пудуккоттаи сохраняли, подобно святыне, некоторые религиозные указания. Их Садашива включил в 1750 году в руководство царствующему принцу.

Много необычных историй о Садашиве, привлекательном и вполне озаренном учителе, все еще ходит среди крестьян Южной Индии. Однажды Садашиву, погрузившегося в самадхи, видели на берегу Кавери уносимого внезапно поднявшейся водой. Спустя несколько недель близ Кодумуди в округе Коимбаторе его нашли покрытым толстым слоем земли. Когда лопаты крестьян наткнулись на его тело, святой поднялся и быстро удалился.

После того как его гуру сделал ему выговор за одержание верха в словесном споре над старшим ученым — ведантистом, Садашива стал муни (святым молчальником). "Когда ты научишься, о юноша, сдерживать свой язык?" — заметил гуру. "С вашего благословения, хоть с этого момента!"

Гуру Садашивы был свами Шри Парамашивендра Сарасвати, оставивший нам свой труд Дахаравидья Пракасика, а также глубокие комментарии к Уттара-гите. То, что он справедливо гордился великим учеником-йогом, видно из следующего случая. Несколько светских людей жаловались его ученому гуру, ибо были оскорблены тем, что опьяненного Богом Садашиву часто можно было видеть танцующим на улицах "без этикета". "Господин, — заявили они, — Садаши-ва просто сумасшедший!"

Но Парамшивендра, радостно улыбнувшись, воскликнул: "О, если бы и другие были бы настолько же сумасшедшими!"

Жизнь Садашивы была отмечена многими странными и прекрасными проявлениями Вмешивающейся Руки. В этом мире много кажущейся несправедливости, но поклонники Божьи могут засвидетельствовать неисчислимое множество примеров Его безотлагательной справедливости. Однажды ночью погруженный в самадхи Садашива остановился у ограды амбара богатого домохозяина. Трое слуг, стороживших его от воров, занесли свои палки, чтобы ударить святого. Но что это? — руки их оказались скованными! Как статуи с поднятыми руками простояло это трио в уникальной живописной картине до ухода Садашивы на рассвете.

В другом случае с великим учителем один надсмотрщик, рабочие которого носили топливо, грубо принудил прислуживать себе. Молчаливый святой донес ношу до требуемого места и положил ее поверх огромной кучи, после чего вся груда топлива вспыхнула пламенем.

Садашива, подобно свами Трайланге, не носил никакой одежды. Однажды утром нагой йог по рассеянности зашел в дом одного мусульманского вождя. Две женщины вскрикнули от ужаса, воин нанес жестокий удар мечом по Садашиве — рука его была отрублена. Учитель беспечно удалился. Охваченный раскаянием, мусульманин подобрал руку с пола и последовал за Садашивой. Йог спокойно вставил свою руку в фонтанирующий кровью обрубок. Когда воин смиренно попросил какого-нибудь духовного наставления, Садашива написал пальцем на песке: "Не делай того, чего хочешь, и тогда ты сможешь делать то, что нравится".

Магометанин возвысился до состояния чистого ума и понял, что парадоксальный совет святого гостя есть руководство к освобождению души через господство над мелким эго. Духовный толчок этих немногих слов был столь велик, что воин стал достойным учеником — прежние притоны более не знали его.

Дети деревенских жителей в присутствии Садашивы однажды выразили желание повидать религиозное празднество в Мадуре, расположенном за двести сорок километров. Йог показал малышам, чтобы они

коснулись его тела. И вот в мгновение вся группа перенеслась в Мадуру. Счастливые дети бродили среди тысяч паломников. Через несколько часов йог перенес маленьких подопечных домой самым простым способом транспортировки. Изумленные родители услышали живые рассказы о процессии, заметив, что у некоторых детей были мешочки мадурских сладостей.

Один недоверчивый юноша осмеял и святого и этот рассказ. Во время следующего религиозного празднества молодой человек приблизился к Сада-шиве. "Учитель, — насмешливо сказал он, — почему бы вам не взять меня на праздник в Шрирангам, как в тот раз в Мадуру".

Садашива согласился, парень тут же оказался среди толпы в далеком городе. Но, увы! где же был святой, когда ему захотелось вернуться? Уставший юноша добрался домой самым древним прозаичным методом передвижения — пешком.

Прежде чем покинуть Южную Индию, мистер Райт и я совершили паломничество к священной горе Аруначала около Тируваннамалаи, чтобы встретиться с Шри Рамана Махариши. Святой любезно приветствовал нас в своем ашраме, указав на груду журналов Восток-Запад. В те часы, которые мы провели с ним и рго учениками, он в основном молчал, его благородное лицо светилось божественной любовью и мудростью.

Чтобы помочь страдающему человечеству вновь обрести забытое состояние совершенства, Шри Рамана учит, что постоянно необходимо спрашивать себя: Кто я? Действительно, великий вопрос. Суровым отказом от всех других мыслей набожный человек скоро обнаруживает, что все глубже и глубже проникает в свое истинное Я, побочное замешательство от других мыслей больше не возникает. Святой риши из Южной Индии писал:

Двойственные и тройственные суждения поддерживаются чем-то,

И если его не поддерживать, оно никогда не появятся.

В поиске его оно теряется и исчезает.

Вот истина. Кто видит это, никогда не колеблется.

{mospagebreak}
 
Глава 42. Последние дни с учителем

— Гуруджи, я рад застать вас одного в это утро. — Я только что прибыл в серампурскую обитель с ношей из благоухающих фруктов и роз. Шри Юктешвар кротко взглянул на меня.

— Что ты хотел спросить? — Учитель осмотрел комнату как бы в поисках убежища.

— Гуруджи, я пришел к вам учеником средней школы, теперь я взрослый мужчина, даже с парой прядей седых волос. Хотя вы с первого часа одарили меня молчаливой привязанностью, но только один раз вы когда-то сказали: "Я люблю тебя!" — Я умоляюще смотрел на него.

Учитель опустил глаза.

— Йогананда, должен ли я перенести в холодные сферы речи те теплые чувства, которые лучше всего оберегаются молчаливым сердцем?

— Гуруджи, я знаю, что вы меня любите, но мои смертные уши жаждут услышать, чтобы вы сказали об этом вслух.

— Будь по-твоему. Во время семейной жизни я часто тосковал о сыне, которого хотел воспитать на пути йоги. Но когда ты пришел в мою жизнь, я был рад, ибо этого сына нашел в тебе. — Две прозрачные слезинки были на глазах у Шри Юктешвара. — Йогананда, я всегда люблю тебя.

— Ваш ответ — для меня паспорт в небо. — Я почувствовал, как от этих слов с моего сердца спала и навсегда рассеялась тяжесть. Я часто удивлялся его молчанию. Понимая, что он бесстрастен и сдержан, тем не менее иной раз переживал, что мне не удалось вполне угодить ему. Он был натурой странной, глубокой и тихой, которую понять полностью было невозможно, натурой непостижимой для внешнего мира, ценности которого он давно превзошел.

Несколько дней спустя я выступал перед большой аудиторией в Альберт Холле в Калькутте. Шри Юктешвар согласился сесть подле меня на возвышении с магараджей из Сантоша и мэром Калькутты. Хотя учитель не сделал мне ни одного замечания, я время от времени в течение выступления поглядывал на него и понял, что он доволен.

Далее последовала беседа с бывшими учащимися Серампурского колледжа. Когда я увидел старых соучеников, а они — своего "сумасшедшего монаха", без всякого стыда у нас на глазах показались слезы. Мой красноречивый профессор философии доктор Гхошал вышел с приветствием, все прошлые неурядицы рассеялись алхимиком-временем.

Празднование зимнего солнцестояния отмечалось в конце декабря. В этот момент я находился в Серам-пурской обители. Как всегда, ученики Шри Юкте-швара собрались отовсюду. Благоговейные санкирта-ны, соло, исполненное знаменитым бенгальским певцом Кристо-да, угощение, поданное юными учениками, живая беседа учителя под звездами в переполненном дворике ашрама — воспоминания, воспоминания! Веселые праздники давно прошедших лет! Но этой ночью было и новое.

— Йогананда, обратись, пожалуйста, к собравшимся на английском языке. — Глаза учителя блестели. Предложив это, не думал ли он о том затруднении на борту судна, предшествовавшем моей первой лекции на английском языке? Я рассказал эту историю собратьям, завершив ее пылким восхвалением гуру.

— Его вездесущее руководство пребывало со мной не только на океанском пароходе, — заключил я, — но и во всякий день в течение пятнадцати лет в большой и гостеприимной стране Америке.

После того как гости разъехались, Шри Юктешвар позвал меня в ту самую спальню, где мне лишь однажды, после одного из празднеств в юные годы, позволено было поспать на его кровати. Этой ночью гуру тихо сидел там, ученики образовали полукруг у его ног. Когда я быстро вошел в комнату, он улыбался.

— Йогананда, ты сегодня уезжаешь в Калькутту? Вернись, пожалуйста, завтра. Я должен тебе кое-что сказать.

На следующий день с несколькими простыми словами благословения Шри Юктешвар даровал мне следующий монашеский титул — Парамахамса[350].

— Этот титул теперь официально заменяет прежний — свами, — сказал он, когда я почтительно склонился перед ним. Улыбнувшись про себя, я подумал о тех затруднениях, которые придется испытать моим американским ученикам с произношением Парама-хамсаджи[351].

— Мое дело на земле завершено, тебе надо продолжать его. — Учитель говорил тихо, глаза его были спокойны и нежны. Сердце мое задрожало от страха. — Пошли, пожалуйста, кого-нибудь взять на себя заботу о нашем ашраме в Пури, — продолжал Шри Юктешвар. — Оставляю я все тебе, ты с успехом сможешь направить судно жизни и жизни своих организаций к божественным берегам.

Со слезами я прикоснулся к его ступням, он ласково благословил меня.

На следующий день я вызвал из школы в Ранчи одного ученика, свами Себананду, и послал его в Пури взять на себя обязанности по обители. Позже Шри Юктешвар обсудил со мной юридические детали завещания, желая предотвратить возможность тяжбы за обладание его двумя домами и другой собственностью родственниками после его смерти, ибо все это оставлял исключительно на благотворительные цели.

— На днях мы договорились с учителем посетить Киддерпор (район Калькутты), но он не поехал, — заметил мне однажды вечером собрат по ученичеству Амулая Бабу.

Я ощутил холодную волну предчувствия. На мой настойчивый вопрос Шри Юктешвар ответил только, что он больше не поедет в Киддерпор, на миг задрожав, как испуганный ребенок.

Привязанность к месту телесного обитания возникает из своей собственной природы[352]. В некоторых из бесед о смерти гуру имел обыкновение добавлять:

"Точно так же, как долго просидевшая в клетке птица не решается сразу покинуть свой привычный дом, как только открыли дверцу".

— Гуруджи, — со слезами умолял я его, — больше не говорите так! Никогда не произносите мне этих слов!

Лицо Шри Юктешвара смягчилось в смиренной улыбке. Хотя ему приближался восемьдесят первый год, он выглядел здоровым и крепким.

День за днем, греясь в солнечных лучах любви гуру, невыразимой в словах, но остро ощущаемой, я изгнал из сознания те намеки, которые он делал относительно приближения своего ухода.

— Учитель, в этом месяце в Аллахабаде собирается кумбха мела, — сказал я, показав даты мела в бенгальском календаре[353].

— Ты в самом деле хочешь туда поехать?

— Когда-то вы были облагодетельствованы обществом Бабаджи на Аллахабадском кумбха. Быть может, в этот раз мне тоже посчастливится встретиться с ним, — продолжал я, почувствовав нежелание Юктешвара, чтобы его покидали.

— Я не думаю, чтобы ты встретил его там, — сказал гуру и затем впал в молчание, не желая препятствовать моим планам.

Когда я с небольшой группой на следующий день выехал в Аллахабад, учитель, как обычно, спокойно благословил меня. По-видимому, избавив от вынужденного переживания беспомощного свидетельства отхода гуру, Господь желал пощадить меня, сделав так, чтобы я пребывал в неведении по поводу скрытого смысла слов Юктешвара. В моей жизни всегда случалось, что во время смерти тех, кого горячо любил, Бог сострадательно удалял меня от этого зрелища[354].

Наша группа прибыла на кумбха мела 23 января 1936 года. Волнующее скопление около двух миллионов человек являло собой впечатляющее, даже потрясающее зрелище. Особое величие индийского народа проявляется во врожденном почтении к духовным ценностям, ярко выраженном даже у самого грубого деревенского жителя, а также к монахам и садху, оставившим мирские узы в поисках якоря божественного укрытия. Есть в самом деле и мошенники, и лицемеры, но Индия чтит всех ради немногих, что оза-ряют всю страну небесным благословением. Жители Запада, наблюдающие это огромное зрелище, имели уникальную возможность почувствовать пульс страны, тот духовный пыл, которому Индия обязана неугасимой жизнеспособностью., неподвластной ударам времени.

Первый день наша группа провела в одном лишь осмотре. Здесь были и бесчисленные паломники, смывающие свои грехи, погружаясь в воды святого Ганга, и торжественные ритуалы культа, и благоговейные приношения, положенные к пыльным стопам святых; стоило повернуть голову — и вот колонной движется строй слонов, украшенных коней и медлительных раджпутанских верблюдов, или необычный религиозный парад нагих садху со скипетрами из золота и серебра или развевающимися флагами и бархатными лентами.

Отшельники в одной лишь небедренной повязке тихо сидели небольшими группами, тела их были перемазаны пеплом, защищающим от жары и холода. Духовное око ярко изображалось на лбу одинокой точкой краски сандалового дерева. Бритоголовые свами являлись тысячами в мантии цвета охры с бамбуковым посохом и чашей нищего. Когда они беседовали с учениками на философские темы, покой отражался на их лицах.

Тут и там под деревьями вокруг больших костров были живописные садху[355], волосы их были заплетены и собраны в кольца на макушке. У некоторых были бороды в несколько футов длиной, заплетенные и завязанные узлом. Они тихо медитировали или простирали руки, благословляя проходящую группу — нищих, магараджей на слонах, женщин в многоцветных сари со звенящими на руках и ногах браслетами, факиров с тонкими руками, гротескно воздетыми кверху, брахмачари с подлокотниками для медитации, смиренных святых, торжественность которых скрывало внутреннее блаженство. Высоко надо всем этим шумом разносились непрерывные призывы храмовых колоколов.

Во второй день пребывания на мела мы с моими спутниками зашли в разные ашрамы и временные жилища, предлагая пранам святым людям. Мы получили благословение руководителя ветви Гири Ордена Свами — худого, аскетичного монаха с улыбающимися пламенными глазами. Следующее посещение привело нас в одну обитель, хозяин которой последние девять лет соблюдал обет молчания и строгую фруктовую диету. В центре приемной ашрама на возвышении сидел слепой садху Праджна Чакшу[356], глубоко сведущий в шастрах, высокочтимый всеми сектами.

После того как я провел краткую беседу на хинди о Веданте, наша небольшая группа покинула мирный приют, для того чтобы поклониться находящемуся по соседству свами Кришнананде, красивому монаху с розовыми щеками и внушительными широкими плечами. Рядом с ним лежала прирученная львица. Побежденный, я уверен, духовным обаянием монаха, а не его могучим телом, зверь из джунглей отказался от всякого мяса в пользу риса и молока. Кроме того, свами научил рыжеволосого зверя издавать звук Аум глубоким, привлекательным рычанием. — Поклоняющаяся кошка!

Наша следующая встреча, беседа с ученым юным садху описана в блестящем путевом дневнике мистера Райта.

Извиваясь змеей, проползая сквозь огромные скопления людей на своем "форде", мы переехали по скрипучему понтонному мосту через весьма маловодный Ганг. Далее по узким улочкам мимо того места на берегу реки, на которое Йогананда-джи указал как на место встречи Бабаджи и Шри Юктешварджи. Спустя короткое время мы вышли из машины и прошли некоторое расстояние по рыхлому песку через сгущающиеся курения садху, чтобы добраться до кучки крошечных, очень скромных хижин из глины и соломы. Мы задержались перед одним из этих ничтожных временных обиталищ с карликовым входом без двери, приютом Кара Патри, молодого бродячего садху, известного исключительным умом. Он сидел там на куче желтой соломы скрестив ноги. Единственной его одеждой и, между прочим, единственной собственностью была ткань цвета охры, обвивавшая плечи. Поистине божественное лицо улыбнулось нам, когда мы на четвереньках вползли в хижину и сделали пранам у стоп его просветленной души; керосиновый фонарь у входа таинственно мерцал, и тени плясали на тростниковых стенах. Лицо его, особенно глаза и идеальные зубы, блестели и сверкали. Хотя я и был поставлен в тупик непривычным для себя языком хинди, выражения его были очень ясны, он был полон энтузиазма, любви, духовной красоты. Никто бы не мог усомниться в его величии.

Представьте себе счастливую жизнь человека, непривязанного к материальному миру: свободный от проблем, связанных с ношением одежды, страсти к пище, не касающийся вареной пищи иначе как через день, никогда не носящий чашу нищего, будучи свободным от всех денежных затруднений, (деньги никогда не касались его рук), никогда не запасающийся вещами, всегда надеющийся на Бога, свободный от хлопот с транспортом, ибо никогда ни на чем не ездит, а ходит по берегам святых рек и, дабы избежать всякой привязанности, никогда не остающийся на одном месте дольше недели.

Такова скромная душа! Необычайно сведущая в Ведах и имеющая степень магистра гуманитарных наук и титул ша-стри от Бенаресского университета. Меня охватило какое-то возвышенное чувство, все это показалось ответом на желание увидеть настоящую древнюю Индию, ибо он подлинный представитель страны духовных гигантов.

Я спросил Кара Патри о его жизни постоянных странствий.

— Нет ли у вас какой-либо особой одежды на зиму?

— Нет, этой достаточно.

— Носите ли вы с собой книги?

— Нет, я учу по памяти тех, кто желает меня слушать.

— Что еще вы делаете?

— Я странствую по Гангу.

При этих спокойных словах меня одолел великий соблазн столь же простой жизни. Я вспомнил Америку и всю ответственность, лежащую на моих плечах. "Нет, Иогананда, — подумал я, на минуту взгрустнув, — в этой жизни странствие по Гангу не для тебя".

После того как садху рассказал о некоторых из его духовных прозрен-ий, я внезапно выпалил вопрос:

— Заимствовали ли вы все это сказанное из ученых писаний или из собственного внутреннего опыта?

— Наполовину из книг, — ответил он с искренней улыбкой, — а наполовину из опыта.

Мы счастливо посидели некоторое время в молитвенном молчании. Оставив его святое общество, я сказал мистеру Райту:

— Он — царь, восседающий на троне из золотой соломы.

Ужин в ту ночь у нас был под звездами на территории мела, мы ели с блюд из листьев, скрепленных палочками. Мытье посуды в Индии сведено до минимума!

Еще два дня чарующего кумбха, затем на северо-запад вдоль берегов Джамуны к Агре. Я еще раз взглянул на Тадж Махал, в памяти встал Джитендра, боявшийся снов в мраморе. Наша группа отправилась в Бриндабан, где мы подъехали к ашраму свами Кешабананды.

Цель моего поиска Кешабананды была связана с этой книгой. Я никогда не забывал просьбы Шри Юктешвара написать о жизни Лахири Махасая. Во время пребывания в Индии я использовал любую возможность встречи с непосредственными учениками и родственниками Йогаватара. Занося беседы с ними в объемистые фолианты, я проверял факты и даты, собирал фотографии, старые письма и документы. Моя папка со сведениями о Лахири Махасая постепенно распухала, вселяя в меня тревогу предстоящих тягостных мук авторства. Я молился, дабы стать способным к роли биографа колоссального гуру. Некоторые из егб учеников опасались, что в письменном изложении их учитель может быть принижен или неверно истолкован.

— Едва ли возможно холодными словами воздать справедливую дань жизни божественного воплощения, — заметил мне однажды Панчанон Бхаттачарья.

Других близких учеников удовлетворяло простое сохранение Йогаватара в своем сердце как бессмертного наставника. Тем не менее, памятуя о предсказании Лахири Махасая по поводу его биографии, я не жалел усилий, чтобы добыть и подтвердить факты его. внешней жизни.

Свами Кешабананда тепло встретил нас в Бринда-бане в своем ашраме Катаяни Питх, внушительном кирпичном здании с массивными черными колоннами, расположенном в красивом саду. Он пригласил нас в гостиную, украшенную увеличенной фотографией Лахири Махасая. Свами было под девяносто, но его мускулистое тело излучало силу и здоровье. С длинными волосами и белоснежной бородой, глазами, играющими радостью, он был подлинным воплощением индийского патриаршества. Я сообщил, что предполагаю упомянуть его имя в своей книге об учителях Индии.

— Расскажите мне, пожалуйста, о своей более ранней жизни, — я умоляюще улыбнулся, — великие йоги часто необщительны.

Кешабананда сделал жест согласия.

«Собственно внешнего мало. Практически вся моя жизнь прошла в уединении Гималаев, где я переходил пешком из одной тихой пещеры в другую. Некоторое время около Хардвара у меня был небольшой ашрам, со всех сторон окруженный высоким лесом. Это было тихое место, мало посещаемое путешественниками из-за кишащих повсюду кобр. — Кешабананда засмеялся. — Потом разлив Ганга смыл и домик, и кобр. Ученики помогли мне тогда построить этот бриндабанский ашрам».

Один из нашей группы спросил свами, как он защищался от гималайских тигров. Кешабананда покачал головой.

«На тех духовных высотах, — сказал он, — дикие звери редко досаждают йогам. Однажды в джунглях я встретился с тигром лицом к лицу. От моего внезапного возгласа зверь как будто окаменел на месте[357]. — Свами вновь засмеялся воспоминаниям, затем продолжал: — Время от времени я нарушал свое уединение, чтобы навестить гуру в Бенаресе. Он обычно подшучивал над моими беспрерывными хождениями по гималайской глуши. "На стопах твоих печать жажды странствий, — сказал он мне однажды. — Я рад, что святые Гималаи достаточно обширны, чтобы вместить тебя".

Много раз, — продолжал Кешабананда, — как до, так и после своей кончины Лахири Махасая являлся мне телесно. Для него никакая гималайская вершина не является недоступной».

Часа через два Кешабананда провел нас в патио — крытую столовую. Я осмотрелся в безмолвном испуге. Еще обед из пятнадцати блюд! Меньше года индийского гостеприимства — и я набрал двадцать три килограмма. Тем не менее отказ от какого-либо из блюд, старательно приготовленных для бесконечных банкетов в мою честь, почитался бы верхом неучтивости. В Индии (увы, и нигде более!) располневший свами считается восхитительным зрелищем.

После обеда Кешабананда отвел меня в укромный уголок.

— Ваше прибытие не является неожиданностью, — сказал он. — V меня к вам имеется весть.

Я был удивлен, никому не был известен мой план посещения Кешабананды.

«Странствуя в прошлом году в северных Гималаях близ Бадринараяна, я сбился с пути, — продолжал свами. — Моим приютом стала просторная пещера, которая была пуста, хотя горячие угли тлели в ямке каменного пола. Подивившись тому, кто бы мог обитать в этом уединенном приюте, я сел к огню, устремив взгляд на вход в пещеру. "Кешабананда, я рад, что ты здесь", — послышались сзади меня слова. Я обернулся в изумлении и был поражен, увидев Бабад-жи. Великий гуру материализовался в глубине пещеры. Вне себя от радости, что я вижу его вновь по прошествии многих лет, я простерся у его святых стоп. "Я позвал тебя сюда, — продолжал Бабаджи, — именно поэтому ты и заблудился и был направлен к моему временному жилью в этой пещере. Прошло много лет со дня нашей прошлой встречи, я рад еще раз встретиться с тобой".

Бессмертный учитель благословил меня несколькими словами духовной поддержки, затем добавил: "Я передам тебе весточку для Йогананды. Он навестит тебя по возвращении в Индию. Многие вопросы, связанные с его гуру и оставшимися в живых учениками Лахири Махасая, займут Йогананду целиком и полностью. Передай ему, что я не увижусь с ним в то время, хотя он и будет горячо надеяться, но я увижусь с ним по другому случаю"».

Я был глубоко тронут услышанным из уст Кешаба-нанды утешительным обещанием Бабаджи. Я более не огорчался, что, как и намекнул Шри Юктешвар, Бабаджи не появится на кумбха мела, какая-то печаль на сердце рассеялась.

Проведя ночь с гостями в ашраме, наша группа на следующий день выехала в Калькутту. Проезжая по мосту через реку Джамуну, мы наслаждались величественным видом линии горизонта Бриндабана, как раз когда солнце как бы поджигало небо — настоящий горн Вулкана, отражающийся в тихих водах.

Берег Джамуны освящен памятью о Шри Кришне — ребенке. Здесь занимался он невинной лаской лила (играми) с гопи (девушками-пастушками), служа образцом той возвышенной любви, что вечно существует между божественным воплощением и его поклонниками. Жизнь Господа Кришны неверно понималась многими западными комментаторами. Аллегории писаний трудны для педантичных умов. Одна забавная ошибка может послужить иллюстрацией. Она связана с вдохновенным средневековым святым, сапожником Равидасом, который в простых выражениях своего ремесла пел о духовном величии, скрытом во всем человечестве:

Под безбрежным сводом голубым Живет божество, одетое в кожу.

Всякий услышавший прозаичное толкование, которое в переводе, дал этому двустишью Равидаса одним ученым западным писателем, отвернется, чтобы скрыть улыбку: "Потом построил он хижину, воздвиг в ней идола, которого сделал из кожи, и принялся поклоняться ему".

Равидас, собрат по ученичеству великого Кабира, был гуру достойной чела рани (принцессы) из Чито-ра. Она пригласила много брахманов на пир в честь своего учителя, но они отказались есть со скромным сапожником. Когда же они сели в достойной отчужденности, чтобы поесть своей собственной неоскверненной пищи, вдруг рядом с каждым брахманом оказался образ Равидаса. Это массовое видение принесло широко распространившееся духовное возрождение в Читоре.

Через несколько дней наша маленькая группа добралась до Калькутты. Горячо желая видеть Шри Юк-тешвара, я был огорчен, услышав, что он покинул Серампур и находится в Пури, километрах в пятистах к югу.

"Немедленно приезжай в ашрам в Пури". — Эта телеграмма была отправлена восьмого марта собратом по ученичеству Атулом Чандра Роем Чоудхри, одним из калькуттских чела учителя. Известие достигло моих ушей; охваченный горем от осознания смысла, я упал на колени и молил Бога, чтобы жизнь гуру была спасена. Незадолго до отъезда из дома отца, чтобы сесть на поезд, внутри меня заговорил божественный голос: "Не езди в Пури этой ночью. Молитва твоя не может быть пожалована". — «Господи, — сказал я, убитый горем. — Ты не хочешь состязаться со мной в "перетягивании каната" в Пури, где Ты вынужден отказать моим непрестанным моленьям за жизнь учителя. Отойдет ли он к более высоким обязанностям по Твоему велению?» Повинуясь внутреннему приказу, в ту ночь я не уехал в Пури, сев на поезд вечером следующего дня. Уже в пути, в семь часов вечера, черное астральное облако вдруг застлало небо[358]. Позже, когда поезд со свистом мчался в Пури, предо мной явилось видение Шри Юктешвара.

Он сидел очень серьезный, излучая во все стороны свет.

— Все кончено? — Я воздел руки в мольбе. Он кивнул, затем медленно рассеялся.

На следующее утро, когда я стоял на перроне в Пури, все еще надеясь на чудо, ко мне приблизился незнакомый человек.

— Вы слышали, что ваш учитель умер? — Он оставил меня, не добавив ни одного слова. Я так и не узнал, ни кто он был, ни откуда он знал, где меня найти.

Ошеломленный, я поплелся вдоль перрона, поняв, что разными путями гуру старался сообщить мне убийственную новость. Кипящая возмущением душа была подобна вулкану. К тому времени когда я добрался до обители в Пури, ноги почти не держали меня. Внутренний голос нежно повторял: "Возьми себя в руки, успокойся".

Я с трепетом вошел в комнату, где покоиось тело учителя, невообразимо похожее на живое, находясь в позе лотоса — картине здоровья и красоты. Незадолго до своего ухода гуру немного приболел, у него был жар, но накануне дня восхождения в Бесконечное тело его совершенно выздоровело. Сколько ни всматривался я в дорогую мне плоть, понимание ее безжизненности никак не приходило ко мне. Кожа была гладкой и мягкой, на лице — блаженное выражение покоя. Он сознательно оставил свое тело в час тайного призыва.

"Лев бенгальский отошел!" — вскричал я, ошеломленный.

Проведя торжественные обряды 10 марта, мы похоронили Шри Юктешвара[359] с древними ритуалами свами в саду своего ашрама в Пури. Позже отовсюду стали прибывать его ученики, чтобы почтить гуру на поминальной службе во время дня весеннего равноденствия. Центральная калькуттская газета Amrita Bazar Patrika опубликовала его портрет и следующее обращение:

Похоронная бхандра церемония Шримат свами Шри Юктешвара Гири, восьмидесяти одного года, состоялась в Пури 21 марта, куда прибыло много его учеников.

Один из крупнейших толкователей Бхагавадгиты, свами Магарадж был выдающимся учеником Йогираджа Шри Шьяма Чаран Лахири Махасая из -Бенареса. Свами Магарадж основал несколько центров Йогода Сатсанга (Товарищества Самопознания) в Индии и вдохновил то йоговское движение, что было завезено на Запад его главным учеником свами Йоганандой. Именно пророческие силы и глубокое понимание Шри Юктешвара вдохновили свами Иог-ананду отправиться за океан и распространять в Америке провозвестие учителей Индии.

Толкования Шри Юктешваром Бхагавадгиты и других писаний свидетельствуют о глубине владения им философией, и восточной, и западной, и остаются как средство, открывающее людям глаза на единство между Востоком и Западом. Поскольку Шри Юктешвар Магарадж был убежден в единстве всех религиозных верований, он основал Садху Сабха (Общество святых) в сотрудничестве с руководителями разных сект и главами вероисповеданий для внедрения духа науки в религию. Незадолго до кончины он предложил свами Иогананду своим преемником в качестве председателя Садху Сабха.

Сегодня вследствие кончины такого великого человека Индия поистине обеднела. Пусть же всем посчастливится сравниться с ним в привитии себе подлинного духа индийской культуры и садханы (духовного пути), олицетворенной в нем.

Я вернулся в Калькутту, еще не утешившись настолько, чтобы поехать в Серампурскую обитель с ее святыми воспоминаниями. Позвав Прафуллу, маленького ученика Шри Юктешвара, жившего в Се-рампуре, я стал договариваться о принятии его в школу в Ранчи.

«В то утро когда вы уехали на Аллахабадскую мела, — рассказал мне Прафулла, — учитель тяжело упал на тахту. "Йогананда уехал! — воскликнул он. — Йогананда уехал!" — И загадочно добавил: "Я должен буду сообщить ему как-то иначе". — Потом он несколько часов сидел в молчании».

Дни мои были переполнены лекциями, уроками, интервью и встречами со старыми друзьями. За пустой улыбкой и жизнью беспрерывный поток мрачных мыслей осквернял внутреннюю реку блаженства, которая столь много лет извивалась в песках моих ощущений.

"Куда ушел этот божественный мудрец?" — безмолвно взывал я из глубины страдающей души. — Ответа не было. "Это лучше, что учитель завершил единение с Космической Возлюбленной, — уверял меня разум. — Он навеки воссиял в Царстве Бессмертия". — «Никогда больше ты не увидишь его в старом серампурском доме, — сокрушалось сердце. — Никогда больше ты не сможешь привести к нему друзей и гордо заявить: "Смотрите, вот сидит Джнянаватара Индии!"»

Мистер Райт делал приготовления к отплытию нашей группы из Бомбея на Запад в начале июня. Через две недели прощальных банкетов и речей в Калькутте мисс Блетч, мистер Райт и я выехали на "форде" в Бомбей, это было в мае месяце. Однако пароходство предложило отменить поездку, поскольку места для нашего "форда", который нам вновь понадобился бы в Европе, не нашлось.

— Ничего, — уныло сказал я мистеру Райту. — Я вернусь в Пури. — И тихо добавил: — Пусть слезы мои еще раз оросят могилу моего гуру.

{mospagebreak}
 
Глава 43. Воскресение Шри Юктешвара

Господь Кришна! — Славный образ аватара явился в мерцающем сиянии над крышей высокого здания на другой стороне улицы, я увидел Его из окна своей комнаты в отеле "Регент" в Бомбее.

Улыбаясь и кивая, божественный образ махнул мне рукой в привете. Хотя я и не мог понять точного смысла сообщения Господа Кришны, Он исчез с жестом благословения. Чудесным образом возвысившись, я чувствовал, что это было предзнаменованием какого-то важного духовного события.

Мое морское путешествие на Запад было на некоторое время отложено. Прежде чем выехать в Бенга-лию, я наметил несколько публичных выступлений в Бомбее.

Сидя на кровати в бомбейском отеле в три часа дня 19 июня 1936 года, спустя неделю после видения Кришны, я был выведен из медитации блаженным светом. На моих широко раскрытых изумленных глазах вся комната превратилась в какой-то странный мир, солнечный свет обратился в небесное сияние.

Волны восторга нахлынули на меня, когда я увидел Шри Юктешвара из крови и плоти!

— Сын мой! — с улыбкой ангела нежно сказал учитель.

Впервые в жизни я не преклонился в приветствии у его стоп, но мгновенно рванулся вперед, чтобы жадно схватить его в объятия. О, минута из минут! Перенесенные муки прошедших месяцев почитал я невесомыми против ныне обрушившегося потока блаженства.

— Учитель! Возлюбленный моего сердца, зачем ты меня оставил? — бессвязно восклицал я в избытке счастья. — Зачем ты отпустил меня на кумбха мелаЧ Как горько упрекал я себя за то, что оставил тебя!

— Мне не хотелось препятствовать твоему радостному ожиданию увидеть место паломничества, где я впервые встретил Бабаджи. Я оставил тебя лишь ненадолго, разве не я с тобой вновь?

— Но вы ли это, учитель, тот же самый Лев Божий? Вы надели тело, подобное тому, что похоронил я под безжалостными песками Пури?

— Я, дитя мое, тот самый. Это тело из плоти и крови. Хотя я вижу его эфирным, для твоего зрения оно физическое. Из космических атомов я сотворил совершенно новое тело — в точности такое же, как физическое из космической грезы, которое положил ты под грезы-пески в Пури в твоем мире грез. Я воистину воскрес — не на земле, но на одной астральной планете. Ее обитатели более способны отвечать моим высоким нормам, чем земное человечество. Туда и ты, и дорогие тебе достойные люди когда-нибудь придете, чтобы быть со мной.

— Бессмертный гуру, расскажите мне еще! Учитель кротко усмехнулся.

— Пожалуйста, дорогой, — сказал он, — не отпустишь ли ты меня немножко?

— Только немножко! — Обхватив его хваткой осьминога, я мог уловить точно тот же слабый благоухающий естественный запах, который был характерен ранее для его тела. Когда бы ни вспоминались те славные часы, волнующее прикосновение его божественной плоти все еще ощущается на внутренней стороне моих рук и ладонях.

«Как посылаются на землю пророки помогать людям перерабатывать их физическую карму, так я направлен Богом служить спасителем на одну астральную планету, — пояснил Шри Юктешвар. — Она называется Хираньялока, то есть Озаренная астральная планета. Там я помогаю продвинутым сущностям избавиться от астральной кармы и таким образом достичь освобождения от астральных перевоплощений. Обитатели Хираньялоки высокоразвиты духовно, все они приобрели в своем последнем земном воплощении даруемую медитацией способность сознательно оставлять физическое тело во время смерти. Никто не может войти в Хираньялоку, пока на земле не поднимется выше сабикальпа самадхи в более высокое состояние — нирвикальпа самадхи[360] .

Обитатели Хираньялоки уже прошли через обычные астральные сферы, куда почти все существа с земли должны идти после смерти, там они переработали множество семян прошлых действий в астральном космосе. Только подвигнутые сущности могут проделать такой искупляющий труд в астральных мирах производительно[361]. Тогда затем, чтобы освободить душу от кокона следов кармы, застрявшей в их астральном теле более основательно, эти высокие сущности были привлечены космическим законом возродиться с новыми астральными телами в Хира-ньялоке, астральном солнце и небе, где я воскрес, дабы помогать им. В Хираньялоке есть и высокоразвитые сущности, пришедшие из более высокого, более тонкого причинного мира».

Мой ум был настолько совершенно настроен на ум гуру что он передавал мне слова-образы отчасти через речь, а отчасти мысленно. Таким образом я быстро принимал его идеи в концентрированном виде.

«Ты читал в писаниях, — продолжал учитель, — что Бог заключил душу человека поочередно в три тела: тело идей, или причинное тело; тонкое астральное тело, местонахождение ментальной и эмоциональной природы человека; и грубре физическое тело. На земле человек наделен всеми физическими ощущениями. Астральная сущность действует сознанием, чувствами и телом, состоящим из жизнетронов[362].

Сущность с причинным телом пребывает в блаженной сфере идей. Я работаю с теми астральными сущностями, которые готовятся вступить в причинный мир».

— Дорогой учитель,, расскажите мне еще об астральном космосе, прошу вас. — Хотя я слегка ослабил объятия по просьбе Шри Юктешвара, руки мои все еще обвивали его. Сокровище превыше всех сокровищ, мой гуру, посмеявшийся над смертью, чтобы прийти ко мне!

«Существует много астральных планет, кишащих астральными существами, — начал учитель. — Обитатели их пользуются астральными самолетами — световыми массами, более быстрыми, чем электроэнергия и энергия радиации, чтобы путешествовать с одной планеты на другую.

Астральная вселенная, состоящая из различных тонких вибраций света и цвета, в сотни раз больше материального космоса. Все физические творения висят подобно небольшой плотной корзине под огромным сияющим воздушным шаром астральной сферы. Как в космосе блуждает множество физических солнц и звезд, точно так же существуют неисчислимые астральные звездные системы. У их планет есть астральные солнца и луны прекраснее физических. Астральные светила напоминают северное сияние — солнечное астральное сияние ослепительнее мягко-лучистого лунного сияния. Астральные сутки длиннее земных.

Астральный мир бесконечно красив, ясен, чист и опрятен. Там нет мертвых планет или бесплодных почв. Земные недостатки — пыль, бактерии, насекомые, змеи — отсутствуют. В отличие от изменчивого климата и времен года земли астральные планеты сохраняют ровную температуру вечной весны с выпадающим изредка белым снегом и дождем из многоцветного света. Астральные планеты изобилуют опаловыми озерками, прозрачными морями и радужными реками.

Обычная астральная вселенная, в отличие от более тонкого астрального неба Хираньялоки, населена миллионами астральных существ, более или менее недавно пришедших с земли, а также мириадами фей, русалок, рыб, животных, домовых, гномов, полубогов и духов, обитающих на самых разных астральных планетах, соответствующих свойствам их кармы. Разные сферические дома, или области вибраций, предназначены для добрых и злых духов. Добрые духи могут перемещаться свободно, а злые ограничены определенными зонами. Точно так же, как человеческие существа живут на поверхности земли, черви — в земле, рыбы — в воде, а птицы — в воздухе, так и астральные сущности разного рода закреплены за соответствующими вибраторными областями.

Средь падших ангелов мрака, изгнанных из других миров, происходят трения и войны жизнетронными бомбами или вибраторными лучами ментальных мантр[363]. Эти сущности обитают в пропитанных мраком сферах более низкого астрального космоса, отрабатывая свою дурную карму.

В безбрежных сферах, расположенных выше этой мрачной астральной тюрьмы, все блещет красотой. Астральный космос более естествен, чем земля, созвучен божественной воле и божественному плану совершенствования. Всякий астральный объект проявляется главным образом по воле Божьей и отчасти по волевому влечению астральных сущностей. Они обладают способностью видоизменять или повышать привлекательность и форму чего-либо уже сотворенного Господом. Он предоставил Своим астральным детям счастливое преимущество преобразования или множественного комбинирования астральных субстанций по своей воле. На земле твердое тело можно обратить в жидкость или иную форму вследствие естественных или химических процессов, а астральные твердые тела переходят в астральные жидкости, газы или энергию немедленно и исключительно по воле обитателей.

Земля омрачается множеством войн и убийств, — продолжал гуру, — но астральные жители знают счастливую гармонию и равенство. Астральные сущности дематериализуют или материализуют свою форму и свободно общаются друг с другом. Никакой твердый, определенный естественный закон не ограничивает их — к примеру, любое астральное дерево можно с успехом попросить произвести астральное манго или какой-либо иной желаемый плод, цветок или практически всякий объект вообще. Некоторые кармичес-кие ограничения имеются, но относительно желан-ности разных форм в астральном мире никаких границ не существует. Все мерцает творческим светом Божиим.

Никто не рождается от женщин, отпрыск реализуется астральными существами при помощи их космической воли в сделанные по специальному образцу астрально уплотненные формы. Недавно развопло-щенная физическая сущность попадает в астральную семью по приглашению, полученному вследствие психических и духовных потенций.

Астральное тело совершенно не подвержено ни жаре, ни холоду и никаким иным естественным колебаниям. Анатомия его включает в себя астральный мозг, или тысячелепестковый лотос света, и шесть пробужденных центров в сушумне, то есть астральной цереброспинальной оси. Сердце извлекает космическую энергию и свет из астрального мозга и нагнетает ее в астральные нервы и клетки тела, или жизнетро-ны. Астральные существа могут воздействовать на свое тело жизнетронной силой или вибрациями мантр.

Астральное Чело является точной копией последней физической формы. Астральное существо сохраняет ту же самую внешность, которой обладало в юности предшествующего пребывания на земле. Иной раз какое-нибудь астральное существо предпочитает, подобно мне, сохранять пожилой вид. — Учитель, излучающий подлинную молодость, весело засмеялся.

В отличие от того, как пространственный, трехмерный мир земли познается только пятью чувствами, астральные сферы зримы для шестого чувства — интуиции, включающей в себя все, — продолжал Шри Юктешвар. — Одним лишь интуитивным чувством все астральные существа слышат, обоняют, ощущают вкус и осязают. Они обладают тремя глазами, два из которых полузакрыты. Третий и главный астральный глаз, расположенный посреди лба, открыт. Астральные существа имеют все внешние органы чувств: уши, глаза, нос, язык и кожу, но они пользуются интуитивной способностью чувствовать любой частью тела, и могут видеть ушами, носом или кожей[364]. Они способны слышать глазами или языком и могут чувствовать вкус ушами или кожей и так далее.

Физическое тело человека подвержено самым разным неисчислимым опасностям, его можно легко поранить или изувечить, эфирное астральное тело иной раз может быть порезано или ушиблено, но тут же исцеляется одним желанием».

— Гурудев, все ли астральные личности красивы?

«Красота в астральном мире известна как духовное качество, а не внешняя форма, — отвечал Шри Юкте-швар. — Поэтому астральные существа придают мало значения чертам лица. Однако они имеют преимущество одевать себя по желанию новыми, красочными, астрально материализованными телами, точно так же астральные существа имеют возможность украшать себя в специально придуманные формы.

Радостные астральные празднества на высших астральных планетах вроде Хираньялоки происходят, когда какая-нибудь из сущностей благодаря духовному прогрессу освобождается от астрального мира и, следовательно, готова взойти в небо причинного мира. В таких случаях незримый Отец Небесный и святые, которые погружены в Него, материализуют Себя в тела, выбранные ими самими, и присоединяются к астральному торжеству. Чтобы порадовать Своего возлюбленного поклонника, Господь принимает любую желаемую форму. Если последователь поклонялся через благоговение, он видит Бога как Божественную Мать. Для Иисуса привлекательнее иных был Отцовский аспект Бесконечного. Индивидуальность, которой Творец наделил каждое из Своих творений, дает всякий мыслимый и немыслимый спрос на многосторонность Господа. — Мы с гуру счастливо рассмеялись.

Друзья из иных желаний прошлого легко узнают друг друга в астральном мире, — продолжал Шри Юк-тешвар своим красивым, похожим на флейту, голосом. — Радуясь бессмертию дружбы, они осознают неистребимость любви, в которой часто сомневались во время грустных, изолирующих расставаний земной жизни.

Интуиция астральных сущностей проникает сквозь завесу и наблюдает человеческую деятельность на земле, но человек не может видеть астральный мир, пока его шестое чувство не развито в достаточной степени. Тысячи обитателей земли имели минутные проблески видений какой-нибудь астральной сущности или астрального мира[365].

Развитые сущности, обитающие на Хираньялоке, большей частью пребывают бодрствующими в экстазе во время долгих астральных суток, помогая разра-батыванию сложных проблем космического правления и спасения блудных сынов, привязанных к земному существованию душ. Во время сна у обитателей Хираньялоки иной раз бывают астральные сновидения, подобные снам в физическом мире, ум их обычно погружен в сознательное состояние высшего блаженства нирвикалъпа.

Жители всех частей астральных миров тем не менее подвержены психическим страданиям. Чувствительные умы сущностей более высоких, чем на планетах вроде Хираньялоки, ощущают острую боль, если совершена какая-то ошибка в поведении или восприятии истины. Эти развитые сущности прилагают старания, дабы всякое действие и мысль находились в естественной гармонии с совершенством духовного закона.

Ощущение между обитателями астрала поддерживается всецело астральной телепатией и астральным телевидением, совершенно отсутствует путаница и неверное понимание слова написанного и сказанного, которые вынуждены переносить обитатели земли. Точно так же, как на киноэкране, люди появляются, чтобы перемещаться и действовать путем перегруппировки ряда световых картин, а не дышать на самом деле, так и астральные сущности передвигаются и действуют как разумно направляемые и координируемые световые образы, не имеющие необходимости извлекать силу из кислорода. Поддержание человека зависит от твердых тел, жидкостей, газов и энергии, астральные сущности поддерживают себя главным образом космическим светом».

— Учитель, едят ли что-нибудь астральные существа? — Я впитывал его изумительные разъяснения с восприимчивостью всех способностей своего ума, сердца и души. Сверхсознательные восприятия истины реальны и неизменны всегда, тогда как скоропреходящие чувственные переживания и впечатления никак не более чем временные или относительно верные и скоро утрачивают в памяти всю свою яркость. Слова моего гуру столь ярко запечатлелись на пергаменте моей сущности, что во всякое время, переведя ум в сверхсознательное состояние, я могу вновь ясно оживить этот божественный опыт.

«Светящиеся лучеподобные овощи находятся в большом количестве в астральных почвах, — ответил он. — Астральные существа потребляют растения и пьют нектар из великолепного фонтанирующего света и из астральных ручьев и рек. Точно так же, как невидимые образы людей на земле можно извлечь из эфира и сделать видимыми посредством телевизора, отпустив их впоследствии опять в космос, так и сотворенные Богом невидимые астральные копии овощей и растений, носящиеся в эфире, устремляются на ту или иную астральную планету по воле ее обитателей. Таким же точно образом по самой изощренной прихоти этих сущностей материализуются целые сады благоухающих цветов, возвращаясь впоследствии к эфирной видимости. Хотя обитатели небесных планет, подобных Хираньялоке, почти свободны от всякой необходимости в еде, еще выше — необусловленное состояние почти совсем освободившихся душ в причинном мире, которые не едят ничего, кроме манны блаженства.

Освобожденные от земли астральные сущности встречают множество детей, отцов, матерей, жен, мужей и друзей, приобретенных во время различных воплощений на земле[366], когда они появляются время от времени в разных частях астральных сфер[367]. Поэтому они оказываются в затруднении — кого любить особо, таким образом они, подобно детям, научаются даровать божественную и равную любовь всем индивидуализированным проявлениям Божьим. Хотя внешний вид любимых может измениться более или менее в соответствии с развитием новых качеств в самой последней жизни каждой отдельной души, астральное существо пользуется своей безошибочной интуицией для узнавания всех тех, кто когда-то был дорог ему на. других планетах обитания, и приветствовать их в новом астральном доме. Поскольку каждый атом в творении наделен неистребимой индивидуальностью[368], астрального друга узнают, в какой бы наряд он ни был облечен, равно как на земле личность актера обнаруживается при пристальном рассмотрении, несмотря на переодевания.

Продолжительность жизни в астральных мирах намного дольше, чем на земле. Если измерять земным временным стандартом, средняя продолжительность жизни для развитой сущности — от пятисот до тысячи лет. Как некоторые секвойи переживают другие деревья на тысячелетия или некоторые йоги живут по нескольку столетий, хотя большинство людей умирает, не доживая и до шестидесяти лет, так многие астральные сущности живут намного дольше обычной продолжительности астрального существования. Посетители астрального мира обитают там более или менее продолжительный период времени в соответствии с бременем их физической кармы, которая в точно определенное время увлекает их обратно на землю.

Астральная сущность не борется мучительно со смертью при сбрасывании своего светящегося тела. Тем не менее многие из этих существ чувствуют некоторую нервозность при мысли о покидании астральной формы ради более тонкой причинной. Эти три пугала — проклятие земли, где человек позволил сознанию почти полностью отождествить себя с бренным физическим телом, постоянно требующим помощи от воздуха, пищи и сна, чтобы вообще существовать.

Физическая смерть сопровождается исчезновением дыхания и распадом, дезинтеграцией клеток тела. Астральная же смерть состоит в рассеянии жизнетро-нов — тех проявленных единиц энергии, составляющих жизнь астральных сущностей. При физической смерти сущность утрачивает сознание плоти и начинает сознавать тонкое тело в астральном мире. Переживая в должное время астральную смерть, сущность, таким образом, переходит от сознания астрального рождения и смерти к сознанию физического рождения и смерти. Эти периодические циклы астрального и физического облачения — неизбежная судьба всех непросветленных существ. Определения неба и ада в писаниях иной раз задевают более глубинные, чем в подсознании, человеческие воспоминания о длинном ряде его переживаний в счастливом астральном и печальном земном мирах».

— Дорогой учитель, — попросил я, — не опишете ли вы мне более подробно разницу между перевоплощением на земле, в астральной и причинной сферах?

«Человек как индивидуальная душа в сущности своей причинно-телесен, — пояснил мой гуру. — Это тело есть матрица тридцати пяти идей, потребовавшихся Богу в качестве основных или причинных сил мысли, которые Он затем разделил, для того чтобы образовать тонкое астральное тело, состоящее из девятнадцати элементов, и грубое физическое тело из остальных шестнадцати.

Девятнадцать элементов астрального тела — ментальные, эмоциональные и жизнетронные, таковы: разум (ментал), эго, чувства, ум (чувственное познание); пять инструментов знания — тонкие копии чувств зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания; пять инструментов действия — умственное соответствие для исполнительных способностей, чтобы производить потомство, выделения, говорить, ходить и двигаться; и пять инструментов жизненной силы, уполномоченных осуществить функции выживания в определенной форме — кристаллизация, усвоение, разложение, обмен веществ и кровообращение в теле. Этот тонкий астральный фильтр из девятнадцати элементов переживает смерть физического тела, которое состоит из шестнадцати основных металлических и неметаллических элементов.

Бог продумал в Себе разные идеи и спроецировал их в грезы. Так возникла драма — космическая греза, украшенная всеми колоссально бесконечными орнаментами относительности.

В тридцати пяти мысленных категориях причинного тела Бог выработал всю сложную астральную копию человека из девятнадцати элементов и физическую копию — из шестнадцати уплотнением вибраторных сил, сначала тонких, затем грубых. Он произвел астральное тело человека и, наконец, его физическую форму. В соответствии с законом относительности, по которому Первичная Простота стала сбивающим с толку многообразием, причинный космос и причинное тело отличны от астрального космоса и астрального тела, физический космос и физическое тело аналогичным образом по своим характеристикам разнятся от других форм творения.

Плотское тело произведено из закрепленных, объективированных грез Творца. Двойственности вечно присутствуют на земле: болезнь и здоровье, страдание и наслаждение, утрата и приобретение. Человеческие существа находят ограничения и сопротивления в трехмерной материи. Когда жажда жизни у людей резко поколеблена болезнью или иными причинами, приходит смерть — пальто из физического тела, надетое на душу, временно сбрасывается. Но душа останется заключенной в астральное и причинное тело[369]. Связующая сила, которой все три тела удерживаются вместе, — это желание — эго. Сила неосуществленных желаний есть корень всякого человеческого рабства.

Физические желания возникают от самовлюбленности и чувственных наслаждений. Искушение от желания получения чувственного опыта более могуче, чем от силы желания, связанного с астральными привязками или причинными восприятиями.

Астральные желания сосредоточены на наслаждении вибрациями. Астральные сущности слышат эфирную музыку сфер и приходят в восторг при виде всего творения как неисчерпаемого проявления изменяющегося света. Астральные сущности также обоняют, чувствуют вкус и осязают свет. Астральные желания, таким образом, связаны со способностью астрального существа преобразовывать все объекты и переживания в формы света или в уплотнившиеся мысли или грезы.

Причинные желания реализуются пониманием. Почти свободные сущности, заключенные в причинное тело, видят вселенную как проявление грез-идей Божьих, они в состоянии материализовать все лишь мыслью. Потому причинные сущности считают физические или астральные удовольствия грубыми и душащими тонкие чувства души. Причинные сущности изживают желания, мгновенно материализуя их[370]. Те, кто находят себя сокрытыми лишь покровом причинного тела, могут подобно Творцу сотворить вселенные. Поскольку все творение создано из космической ткани-грезы, душа, одетая лишь в причинное тело, обладает огромным сознанием власти.

Душа, будучи невидима по своей природе, может быть различима только благодаря наличию у нее одного или нескольких тел. Таким образом, простой факт наличия тела означает, что какие-то желания не осуществлены[371].

Пока душа человека заключена в один, два или три телесных сосуда, туго закупоренных пробками неведения и желаний, она не может слиться с океаном Духа. Когда грубый физический ящик разбивается молотом смерти, два других покрова — астральный и причинный — еще остаются, дабы воспрепятствовать сознательному единению души с Вездесущей Жизнью. Когда через мудрость достигнута бесстрастность, то есть отсутствие желаний, ее сила разрушает два оставшихся сосуда. Крошечная душа человека выходит наконец свободная, она едина с Безграничным Простором».

Я попросил божественного гуру пролить больше света на высокий и таинственный причинный мир.

«Причинный мир очень тонок, — ответил он. — Для его понимания, необходимо обладать такой огромной концентрацией, чтобы суметь, закрыв глаза, отчетливо представить астральный и физический мир во всей их безбрежности — сияющий воздушный шар с плотной корзиной, — существующий только в идеях. Если такой сверхконцентрацией удалось растворить два этих космоса во всей их сложности в одних лишь идеях, тогда тот, кто обладает такой силой концентрации, достигнет причинного мира и встанет на границу ума и материи. Там все сотворенное — твердые тела, жидкости, газы, электричество, энергия всех существ, богов, животных, растений, микробов — воспринимается как формы сознания, точно так же как человек может закрывать глаза и сознавать, что он существует, хотя его тело и невидимо для его физических очей и присутствует лишь как идея.

Все, что человек может делать в воображении, причинная сущность в состоянии сделать в реальности. Человеческий разум с колоссальнейшим воображением способен лишь в уме переходить от одной крайней мысли к другой, перескакивать мысленно с планеты на планету, бесконечно катиться в бездну вечности, ракетой взмывать под свод галактики или светить прожектором по Млечному Пути и звездным просторам. Но существа в причинном мире располагают гораздо большей свободой и мгновенно, без усилия, могут спроецировать мысли в объективность без каких бы то ни было материальных или астральных затруднений и кармических ограничений.

Причинные сущности сознают, что физический космос воздвигнут первично не из электронов и астральный космос состоит по существу не из жизнетро-нов, — на самом деле оба они созданы из мельчайших частиц мысли Божьей, раздробленной и разделенной майей — законом относительности, который явственно вмешивается, чтобы отделить творение от Творца.

Души в причинном мире различаются одна от другой как индивидуализированные центры радостного Духа, их мыслеформы — единственные объекты, которые их окружают. Причинные сущности видят, что разница между их телами и мыслями состоит всего лишь в идеях. Как человек, закрыв глаза, может представить сверкающий белый свет или бледно-голубую дымку, так причинные сущности одной лишь мыслью в состоянии видеть, слышать, обонять, чувствовать вкус и осязать, они создают любой объект или растворяют его силой космического ума.

И смерть, и рождение в причинном мире — в мысли. Причинно-телесные сущности вкушают лишь амброзию вечно нового знания. Они пьют из родников умиротворенности, странствуют по бездорожной почве разума, плавают в океане безбрежного блаженства. Вот смотри, как их яркие мысли-тела взмывают выше триллионов сотворенных духом планет, свежих мыльных пузырей вселенных, звезд мудрости, спектральных грез золотых туманностей на небесном лоне Бесконечности!

Многие сущности тысячелетиями остаются в причинном космосе. Благодаря более глубоким экстазам освобожденная душа затем удаляется из маленького причинного тела и полагается на безбрежье причинного космоса. Все отдельные водовороты идей, индивидуализированные силы любви, воли, радости, мира, интуиции, покоя, самоконтроля и концентрации растворяются в неиссякаемом море блаженства. Душа более не испытывает в себе свою радость как индивидуализированная волна сознания, но погружается в Единый Космический Океан со всеми Его волнами- — вечным смехом, трепетом, пульсацией, желанным разнообразием в Единстве.

Когда душа выходит из кокона трех тел, она навсегда избавляется от закона относительности и становится невыразимым Вечно-Сущим[372]. Взгляни на бабочку Вездесущности, на крыльях ее узоры из звезд, лун и солнц! Душа, развернувшаяся в Дух, остается одна в сфере бессветового света, безмрачного мрака, безмысленной мысли, опьяненная экстазом радости в Божией грезе космического творенья».

— Свободная душа! — воскликнул я в благоговении.

«Когда душа наконец вылетает из трех сосудов телесных заблуждений, — продолжал учитель, — она становится единой с Бесконечным безо всякой утраты индивидуальности. Христос завоевал эту окончательную свободу еще до того, как родился Иисусом. В трех этапах Своего прошлого, символизируемых в Его земной жизни тремя днями Его переживания, смерти и воскресения, Он достиг полной силы, чтобы воскреснуть в Духе.

Неразвитый человек должен пройти через несчетные земные, астральные и причинные воплощения для того, чтобы выйти из трех тел. Когда он достигает этой окончательной свободы, то может предпочесть вернуться на землю пророком, чтобы обращать другие человеческие сущности вновь к Богу, или решить, как я, пребывать в астральном космосе. Там спаситель берет на себя часть бремени кармы[373] его обитателей и таким образом помогает завершить их период воплощения в астральном космосе и совсем перейти в причинные сферы. Или же освобожденная душа может войти в причинный мир, чтобы помогать его жителям сокращать период их пребывания в причинном теле и таким образом достигнуть Абсолютного Блаженства».

— О, воскресший, я хочу знать больше о карме, которая принуждает душу возвращаться в эти три мира. — Кажется, я мог бы вечно слушать своего всеведущего учителя. Никогда в земной жизни я не имел возможности в один день усвоить столько его мудрости. Теперь я впервые получил ясное, определенное понятие относительно загадочных интервалов на шахматной доске жизни и смерти.

«Прежде чем станет возможным постоянное пребывание в астральных сферах, физическая карма, или земные желания, должны быть полностью изжиты, — объяснил гуру своим увлекающим голосом. — В астральных сферах живут два рода сущностей. Те, что еще обладают земной кармой, от которой необходимо избавиться, и потому для того, чтобы уплатить кармическую дань, вынуждены вновь облачаться в грубое физическое тело. Они могут быть классифицированы скорее как "временные посетители" астрального мира, нежели как "постоянные обитатели".

Существам с неискупленной земной кармой не позволяется после астральной смерти идти в более высокую причинную сферу космических идей, они вынуждены только передвигаться взад и вперед из физического мира в астральный и наоборот, последовательно сознавая то физическое тело из шестнадцати грубых элементов, то астральное тело из девятнадцати тонких элементов. Более того, после каждой утраты физического тела неразвитая земная сущность большей частью пребывает в глубоком оцепенении сна смерти и едва сознает прелесть астральной сферы. После астрального отдыха такой человек возвращается в материальный план за дальнейшими уроками. Постепенно вследствие повторяющихся переходов он приспосабливается к мирам из тонкой астральной ткани.

С другой стороны, нормальные или укрепившиеся надолго обитатели астральной вселенной — это те, кто, навсегда освободившись от материальных стремлений, более не нуждаются в возвращении в грубые вибрации земли. Такие сущности должны перерабатывать только астральную и причинную кармы. При астральной смерти они переходят в бесконечно более тонкий и возвышенный причинный мир. Сбрасывая мыслеформу причинного тела по окончании некоторого промежутка времени, определенного космическим законом, эти развитые сущности возвращаются на Хираньялоку или на какую-нибудь подобную высокую астральную планету, рождаясь в новом астральном теле, чтобы искупить оставшуюся астральную карму.

Сын мой, ты теперь более полно можешь постичь, — продолжал Шри Юктешвар, — что я воскрес по божественному указанию как спаситель астрально перевоплощающихся душ, возвращающихся скорее из причинной сферы, нежели тех душ астральных существ, что прибывают с земли. Души с земли, если они все еще сохраняют остатки материальной кармы, не поднимаются до очень высоких астральных планет вроде Хираньялоки.

Точно так же, как большинство людей на земле не научились через приобретенное медитацией видение ценить более высокие радости и преимущества астральной жизни и, таким образом, по смерти желают вернуться к ограниченным, несовершенным удовольствиям земли, так и многие астральные сущности во время естественного распада их астральных тел не могут представить себе прогрессивного состояния духовной радости в причинном мире и, постоянно задерживаясь на мыслях о более грубом и безвкусном астральном счастье, жаждут вновь посетить астральный рай. Тяжелая астральная карма должна быть искуплена такими сущностями, прежде чем после астральной смерти они смогут достичь постоянного пребывания в причинном мыслемире, весьма тонко отделенном от Творца.

Только тогда, когда какая-нибудь сущность больше не имеет никаких желаний опыта в услаждающем глаз астральном космосе и ее невозможно соблазнить вернуться в него, она остается в причинном мире. Завершив там труд искупления всей причинной кармы, то есть семян прежних желаний, заключенная душа вышибает последнюю из трех пробок неведения и, выходя из последнего сосуда причинного тела, смешивается с Вечным».

— Теперь ты понимаешь? — Улыбка учителя была пленительной.

— Да, вашей милостью. У меня нет слов, чтобы выразить свою радость и благодарность.

Никогда ни из стихов, ни из рассказов не получал я такого вдохновенного знания. Хотя индийские писания и говорят о причинном и астральном мирах и о трех телах человека, как слабы те страницы в сравнении с теплой достоверностью моего воскресшего учителя! Для него в самом деле нет ни единой "неведомой страны, из которой не возвращаются!"[374]

«Взаимопроникновение трех тел человека выражается многообразно через его тройственную природу, — продолжал гуру. — В бодрствовании на земле человек более или менее сознает три своих носителя. Когда он чувственно погружен во вкушение, обоняние, осязание, слушание или смотрение, он действует главным образом через физическое тело. Представляя себе или желая, он действует преимущественно через астральное тело. Его причинный посредник находит выражение, когда человек думает или глубоко погружается в самоанализ или медитацию. К человеку, привыкшему контактировать со своим причинным телом, приходят космические мысли гения. В этом смысле индивидуума можно широко классифицировать как материального человека, эмоционального человека или интеллектуального человека.

Человек отождествляет себя часов по шестнадцать в день с физическим носителем. Потом он спит, если ему снятся сны, он остается в астральном теле, без усилий создавая любой объект, так же как и астральные сущности. Если сон человека глубокий и без сновидений, то на несколько часов он в состоянии перенести сознание или чувство самости в причинное тело, — такой сон оживляет, восстанавливает силы. Видящий сны контактирует со своим астральным, а не причинным телом. Такой сон не вполне ос-вежающ».

Я с любовью следил за Шри Юктешваром в то время, как он чудесно говорил то, что я ныне изложил.

— Ангельский гуру, — сказал я, — ваше тело выглядит в точности так же, как в последний раз, когда оплакивал я его в ашраме в Пури.

— О да, мое новое тело — совершенная копия старого. Я материализую или дематериализую эту форму в любое время по желанию значительно чаще, чем делал это на земле. Благодаря быстрой дематериали-зации я световым экспрессом мгновенно переношусь с планеты на планету, или, в действительности, из астрального в причинный или физический космос. — Мой божественный гуру улыбнулся. — Хотя ты так быстро переезжал с места на место в эти дни, мне нетрудно было найти тебя в Бомбее!

— О учитель, я так горевал в связи с вашей смертью!

— О, в чем же я умер? Нет ли в этом какого-то противоречия? — Глаза его искрились любовью и весельем. — Ты только видишь сны на земле, на этой земле ты видел мое тело-грезу, — продолжал он. — Потом ты похоронил этот образ-грезу. Теперь моя более тонкая плоть, которую ты видишь и даже обнимаешь довольно крепко, воскресла на другой, более тонкой планете-грезе Божьей. Когда-нибудь это более тонкое тело-греза и более тонкая планета-греза уйдут, они тоже не вечны. Все "мыльные пузыри" грез, в конечном счете, при последнем бодром прикосновении лопнут. Отличай, сын мой, Йогананда, грезы от реальности!

Эта чудесная идея ведического[375] воскресения поразила меня. Мне стало стыдно, что жалел учителя, увидев в Пури его безжизненное тело. Я постиг наконец, что мой гуру всегда вполне бодрствовал в Боге, воспринимая свою жизнь и уход на земле и свое теперешнее воскресение не более как относительность божественных идей в космической грезе.

— Теперь я рассказал тебе, Йогананда, истину о моей жизни, смерти и воскресении. Не горюй обо мне, лучше повсюду распространи историю моего воскресения из Божьей грезы — человека земли на другой планете-грезе Божьей, душ, облаченных в астрал. Новая надежда вселится в сердца несчастных езумцев, страшащихся смерти, грезящих мира.

— Да, учитель! — Как охотно разделил бы я со всеми радость от осознания его воскресения!

— На земле мои нормы были чрезвычайно высоки, неподходящи для натуры большинства людей. Иногда я распекал тебя более, чем должно. Ты прошел мое испытание, твоя любовь светила через тучи всех замечаний. — И нежно добавил: — Я также пришел тебе сказать сегодня, что от меня более никогда не будет сурового взгляда порицания. Никогда более я не буду укорять тебя.

Как часто я не замечал наказаний своего великого гуру! Каждое из них было оберегающим ангелом-хранителем.

— Дорогой учитель! Упрекайте меня хоть миллион раз — ругайте сколько угодно!

— Никогда более я не буду бранить тебя. — Его божественный голос был строг, но за этим голосом скрывалась радость. — Мы с тобой будем вместе улыбаться, пока наши две формы кажутся различными в грезе Божьей — майе. В конце концов мы сольемся воедино в Космическом Возлюбленном, наши улыбки станут Его улыбкой, наша объединенная песнь радости, вибрирующая в вечности, будет радиовещанием для настроенных на Бога душ!

Шри Юктешвар осветил некоторые вопросы, которые я не могу открыть здесь. За два часа, проведенные со мной в номере бомбейского отеля, он ответил на все мои вопросы. Многие пророчества о нашем мире, высказанные в тот июньский день 1936 года, уже осуществились.

— Теперь я оставлю тебя, мой любимый. — При этих словах я почувствовал, как учитель растворяется в моих объятиях.

— Дитя мое, — прозвучал его голос, вибрируя под сводом самой души моей, — когда бы ни вошел ты во врата нирвикальпа самадхи и ни позвал меня, я приду к тебе во плоти, как ныне.

С этим небесным обещанием Шри Юктешвар исчез из виду. Голос облака повторил музыкальным гулом:

— Расскажи всем. Кто бы сознательно ни познал через состояние нирвикальпа, что земля — это греза Божья, может прийти на более тонкую сотворенную из грез планету Хираньялока и найти меня там воскресшим в теле точно таком же, как мое земное. Йог-ананда, расскажи всем!

Ушла скорбь разлуки. Сожаление и горе из-за его смерти, надолго лишившие меня покоя, теперь со стыдом исчезли. Блаженство изверглось фонтаном через бесчисленные, вновь открытые заслонки души. Издревле засоренные от неупотребления, они теперь раскрылись в чистоте при стремительном потоке экстаза. Прежние воплощения явились перед моим внутренним оком в последовательности, подобной кинокартине. Хорошая и плохая карма прошлого, благодаря божественному посещению учителя, рассеялась в космическом свете, пролитом вокруг меня.

В этой главе моей автобиографии я повиновался велению гуру распространить радостную весть, даже если она еще раз приведет в смущение безграничный род людской. Унижение и отчаяние человек знает хорошо, ему редко бывает неведомо, что эти извращения не имеют ничего общего с истинной судьбой человека. В день, когда он пожелает, он уже на пути к свободе. Слишком долго выслушивал он гнилой пессимизм советчиков в духе: "Ты есть прах", не внемлющих непобедимой душе.

Я был не единственным удостоенным увидеть вос-кресШего гуру.

Одной из учениц Шри Юктешвара была пожилая женщина, которую любя называли Ма (мать), ее дом был вблизи обители в Пури. Во время утренней прогулки учитель часто останавливался поговорить с ней. Вечером 16 марта 1936 года Ма явилась в ашрам и попросила свидания с гуру.

— Да ведь учитель неделю назад умер! — уныло взглянул на нее свами Себананда, управляющий теперь обителью в Пури.

— Не может быть! — улыбаясь, сказала она.

— Да нет же, — Себананда рассказал о подробностях похорон и добавил: — Пойдем, я отведу тебя к его могиле в начале сада.

Ма покачала головой.

— Для него нет могилы! Я беседовала с ним несколько минут сегодня в десять часов утра; гуляя, как обычно, он проходил мимо моей двери.

— Приходи вечером в ашрам, — сказал он.

— И вот я здесь! Благословение излилось на мою седую голову. Бессмертный гуру хотел, чтобы я узнала, в каком трансцендентальном теле он навестил меня этим утром.

Изумленный Себананда склонился перед нею.

— Ма, — сказал он, — какой груз скорби ты сняла с моего сердца! Он восстал из мертвых!

{mospagebreak}
 
Глава 44. С Махатмой Ганди в Вардха

— Добро пожаловать в Вардха! — С этими сердечными словами и подарками из венков кхаддара (домотканого хлопка) приветствовал меня, мисс Блетч и мистера Райта Махадев Десаи, секретарь Махатмы Ганди. Наша маленькая группа ранним августовским утром только сошла на станции Вардха, с радостью оставляя пыль и духоту поезда. Поручив багаж повозке с волами, мы с мистером Десаи и его спутниками, Бабасахебом Дешмукхом и доктором Пингалой, сели в открытую машину. Короткий переезд по грязным сельским дорогам привел нас к Маганвади, ашраму индийского святого-политика.

Мистер Десаи сразу же проводил нас в кабинет, где скрестив ноги сидел Махатма Ганди. В одной руке — ручка, в другой — клочок бумаги, на лице — широкая, обаятельная, сердечная улыбка!

"Добро пожаловать!" — написал он на хинди: был понедельник — его еженедельный день молчания.

Хотя это была наша первая встреча, мы с нежностью смотрели друг на друга. В 1925 году Махатма Ганди почтил посещением школу в Ранчи и написал в книге гостей благосклонный отзыв.

Маленький, сорокапятикилограммовый святой излучал физическое, психическое и духовное здоровье. В его карих глазах мягко светились ум, искренность и проницательность. Этот политический деятель умом противостоял тысяче аудиторий и выходил победителем. Ни один вождь в мире не занял столь прочного места в сердцах людей, какое занимает Ганди у миллионов безграмотных людей Индии. Их добровольная дань — его знаменитое именование Махатма[376]. Одеждой — обычно никакой, кроме набедренной повязки, — Ганди символизировал единство с угнетенными народными массами, которые не могут себе позволить ничего больше.

"Обитатели ашрама целиком и полностью в вашем распоряжении, обращайтесь к ним, пожалуйста, за любой услугой". — С характерной для него любезностью Махатма дал мне эту наскоро написанную записку, когда мистер Десаи предложил нашей группе разместиться в гостинице.

Наш провожатый вел нас по фруктовым садам и цветущим полянам к крытому черепицей зданию с решетчатыми окнами. Передняя стена двора примерно в семь с половиной метров в поперечнике использовалась, по словам мистера Десаи, как опора для поливки, рядом стояло вращающееся каменное колесо для молотьбы риса. В каждой из наших спаленок оказался лишь тот минимум, который уже невозможно было сократить — канатная кровать ручной работы. Выбеленная кухня могла похвастаться водопроводным краном в одном углу и углублением для огня, чтобы приготовить пищу, — в другом. Простые сельские звуки достигали наших ушей: крики петухов и чириканье воробьев, мычание коров и звук резца, обрабатывающего камень.

Заметив путевой дневник у мистера Райта, мистер Десаи открыл страницу и написал на ней перечень обетов Сатъяграхи[377], приносимых всеми непосредственными последователями Махатмы.

Ненасилие, правдивость, нестяжание, целомудрие, необладание, физический труд, контроль над вкусом, бесстрашие, равное почитание всех религий, свадеши (использование домашних мануфактур), свобода от неприкасаемости. Эти одиннадцать пунктов следует соблюдать в духе смирения.

(Ганди на следующий день сам подписал эту страницу, приведя и дату — 27 августа 1935 года.)

Через два часа после нашего прибытия меня и моих спутников пригласили на второй завтрак. Махатма уже сидел под сводчатой галереей ашрама, находящейся на другой стороне двора от его кабинета. Человек двадцать пять босых сатьяграхи сидели на корточках у медных чашек и тарелок. Общий хор молитвы, потом еда, раскладываемая из больших медных котлов с чапати[378], кропленная маслом гхи, тала-сари[379]  и лимонное варенье.

Махатма ел чапати, вареную свеклу, сырые овощи и апельсины. Сбоку от его тарелки была большая куча очень горьких листьев дерева ним, известного как очиститель крови. Своей ложкой он отделил порцию и положил мне на блюдо. Я проглотил ее с водой, не разжевывая, вспомнив дни детства, когда мать заставляла меня глотать эту неприятную на вкус траву. Ганди же ел массу из нима понемножку, с удовольствием, как будто это была удивительная сладость.

В этом незначительном случае я отметил способность Махатмы отделять по своему желанию ум от чувств и припомнил знаменитую аппендэктомию[380] , произведенную несколько лет назад. Отказавшись от всякого обезболивания, святой непринужденно беседовал с учениками в течение всей операции, его заразительная улыбка обнаруживала, что он не осознавал боли.

Вечер принес мне возможность побеседовать с известной ученицей Ганди, дочерью английского адмирала мисс Мадлен Слейд, которую теперь звали Мира Бехн[381]. Ее строгое, но спокойное лицо было озарено энтузиазмом, когда на безупречном хинди она рассказывала мне о повседневных делах.

— Работа по переустройству деревни — достойная работа! Мы группой ходим каждое утро в пять часов, чтобы помочь жителям соседнего села и научить их гигиене. Мы доказываем им необходимость чистки уборных и очищения хижин от грязи и соломы. Сельские жители безграмотны, их невозможно воспитывать иначе как собственным примером! — Она весело засмеялась.

Я с восхищением смотрел на эту высокородную английскую женщину, подлинно христианское смирение которой позволяет ей проделывать работу уборщика мусора, выполняемую только "неприкасаемыми".

— Я приехала в Индию в 1925 году, — сказала она. — В этой стране мне никогда не захочется вернуться к старой жизни и старым интересам.

Мы немного поговорили об Америке.

— Я всегда радуюсь и изумляюсь, видя глубокий интерес к духовным вопросам, проявляемый множеством американцев, посещающих Индию, — сказала она.

Руки Миры Бехн скоро занялись чаркой (прялкой)[382], всегда присутствующей в комнатах ашрама и вследствие усилий Ганди — повсюду в сельской Индии.

Ганди имел здоровые экономические и культурные соображения для поощрения возрождения небольшой сельской кустарной промышленности, но он не поощрял фанатического отказа от всего современного прогресса. Машины, поезда, автомобили, телеграф играли важную роль в его собственной многогранной жизни. Пятьдесят лет общественного служения, в тюрьме и на свободе, повседневные занятия практическими делами, борьба с суровой действительностью в политическом мире лишь увеличили его равновесие, непредубежденность, здравомыслие и юмористическое отношение к забавному спектаклю человеческой жизни.

Наше трио имело удовольствие в шесть часов вечера быть гостями на обеде у Бабасахеба Дешмукха. Вечерняя молитва в семь часов застала нас взбирающимися на крышу снова в ашраме Маганвади, где триддать сатьяграхи собрались полукругом возле Ганди. Он сидел на корточках на соломенной циновке, старинные карманные часы лежали на подстилке перед ним. Заходящее солнце бросало последние лучи на пальмы и баньяны, слышались звуки ночи и стрекотание сверчков. Атмосфера — сама безмятежность. Я был восхищен.

Торжественное пение, возглавляемое мистером Десаи, поддерживала вся группа, затем читали Гиту. Махатма жестом попросил меня вознести заключительную молитву. Какой унисон божественной мысли и духовного возвышения! В памяти всегда остается медитация под первыми звездами на крыше ашрама в Вардха.

Точно в восемь Ганди завершил молчание. Гераклов труд его жизни требовал тщательности в распределении времени.

— Добро пожаловать, свамиджи! — На этот раз приветствие Ганди было не через посредство бумаги. Мы только что спустились с крыши в его рабочий кабинет, просто меблированный квадратными циновками, без стульев, низким столиком с книгами, бумагой и несколькими перьевыми ручками; в углу тикали часы какого-то неопределенного вида. Всепроникаю-щая атмосфера мира и благоговения! Ганди одарил нас одной из своих пленительных почти беззубых улыбок.

— Много лет назад, — пояснил он, — я начал каждую неделю соблюдать день молчания в качестве средства выгадывания времени для просмотра корреспонденции. Но теперь эти двадцать четыре часа стали духовной жизненной необходимостью. Установление периодического молчания — не мучение, а благословение.

Я от всей души согласился[383]. Махатма расспросил меня об Америке и Европе, мы обсудили положение в Индии и в мире.

— Махадев, — сказал Ганди, когда в комнату вошел мистер Десаи, — организуйте, пожалуйста, в городском зале на завтрашний вечер беседу о йоге для свамиджи.

Когда я пожелал Махатме спокойной ночи, он предусмотрительно вручил мне бутылку масла цитро-неллы.

— Москиты в Вардха не имеют понятия об ахим-се[384], свамиджи! — сказал он смеясь.

На следующее утро наша маленькая группа рано позавтракала пшеничной кашей с черной патокой и молоком. В половине одиннадцатого нас позвали на веранду ашрама на второй завтрак с Ганди и сатья-грахи. Сегодня в меню входили коричневый рис, новый набор овощей и зерна кардамона.

Полдень застал меня блуждающим по парку при ашраме, бредущим далее к пастбищу с несколькими невозмутимыми, коровами. Охрана коров — страсть Ганди.

— Корова для меня является символом всего живого мира ниже человека, способствующим расширению человеческой добродетели за пределы его собственного рода, — пояснил Махатма. — Человеку через корову велено осознать свою тождественность со всем, что живет. Почему древние риши для обожествления выбрали корову, для меня очевидно. Корова в Индии была лучшим объектом сравнения, она была символом достатка. Она не только давала молоко, но и сделала возможным сельское хозяйство. Корова — это целая поэма сострадания, человек читает сострадание в этом добром животном. Для миллионов людей она — вторая мать. Охрана коров означает защиту всего бессловесного творения Божьего. Призыв более низкого отряда творения более силен, ибо он бессловесен[385].

Ортодоксальному индусу предписываются три священные ежедневные яджны[386]. Одна из них — это бху-та яджна, подношение пищи животному царству. Эта церемония символизирует понимание человеком «го обязанностей по отношению к менее развитым формам творения, инстинктивно связанным телесными отождествлениями, характерными и для человеческой жизни, но лишенными освобождающего свойства разума, характерного исключительно для человека.

Таким образом, бхута яджна укрепляет готовность человека поддерживать слабых, как он в свою очередь поддерживается неисчислимыми заботами более высоких незримых существ. Человек также ответственен за животворящие силы природы на земле, в воде и воздухе. Эволюционный барьер несообщаемости между природой, животными, человеком и ангелами астрала, таким образом, превозмогается яджнами безмолвной любви.

Две другие ежедневные яджны — питри и при. Питри яджна — это подношение жертв предкам как символ признания человеком своего долга по отношению к прошлому, сущность мудрости которого озаряет ныне человечество. При яджна — это подношение пищи странникам или бедным, символ теперешней ответственности человека, его долга к современникам.

Ранним вечером я осуществил добрососедскую нри яджну, посетив ашрам Ганди для девочек. Мистер Райт сопровождал меня в этой десятиминутной поездке. Молоденькие личики на нежных стебельках красочных сари\ В конце короткой беседы на хинди[387], устроенной мною на открытом воздухе, небеса разверзлись и полил дождь. Со смехом мистер Райт и я забрались в машину и, не обращая внимания на пелену льющегося серебра, помчались обратно к Маган-вади.

Вернувшись в гостиницу, я вновь поразился абсолютной простоте и очевидности самопожертвования, которые были повсюду. Обет необладания Ганди был дан в начале его семейной жизни. Отказавшись от обширной юридической практики, которая приносила ему более двадцати тысяч долларов ежегодного дохода, Махатма все свое богатство раздал бедным.

Шри Юктешвар частенько слегка подшучивал над обычно несовершенными понятиями об отречении.

«Нищий не может отрекаться от богатства, — говаривал учитель. — Если человек жалуется: "Дела мои не удались, жена меня бросила, я отрекусь от всего и уйду в монастырь", — о какой мирской жертве он говорит? Не он отрекся от богатства и любви — они от него отреклись!»

С другой стороны, святые вроде Ганди принесли не только осязаемые материальные жертвы, но и совершили более трудное отречение от эгоистических побуждений и личных целей, погрузив свою сокровенную сущность в поток человечества как целого.

Замечательная жена Махатмы, Кастурабаи, не возражала, когда он отказался отложить какую-либо долю своего богатства для нее и их детей. Поженившись в ранней юности, после рождения четырех сыновей они приняли обет брахмачари[388]. Спокойная героиня той напряженной драмы, которой была их совместная жизнь, Кастурабаи последовала за мужем в тюрьму, приняв участие в его трехнедельной голодовке, и в полной мере разделила с ним безграничную ответственность. Она выразила свою благодарность Ганди в следующих словах:

Спасибо тебе за привилегию быть в течение всей жизни твоей спутницей и помощницей. Спасибо тебе за самый совершенный брак в мире, основанный на брахмачари, а не на сексе. Спасибо тебе за то, что в своем пожизненном труде для Индии считал меня во всем равной. Спасибо тебе за то, что ты не из тех мужей, которые проводят свое время в азартных играх, на скачках, с женщинами, в вине и песнях, пресыщающиеся женами и детьми, как маленькие мальчики, которым быстро надоедают детские игрушки. Как благодарна я тебе, что ты не был из тех мужей, что посвящают время на приумножение богатства, эксплуатируя труд других.

Как благодарна я, что ты поставил Бога и страну выше взяток, что обладал смелостью иметь убеждения и совершенную и искреннюю веру в Бога. Как благодарна я мужу, что поставил Бога и страну выше меня. Я признательна тебе за терпимость ко мне и моим проступкам в молодости, когда я роптала и возмущалась против той перемены, которую ты совершил в нашем образе жизни'.

Когда я была ребенком, я жила в доме твоих родителей. Твоя мать была великой и доброй женщиной, она воспитывала и учила меня, как быть храброй, милой женой и как сохранить любовь и уважение ее сына, моего будущего мужа. С годами, когда ты стал самым любимым лидером Индии, у меня не было страха, испытываемого женой из-за возможности ее забвения, оттого, что ее муж залез на лестницу успеха, как это часто случается в других странах. Я знала, что даже когда придет смерть, мы будем мужем и женой.

В течение многих лет Кастурабаи выполняла обязанности по учету денежных средств общественных фондов, которые боготворимый Махатма был в состоянии собирать миллионами. Много забавных историй рассказывают в индийских домах по поводу того, Что мужья нервничают, когда их жены, идя на митинг Ганди, надевают какую-нибудь драгоценность. Волшебный язык Махатмы, заступающийся за угнетенных, как магнит притягивает с рук и шеи богачей в корзину для сбора золотые браслеты и бриллиантовые ожерелья.

Однажды общественный казначей — Кастурабаи не смогла отчитаться за четыре рупии. В должное время Ганди опубликовал отчет, в котором неумолимо отметил, что его жена не отчиталась за четыре рупии.

Я часто рассказывал эту историю перед многими аудиториями американских учеников. В один из вечеров одна женщина в зале бурно выразила свое возмущение.

— Махатма — не Махатма, — воскликнула она, - а если б он был моим мужем, я б ему все глаза выцарапала за такое совершенно излишнее публичное оскорбление!

После нескольких добродушных шуток в адрес американских и индийских жен я перешел к более полному разъяснению.

— Миссис Ганди считает Махатму не мужем, а гуру, который имеет право дисциплинировать ее даже за незначительные ошибки, — подчеркнул я. — Спустя некоторое время после того публичного упрека Кастурабаи Махатма Ганди был приговорен к тюремному заключению по политическим мотивам. Когда он спокойно прощался с женой, она упала к его стопам: "Учитель, — сказала она смиренно, — если я когда-нибудь обидела тебя, прости меня, пожалуйста"[389].

В три часа того памятного дня в Вардха, в соответствии с предварительной договоренностью, я направился в кабинет святого, оказавшегося в состоянии из своей жены сделать непреклонную ученицу, — редкое чудо! Ганди поднял глаза, на лице его играла незабываемая улыбка.

— Махатмаджи, — сказал я, сев на корточки на коврике без подушек рядом с ним, — скажите мне, пожалуйста, ваше определение ахимсы.

— Непричинение вреда любой живой твари в мыслях или на деле.

— Прекрасный идеал! Но мир всегда спросит: "Разве нельзя убить кобру, чтобы защитить ребенка или себя самого?"

— Я не мог бы убить кобру, не нарушив два из своих обетов — бесстрашие и непричинение вреда. Скорее я попытался бы внутренне вибрациями любви успокоить змею. Как я могу принижать свои нормы в угоду обстоятельствам? Должен признаться, — добавил он со своей поразительной откровенностью, — что я не смог бы продолжать эту беседу, будь я лицом к лицу с коброй!

Я отметил несколько самых свежих западных книг о диете, лежавших у него на столе.

— Да, диета важна в движении сатьяграхи, как и везде, — сказал он со смехом. — Поскольку я отстаиваю полное воздержание для сатьяграхи, то все время стараюсь выбрать наилучшую диету для целомудренного. Необходимо победить вкусовые привычки прежде, чем появится возможность управлять инстинктом воспроизведения потомства. Полуголодное существование или негармоничная диета — это не ответ. После преодоления внутренней жадности к еде сатьяграхи далее может следовать какой-нибудь рациональной вегетарианской диете. Благодаря внутренней и внешней мудрости в отношении пищи половой флюид сатьяграхи преобразуется в жизненную энергию для всего тела.

Мы с Махатмой сравнили знание хороших заменителей мяса.

— Авокадо превосходен, — сказал я. — Близ моего центра в Калифорнии много авокадовых рощ. Лицо Ганди озарилось интересом.

— Интересно, стали бы они расти в Вардха? Сатьяграхи оценили бы новую пищу.

— Я обязательно пришлю из Лос-Анджелеса в Вардха несколько саженцев авокадо, — сказал я и добавил: — Яйца — это пища с высоким содержанием белка, запрещены ли они для сатьяграхи?

— Неоплодотворенные — нет, — Махатма улыбнулся своим воспоминаниям. — Я много лет не поощрял их употребление, даже теперь я их не ем. Однажды одна из моих снох умирала от истощения, доктор настаивал на яйцах. Я не соглашался и рекомендовал ему дать ей какой-нибудь заменитель. "Гандиджи, — сказал доктор, — в неоплодотворенных яйцах нет никакой жизненной спермы, тут нет никакого убийства". Тогда я с радостью позволил снохе есть яйца, вскоре она выздоровела.

Накануне ночью Ганди выразил желание получить посвящение в крия-йогу Лахири Махасая. Я был тронут непредвзятостью Махатмы и его духом исследования. Он, как дитя, в божественных поисках обнаружил ту чистую восприимчивость, которую Иисус восхвалял у детей: "...ибо таковых (детей) есть Царство Небесное"[390].

Час обещанного мною обучения настал, в комнату вошли несколько сатьяграхи, мистер Десаи, мистер Пингала и некоторые другие, кто пожелал учиться технике края.

Сначала я обучил этот маленький класс физическим упражнениям погода. Тело представляется разделенным на двадцать частей, волевое усилие направляет энергию по очередно к каждому отделу. Скоро каждый из них вибрировал передо мной как человек-мотор. Легко было наблюдать эффект пульсации на двадцати частях тела Ганди, находящегося полностью на виду, л, хотя и очень худого, но ворсе не неприятного, ибо кожа его была гладкой и упругой[391].

Позже я посвятил группу в освобождающий метод крия-йоги.

Махатма изучал все религии мира с почтением: Писания джайнов, Новый Завет Библии и социальные писания Толстого[392]— вот три основных источника ненасильственных убеждений Ганди. Свое кредо он сформулировал таким образом:

Я верю, что Библия, Коран и Зенд-Авеста[393] столь же богодухновенны, как и Веды. Я верю в общество учителей, но в нашем веке миллионы должны идти без них, потому что найти сочетание совершенной чистоты и совершенного обучения — событие редкое. Но не следует отчаиваться при наличии знания истины одной лишь своей религии, так как основы индуизма, как и любой великой религии, всеобщи и легко понятны.

Я верую, как всякий индус, в Бога и Его единость, в воскресение и спасение... Я не в состоянии описать свое чувство к индуизму более точно, чем к собственной жене. Она трогает меня, как не может тронуть никакая другая женщина в мире. Не то чтобы у нее не было недостатков. Осмелюсь сказать, что у нее их гораздо больше, чем я вижу. Но тут налицо чувство неразрывной связи. Точно такое же чувство и отношение у меня к индуизму со всеми его недостатками и ограничениями. Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как музыка Гиты или Рамаяны Тулсидаса. Когда я полагал, что нахожусь при последнем издыхании, Гита была моим утешением.

Индуизм — не какая-то замкнутая в себе религия. В ней есть место для поклонения всем пророкам мира[394]. Это не миссионерская религия в обычном смысле слова. Она, несомненно, впитала в себя много родов, но это впитывание носило эволюционный, незаметный характер. Индуизм каждому рекомендует поклоняться Богу в соответствии с его собственной верой или дхармой[395], и таким образом пребывает в согласии со всеми религиями.

О Христе Ганди писал: «Я уверен, что если бы Он жил теперь в наше время среди людей, то благословил бы жизнь многих, кто, быть может, никогда и не слыхал Его имени... в точности, как написано: "Не всякий говорящий Мне: "Господи! Господи!"... но исполняющий волю Отца Моего Небесного"[396]. Уроком Своей жизни Иисус показал человечеству и величественную цель, и единственное направление, к чему мы все должны стремиться. Я уверен, что Он принадлежит не только христианству, но всем землям и народам».

В последний вечер моего пребывания в Вардха я выступил с речью перед собранием, созванным мистером Десаи в городском зале. Помещение было переполнено, более четырехсот человек собрались послушать лекцию о йоге. Я говорил сначала на хинди, патом по-английски. Наша маленькая группа вернулась в ашрам вовремя, чтобы перед сном повидать Ганди и пожелать ему, объятому миром и занятому корреспонденцией, спокойной ночи.

Когда я поднялся в пять часов утра, еще стояла ночь. Сельская жизнь уже пробудилась, сначала повозка с волами у ворот ашрама, потом крестьянин с огромной ношей, непрочно держащейся у него на голове. После завтрака наше трио разыскало Ганди для прощального пранама. Святой встает в четыре часа утра на утреннюю молитву.

— До свидания, Махатмаджи! — Я преклонил колена, чтобы коснуться его стоп... Индия в полной безопасности, находясь под вашей защитой!

Прошли годы со времени идиллии в Вардха, земля, океаны и небеса обагрились войной. Ганди — один среди выдающихся лидеров предложил практическую ненасильственную альтернативу вооруженной силе. Чтобы загладить обиды и устранить несправедливость и вновь доказать объективность, он определил свою доктрину следующими словами:

Я обнаружил, что жизнь сохраняется среди разрушения. Поэтому должен быть закон выше, чем закон разрушения. Только поэтому хорошо упорядоченное общество, следующее этому закону, было бы понятным и живущим достойно.

Если это закон жизни, мы должны разрабатывать его в ежедневном существовании. Там, где возникают войны, где бы нам ни встретился противник, покоряйте его любовью. Я обнаружил, что закон любви устраивал меня в жизни настолько же, насколько не устраивал закон разрушения.

В Индии мы имели наглядную демонстрацию действия этого закона в широком масштабе. Я не заявляю, будто ненасилие проникло в триста шестьдесят миллионов человек Индии, но я заявляю, что оно за невероятно короткое время проникло глубже, чем любое другое учение.

Требуется довольно напряженный курс воспитания, чтобы достичь психического состояния ненасилия. Эта жизнь, полная дисциплинирования, аналогична жизни солдата. Совершенное состояние достигается только тогда, когда ум, тело и речь находятся в должной гармонии. Любая проблема оказалась бы разрешенной, если бы мы решились сделать закон правды и ненасилия законом жизни.

Мрачное развитие политических событий в мире неумолимо приводит к истине, что люди без духовного видения погибнут. Наука, если не религия, пробудила в человечестве смутное чувство ненадежности и даже иллюзорности всего материального. Куда, в самом деле, может теперь пойти человек, если не к его Источнику и Началу — Душе в нем?

Обратившись к истории, можно резонно заявить, что проблемы человечества не разрешались с помощью грубой силы. Первая мировая война произвела снежный ком военной кармы, переросший во вторую мировую войну и от которого знобит весь мир. Эта несвятая троица может изгнать все человеческие проблемы заключительным аккордом атомных бомб. Использование логики джунглей, а не человеческого разума при таком регулировании проблем обратит землю в джунгли. Если братья не в жизни, тогда братья в насильственной смерти. Не для такого позора Бог с любовью позволил человеку обнаружить освобождение атомной энергии.

Война, как и преступление, никогда не окупается. Тех миллиардов долларов, сгоревших в дыму взрывчатого ничто, было бы достаточно, чтобы создать прекрасный новый мир, почти свободный от болезней и совсем свободный от бедности. Не землю страха, хаоса, голода, мора, плясок смерти, а просторную землю мира, процветания и ширящегося сознания.

Ненасильственный голос Ганди взывает к высшему сознанию человека. Пусть народы более вступают в союз не со смертью, но с жизнью, не с разрушением, а с созиданием, не со слепыми истребляющими силами ненависти, но с творческим чудом любви.

Следует прощать любую обиду, говорится в Махаб-харате. Сказано было, что продолжениерода происходит благодаря прощению человека. Прощение — это святость, прощением вселенная держится. Прощение — это сила сильного, прощение — это жертва, прощение — это покой ума. Прощение и мягкость — свойства владеющего собой- Они олицетворяют вечную добродетель.

Ненасилие естественно вырастает из закона прощения и любви.

"Если потеря жизни становится необходимой в справедливом бою, — заявляет Ганди, — следует быть готовым, подобно Иисусу, пролить свою собственную кровь, а не кровь других. В конце концов, в мире было бы пролито меньше крови".

Когда-нибудь напишут эпос об индийских сатья-грахи, что противостояли ненависти — любовью, насилию — ненасилием, что скорее допускали безжалостно зарезать себя, чем мстить. Историческим исходом в некоторых случаях было то, что вооруженные

противники бросали оружие и при виде людей, ценивших жизнь других превыше своей, потрясенные до глубины души, со стыдом убегали.

"Если надо, то я готов ждать века, — сказал Ганди, — чем искать свободу страны кровавыми средствами". — Махатма никогда не забывает великое предупреждение: "...Все, взявшие меч, мечом погибнут"[397].

Я называю себя националистом, но мой национализм широк, как вселенная. В своей развертке он включает все нации на земле[398]. Мой национализм включает благосостояние всего мира. Я не хочу, чтобы моя Индия поднялась на пепле других наций. Я не хочу, чтобы Индия эксплуатировала хоть одного человека. Я хочу, чтобы Индия была сильной, чтобы она могла передать свою силу другим нациям. Ни для одной нации в Европе сегодня обстоятельства не таковы, они не наделяют силой другие.

Президент Вильсон упомянул прекрасные четырнадцать пунктов, но сказал: "В конце концов, если это наше стремление прийти к миру не поможет, у нас имеется оружие, к которому мы прибегнем". Я хочу изменить эту фразу и говорю: "Наше оружие уже не помогло. Давайте поищем теперь что-нибудь новое; давайте испытаем силу любви и Бога, Который — Истина. Когда мы этого достигнем, нам больше ничего будет не нужно".

Воспитанием сотен тысяч подлинных сатьяграхи (тех, кто принял одиннадцать суровых обетов, упомянутых в первой части этой главы), также распространяющих это провозвестие терпеливым воспитанием народных масс Индии до понимания духовных и, в конечном счете, материальных преимуществ ненасилия, вооружением людей оружием ненасилия, невосприятием несправедливости, готовностью сносить оскорбления, заключения, самую смерть, но не прибегать к помощи оружия, снисканием мировой симпатии, благодаря бесчисленным примерам героического мученичества среди сатьяграхи, Ганди драматично отобразил практическую природу ненасилия, его способность улаживать споры без войны.

Ганди ненасильственными средствами завоевал большее число политических уступок стране, чем было когда-либо завоевано каким-либо иным лидером любой страны без помощи пуль. Ненасильственные методы искоренения заблуждения и зла применялись не только на политической арене, но и в тонкой и сложной среде социальных реформ. Ганди и его последователи устранили множество давнишних междоусобиц между индусами и магометанами, сотни тысяч мусульман смотрели на Махатму как на своего вождя. Неприкасаемые нашли в нем своего бесстрашного и победоносного защитника. "Если б мне предстояло родиться еще, — писал Ганди, — я хотел бы родиться парией, потому что благодаря этому я был бы в состоянии служить им более эффективно".

Махатма и в самом деле "великая душа", но именно миллионы безграмотных проницательно даровали ему этот титул. Простой крестьянин оказался способен подняться до высокого требования Ганди. Махатма всем сердцем верит в присущее человеку благородство. Неминуемые неудачи никогда его не обескураживали. "Если даже кто-то обманет сатьяграхи двадцать раз, — пишет он, — он готов поверить ему в двадцать первый, ибо безоговорочное доверие человеческой природе есть самая сущность веры"[399] .

— Махатмаджи, вы человек особый, вы не должны ожидать, что весь мир будет поступать, как вы, — сделал однажды замечание один критик.

— Странно, как мы заблуждаемся, воображая, будто тело улучшить можно, а пробудить скрытые силы души невозможно, — ответил Ганди. — Я как раз и стараюсь показать, что если и обладаю какой-либо из сил, я такой же бренный смертный, как и всякий из нас, и что никогда не отличался ничем особенным и сейчас не отличаюсь. Я просто индивидуум, которому так же свойственно ошибаться, как и всякому другому смертному. Но я признаюсь, что у меня достаточно скромности, чтобы признать ошибки и обратить свои стопы. Я признаюсь, что имею несокрушимую веру в Бога и Его благость, а также неистощимую страсть к Истине и Любви. Но разве не сокрыто это в каждом человеке? Если мы должны прогрессировать, нам следует не повторять историю, а создавать ее вновь. Мы должны увеличить наследие, оставленное нашими предками. Если мы можем делать новые открытия и изобретения в этом феноменальном мире, следует ли нам заявлять свое банкротство в сфере духовной? Разве нельзя умножать исключения с тем, чтобы сделать их правилом? Должен ли человек всегда быть прежде скотом, а потом человеком, если он вообще должен что-либо?[400]

Американцы должны, не без гордости, хорошо помнить успешный ненасильственный опыт Вильяма Пенна по основанию им в XVII веке колонии в Пенсильвании. Там не было "ни укреплений, ни солдат, ни полиции, ни даже оружия". Средь беспощадных пограничных войн и резни, упорно происходивших между новыми поселенцами и краснокожими индейцами, только одним пенсильванским квакерам никто не досаждал. "Других убивали, резали, но квакеры были в безопасности. Ни одну их женщину не изнасиловали, ни одного ребенка не убили, ни одного мужчину-квакера не замучили. Когда же, в конце концов, квакеры были вынуждены отказаться от управления штатом, разразилась война и лишь три квакера были убиты — те, которые, отпав от своей веры, в целях защиты носили оружие".

"Сила, к которой прибегли в великой войне (1914-1918 годов), не принесла покоя, — заметил Франклин Рузвельт. — Победа и поражение были одинаково бесплодны. Этот урок должен научить мир".

"Чем больше орудий насилия, тем больше горя человечеству, — учил Лао-цзы. — Торжество насилия завершается пиром траура".

"Я борюсь только за мир во всем мире, — заявил Ганди. — Если это движение в Индии на ненасильственной базе сатьяграхи достигнет успеха, это придаст новый смысл патриотизму и, если мне позволено будет сказать со всей скромностью, самой жизни".

Он вторит словам учителя из Галилеи: «Вы слышали, что сказано: "око за око, и зуб за зуб". А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»[401].

Эпоха Ганди с замечательной точностью космического расписания перешла в век, уже разоренный и опустошенный двумя мировыми войнами. На гранитной стене его жизни проступает божественное факсимиле: любящее предостережение от дальнейшего кровопролития среди братьев.

 
Собственноручная запись Махатмы Ганди на хинди


Махатма Ганди посетил Йогода Сатсанга Брахмачарья Ви-дьялая, — среднюю школу с йоговским воспитанием в Ранчи. Он милостиво оставил следующие строки в книге для гостей :

"Это учебное заведение произвело на меня глубокое впечатление. Я имею большие надежды на то, что эта школа будет поощрять дальнейшее практическое применение колеса прялки".


17 сентября 1925 года (подпись)  Мохандас Ганди.


В память

"Он был в подлинном смысле отцом народа, и убил его безумец. Миллионы и миллионы скорбят, ибо свет погас... Но тот свет, который сиял, был свет необыкновенный. Тысячи лет этот свет будет сиять в нашей стране, и мир увидит его". — Так сказал премьер-министр Индии Джавахарлал Неру после убийства Махатмы Ганди в Нью-Дели 30 января 1948 года.

Пятью месяцами раньше Индия мирно достигла национальной независимости. Дело 78-летнего Ганди было сделано, он сознавал, что час его близок. "Ава, — принеси мне все важные письма, — сказал он внучке в утро дня трагедии. — Я должен ответить сегодня. Завтра может никогда не наступить". В многочисленных эпизодах своих сочинений Ганди также намекал о последнем неизбежном ходе событий.

Когда умирающий Махатма медленно опускался на землю с тремя пулями в хрупком и изношенном теле, он поднял руки в традиционном индийском жесте приветствия, безмолвно даруя прощение. Простодушный артист, каким он был во всех поступках жизни, Ганди достиг вершины мастерства в момент смерти. Все жертвы самоотверженной жизни Ганди сделали возможным этот заключительный жест любви.

Мнение человечества кратко выражено в словах великого ученого Альберта Эйнштейна: "Грядущие поколения, быть может, едва смогут поверить, что такой человек, как он, во плоти и крови когда-либо ходил по земле". Официальное сообщение из Ватикана гласило: "Убийство вызвало здесь огромную печаль. Ганди оплакивают как апостола христианской добродетели".

Преисполнены символическим значением жизни всех великих, приходящих на землю совершить особую добродетельность. Драматическая смерть Ганди ради единения Индии ярко осветила его послание в мир на каждом континенте, разорванном разногласиями. Это послание он точно определил пророческими словами'

"Отказ от насильственных методов поселится среди людей и будет жить. Это предвестник мира во всем мире".
 
{mospagebreak}
 
Глава 45. Бенгальская "Мать, проникнутая блаженством"
 
— Не покидайте, пожалуйста, Индию, не повидав Нирмалу Деви. Святость ее очень велика, она известна везде и всюду как Ананда Мойи Ма — Мать, проникнутая блаженством, — заявил мой племянник Амийо Бос, серьезно глядя на меня.

— Конечно! Я очень хочу повидать эту святую женщину, — ответил я и добавил: — Я прочитал несколько статей, где говорится о высоком состоянии ее Богоосознания. Небольшая статья о ней появилась год назад в журнале Восток-Запад.

— Я встречался с нею, — продолжал Амийо. — Недавно она посетила мой родной городок Джамшедпур. По просьбе одного тамошнего ученика Ананда Мойи Ма отправилась в дом умирающего. Встав у изголовья постели, она коснулась рукой его лба. Предсмертный хрип сразу же прекратился, и болезнь, к радостному удивлению этого человека, исчезла.

Через несколько дней после этого разговора я услышал, что Блаженная Мать остановилась в доме ученика в Бхованипурском районе Калькутты. Я и мистер Райт, находившиеся в то время в доме моего отца в Калькутте, сразу же выехали. Когда "форд" приблизился к дому в Бхованипуре, мы увидели необычную картину.

Ананда Мойи Ма стояла в автомобиле с открытым верхом, благословляя группу примерно из ста учеников. Видимо, она собиралась уезжать. Мистер Райт поставил "форд" неподалеку и пешком последовал за мной к этому мирному собранию. Святая женщина, взглянув в нашу сторону, быстро вышла из машины и пошла к нам.

— Отец, ты приехал! — с этими теплыми словами она обвила мою шею руками, положив голову на плечо. Мистер Райт, которому я только что заметил, что незнаком со святой, был весьма доволен этим необычайным проявлением приветливости. Глаза всех чела также с удивлением были устремлены на эту неожиданную сцену.

Я сразу увидел, что святая находится в высоком состоянии самадхи. Позабыв о внешнем женском одеянии, она знала себя как неизменную душу и с этого плана сознания радостно приветствовала другого поклонника Божьего. Взяв за руку, она повела меня в свою машину.

— Ананда Мойи Ма, я задерживаю ваш отъезд! — запротестовал я.

— Отец, я впервые[402] по прошествии веков встречаю тебя в этой жизни! — сказала она. — Прошу, не уходи снова.

Мы вместе сели на заднее сиденье машины. Блаженная Мать вскоре вошла в недвижное состояние экстаза. Ее прелестные полузакрытые спокойные глаза смотрели в небо, взирая в находящийся рядом внутренний Элизиум. Ученики нежно провозгласили: "Слава Божественной Матери!"

Я находил в Индии много людей с богоосознани-ем, но никогда раньше не встречал столь экзальтированной святой женщины. Нежный лик ее пылал невыразимой радостью, которая и принесла ей имя Блаженной Матери. Длинные темные волосы свободно спускались с непокрытой головы. Кружочек пасты сандалового дерева на лбу символизировал всегда открытое духовное око. Маленькое личико, маленькие ручки и ножки в противовес ее духовному величию!

Пока Ананда Мойи Ма пребывала в трансе, я задал несколько вопросов находящейся поблизости женщине-чела.

— Блаженная Мать много ездит по Индии, у нее сотни учеников во многих уголках страны, — рассказала ученица. — Ее настойчивые усилия привели к немалым желательным социальным реформам. Хотя святая принадлежит к касте брахманов, она не признает кастовых различий. Наша группа всегда ездит с нею, по-матерински следя за удобствами, ибо она не обращает никакого внимания на тело. Если бы никто не дал ей еду, она бы не ела и не интересовалась бы этим. Даже когда перед ней ставят еду, она к ней не прикасается. Дабы предотвратить ее уход из этого мира, мы — ученики — кормим ее из своих рук. Зачастую целыми днями, едва дыша, с немигающими глазами она пребывает в божественном трансе. Один из ее главных учеников — ее муж. Много лет назад, вскоре после их брака, он принял обет молчания.

Чела указала на широкоплечего мужчину с тонкими чертами лица, длинными волосами и седой бородой. Он тихо стоял среди собравшихся, руки его были сложены в почтительной позе ученика.

Освеженная погружением в Бесконечное, Ананда Мойи Ма сосредоточилась на материальном мире.

— Отец, расскажи мне, пожалуйста, где ты остановился? — голос ее был ясен и мелодичен.

— В настоящее время в Калькутте или Ранчи, но скоро я возвращусь в Америку.

— В Америку?

— Да. Духовные искатели там искренне оценили бы святую из Индии. Хотела бы ты поехать со млой?

— Если отец меня возьмет, я поеду. Этот ответ заставил вскочить в тревоге находящихся поблизости учеников святой.

— Из нас двадцать или более всегда ездят с Блаженной Матерью, — твердо заявил один из них. — Мы не можем жить без нее. Куда бы она ни поехала, мы едем тоже.

С неохотой мне пришлось отказаться от этого плана, отличающегося непрактичностью из-за склонности к спонтанному расширению!

— Приезжай со своими учениками хотя бы в Ранчи, — сказал я, покидая святую. — Сама, как дитя Божье, ты порадуешь учеников моей школы.

— Когда Отец возьмет меня, я с радостью поеду.

Спустя короткое время Видьялая в Ранчи была в праздничном наряде ради обещанного святой посещения. Мальчики предвкушали дни празднества — никаких уроков, часы музыки и большущий пир!

— Ура! Ананда Майи Ма, ки джай! — зазвучали голоса из множества исполненных энтузиазма маленьких ртов, приветствующих святую и ее свиту, въезжавшую в школьные ворота. Градом посыпались цветы ноготков, зазвенели цимбалы, громко затрубили раковины, забил барабан мриданга. Неся в сердце передвижной рай, улыбаясь, Блаженная Мать прогуливалась по солнечной земле Видьялая.

— Здесь так красиво, — милостиво сказала Ананда Мойи Ма, когда я проводил ее в главное здание. С детской улыбкой садясь рядом со мной, она вызывала чувство самой близкой из дорогих друзей, но тем

не менее ее всегда окружала атмосфера отчужденности — парадоксальная изоляция Вездесущности.

— Расскажи мне, пожалуйста, о своей жизни.

— Отцу и так все известно, зачем повторять? — Она, очевидно, понимала, что факты истории этого ее воплощения не заслуживали особого внимания.

Я засмеялся, мягко повторив просьбу.

— Отец, у меня мало что есть рассказать. — Она простерла изящные руки в молящем жесте. — Мое сознание никогда не связывало себя с этим временным телом. Раньше, чем я[403] пришла на землю, отец, я была та же. Когда семья, в которой я родилась, стала делать приготовления, чтобы выдать это тело замуж, я была все та же. И сейчас перед вами, отец, я та же. И когда-либо потом, хотя танец творения в зале вечности вокруг меня меняется, я буду той же.

Ананда Мойи Ма улетела в глубокое медитативное состояние, в вечно зовущее царство, уподобившись статуе. Темные колодцы ее глаз казались безжизненно-стеклянными. Такое выражение часто бывает, когда святые удаляют сознание от физического тела, которое тогда почти не более чем кусок бездушной глины. Посидев вместе в экстатическом трансе около часа, она вернулась в этот мир с веселой улыбкой.

— Ананда Мойи Ма, — сказал я, — идем со мною в сад. — Мистер Райт сделает несколько фотоснимков.

— Конечно, отец, твоя воля — моя воля. — Когда она позировала для многих фотографий, ее чудесные глаза сохраняли неизменный божественный свет.

Во время банкета Ананда Мойи Ма расположилась на своем одеяле-подстилке, одна из учениц села рядом у ее локтя, чтобы кормить ее. Как ребенок, святая послушно глотала пищу, которую чела подносила к ее губам. Было ясно, что Блаженная Мать не осознает никакой разницы между кари и сладостями!

С приближением сумерек святая и ее спутники отбыли под ливнем розовых лепестков и поднятых для прощания мальчишечьих рук. Их лица светились любовью, пробужденной ею без всякого усилия.

"...Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею — вот первая заповедь!''[404] — заявил Христос.

Отбросив низменную привязанность, Ананда Мо-йи Ма дарует исключительную преданность Господу. Не педантичными мелочными разграничениями ученых, но безошибочной логикой веры святая, подобная ребенку, разрешила единственную проблему человеческой жизни — установление единства с Богом.

Человек забыл эту всеобъемлющую простоту, ныне затуманенную целым миллионом разногласии. Отказываясь от любви к единственному Богу, народы маскируют неверие педантичным почитанием внешних святынь милосердия. И такие виртуозные жесты добровольной гуманности полезны, ибо они на мгновение отвлекают внимание человека от себя, но они не освобождают его от единственной ответственности в жизни, о которой говорил Иисус как о "первой заповеди". Возвышающее обязательство любить Бога берется с первым вдохом человека, свободно даруемым ему его единственным Благотворителем[405].

Я имел удовольствие видеть Ананду Мойи Ма в другой раз ее посещения Ранчи, спустя несколько месяцев. Она стояла среди своих учеников на перроне серампурского вокзала в ожидании поезда.

— Отец, я еду в Гималаи, — сказала она мне. — Великодушные ученики построили мне в Дехра Дуне жилище-обитель.

Когда она садилась в поезд, я был восхищен, осознавая, что и среди множества людей, и в поезде, и во время приема, и когда она сидит в молчании, глаза ее никогда не отрывались от Бога.

Я все слышу внутри себя безмерно мелодичный звук ее голоса:

"Смотри, ныне и всегда единая с Вечным, я вечно все та же".

{mospagebreak}
 
Глава 46. Женщина-йог, которая ничего не ест

— Куда мы двинемся теперь, сэр? — спросил меня утром мистер Райт, сидя за рулем "форда". Оторвав глаза от дороги, он вопросительно взглянул на меня. Ему редко доводилось знать заранее, какая часть Бенгалии откроется на следующий день.

— По воле Божьей, — с благоговением ответил я, — мы на пути к восьмому чуду света — святой, пища которой — один лишь воздух!

— Повторение чуда Терезы Ньюмен, — засмеялся мистер Райт, однако далеко не равнодушно, даже прибавив скорость. Еще один необычный случай для его дневника, не то что у заурядных туристов, так-то!

Видьялая — школа в Ранчи — уже осталась позади, мы встали до восхода солнца. Помимо меня и моего секретаря в нашей группе было трое друзей из Бенгалии. Мы упивались свежим воздухом и утренней естественностью вида окрестностей. Наш водитель осторожно вел машину между ранними прохожими крестьянами и двухколесными телегами, которые медленно тянули горбатые быки под ярмом, склонные то и дело останавливаться на дороге перед нарушителями их монополии.

— Сэр, мы хотели бы узнать больше о святой, которая ничего не ест.

— Ее зовут Гири Бала, — сообщил я. — Впервые я услышал о ней много лет назад от ученого джентльмена Стхити Лал Нунди. Он часто приходил в дом на Гурпар Роуд к репетитору моего брата Бишну.

«Я хорошо знаю Гири Балу, — сказал мне Стхити Бабу. — Применяя некую йоговскую технику, она может жить без еды. Будучи ее соседом в Навабгандже, близ Ичапура, в Северной Бенгалии, я счел для себя важным тщательно следить за нею и ни разу не заметил, чтобы она когда-либо ела или что-либо пила. В конце концов я отправился к магарадже Бурдвана[406], и попросил его произвести исследование. Изумленный этой историей, он пригласил ее к себе во дворец. Святая согласилась на испытание и два месяца прожила запертой в маленькой секции его дома. Позже она пробыла во дворце еще двадцать дней, а затем третье испытание в пятнадцать дней. Магараджа сам говорил мне, что эти три строгие проверки убедили его, что, вне всякого сомнения, она в состоянии обходиться без пищи».

— Этот рассказ Стхити Бабу хранится в моей голове более двадцати пяти лет. — Иной раз в Америке я желал знать, не поглотила ли река времени йогиню, прежде чем мне удастся с ней встретиться. Она теперь, должно быть, в преклонном возрасте, и мне неизвестно даже, где она живет, если вообще живаЛо через несколько часов мы доберемся до Пурули, где у ее брата имеется дом.

В половине одиннадцатого утра наша -небольшая группа уже беседовала с ним. Ламбадар Дей работает юристом в Пурули.

— Да, моя сестра жива. Она иногда бывает здесь у меня, но сейчас находится в нашем семейном доме в Биуре. — Ламбодар Бабу с сомнением посмотрел на наш "форд". — Мне кажется, свамиджи, что вряд ли когда-либо автомобиль проникнет в такую глушь, как Биур. Может быть, вам лучше примириться с древней тряской в телеге и волами?

Наша группа в один голос поклялась в верности гордости Детройта.

— "Форд" прибыл из Америки, — сказал я юристу. — Стыдно было бы лишить его возможности познакомиться с сердцем Бенгалии!

— Да пребудет с вами Ганеш![407] — смеясь, сказал Ламбадар Бабу и любезно добавил: — Если вы когда-нибудь попадете туда, я уверен, что Гири Бала будет рада вас видеть. Близится ее семидесятилетие, но она сохраняет великолепное здоровье.

— Скажите, пожалуйста, верно ли то, что она ничего не ест? — Я смотрел ему прямо в глаза — эти окна души, выдающие любые тайны.

— Это верно. — Взгляд его был открыт и чист. — Более чем за пятьдесят лет я никогда не видел, чтобы она съела кусочек хоть чего-нибудь Если бы вдруг наступил конец света, я удивился бы не больше, чем если бы увидел сестру за едой.

Мы вместе засмеялись над невероятностью этих космических событий.

— Гири Бала никогда не искала недоступного уединения для йоговских занятий, — продолжал Лам-бадар Бабу. — Она всю жизнь прожила в окружении семьи и друзей. Все они привыкли к ее необычному состоянию. Нет ни одного из них, кто не поразился бы, если бы Гири Бала вдруг решила чего-нибудь поесть. Сестра, как приличествует индийской вдове, естественно скромна, но небольшой круг наших друзей в Пурули и Биуре знает, что она женщина исключительная в буквальном смысле слова.

Искренность брата была очевидна. Мы тепло поблагодарили его и выехали в Биур. Остановившись у лавки, мы купили кари и лючи, привлекая целую ватагу мальчишек, окруживших нас, чтобы посмотреть, как мистер Райт ест руками на простой индийский манер[408]. Сильный голод вынудил нас подкрепиться, да и о предстоящем дне в то время ничего известно не было, а он мог оказаться весьма тяжелым.

Теперь наш путь шел на восток в бурдванский район Бенгалии через обжигаемые солнцем рисовые поля. Все дальше по дороге, поросшей густой зеленью; песни майны и больболя с полосатыми горлышками лились с деревьев с огромными, как зонты, ветвями. То тут, то там повозки, запряженные волами; скрип об ось окованных железом деревянных колес — рини, рини, манжу, манжу, — как нам казалось, резко контрастировал с шорохом автомобильных шин — свиш, свиш — по аристократическому асфальту городов.

— Стой, Дик! — Моя внезапная просьба вызвала протест со стороны подскочившего и затрясшегося "форда". — Это чрезмерно обремененное дерево манго, безусловно, зовет к себе!

Все пятеро, как дети, помчались к подножию усеянного плодами дерева манго, благосклонно роняющего созревшие плоды.

— Очень многие манго родились, чтобы лежать и утрачивать сладость, никем не замеченными на каменистой почве, — сказал я.

— Ничего подобного в Америке не увидишь, не правда ли, свамиджи? — засмеялся Сайлеш Мазум-дар, один из моих бенгальских учеников.

— О нет, — согласился я, очень довольный и перемазавшийся соком. — Как мне не хватало этих плодов на Западе! Индия невообразима без манго.

Я бросил камень и сбил гордого красавца с самой высокой ветки.

— Дик, все фотоаппараты в машине? — спросил я между двумя глотками амброзии, теплой от тропического солнца.

— Да, сэр, в багажнике.

— Если Гири Бала окажется настоящей святой, я хочу написать о ней на Западе. Индийская йогиня с такими вдохновляющими способностями не должна жить и умереть в неизвестности, как большая часть этих манго.

Полчаса спустя я еще бродил по тихому лесу.

— Сэр, нам нужно добраться до Гири Балы до заката солнца, чтобы было достаточно света для фотографирования, — заметил мистер Райт и с усмешкой добавил: — Западный народ скептичен, мы не можем ожидать, чтобы они поверили в эту женщину без единого снимка!

Этот элемент мудрости был неоспорим; повернувшись спиной к искушающему меня манговому дереву, я вернулся к машине.

— Вы правы, Дик, — вздохнул я, когда мы быстро поехали вперед. — Я кладу манговый рай на алтарь западного реализма, у нас должны быть фотографии!

Дорога становилась все более и более неровной: складки, борозды, нарывы затвердевшей глины, грустная немощь старости. Четверо из нас время от времени выходили из машины, чтобы дать возможность мистеру Райту легче маневрировать ею, а иногда и подталкивали ее сзади.

— Ламбодар Бабу сказал верно, — признался Сайлеш, — не машина везет нас, а мы везем машину!

Мы то садились в нее, то вылезали, и это тоскливое зрелище периодически рассеивалось появлением какой-нибудь деревеньки, каждая из которых являла собой зрелище необычайной красоты.

Мистер Райт в путевом дневнике под датой 5 мая 1936 года записал:

Наш извилистый путь вел по пальмовым рощам среди древних неиспорченных деревень, приютившихся в лесной тени. Эти кучки крытых соломой земляных хижин, украшенных одним из имен Бога на двери, очаровательны. Множество маленьких, невинно играющих нагих детишек останавливаются взглянуть или уносятся прочь от этой огромной черной телеги без волов, бешено мчащейся по их деревушке. Женщины просто выглядывали из тени, а мужчины, сидя у дороги, развалившись под деревьями, смотрели на нас с любопытством, победившим их безразличие. В одном местечке жители всего селения весело купались в просторном водоеме в одежде, после чего меняли ее на сухую. Женщины носили домой воду в больших медных кувшинах.

Дорога вела нас по горам и долам, как забавная охота, мы взлетали и подскакивали, ныряя в небольшие потоки, беря в объезд незаконченную большую дорогу. Потом мы скользили по высохшему, сухому дну реки и, наконец, около пяти часов вечера приблизились к нашей цели — Биуру. Это маленькое селение в глубине округа Банкура, скрытое под защитой плотной листвы, недоступно для путешественников в период сезона дождей, когда речки вскипают от ливней, а дороги по-змеиному плюются ядом грязи.

Спросив у группы идущих по пустынному полю с храмовой молитвы о дальнейшем нашем направлении, мы были осаждены дюжиной плохо одетых ребятишек, взобравшихся на крылья машины и жаждущих проводить нас к Гири Бале.

Дорога вела к роще финиковых пальм, служивших приютом кучке мазанок. Но прежде чем мы до них добрались, наш "форд" на мгновение накренился под опасным углом, подскочил и сел. Узкая тропа вела вокруг деревьев и водоема, по ухабам, ямам и бороздам. Машина застряла в кустах, потом засела на бугре, потребовав снятия комьев земли. Мы продолжали ехать медленно и осторожно. Внезапно наш путь преградила стена из кустарника, растущего посреди колеи от повозок, что неизбежно повлекло к объезду по отвесному краю высохшего водоема, однако для полного избавления от него все же потребовалось немного поскрести, почистить и покопать. Вновь и вновь дорога казалась непроходимой, но паломничество необходимо было продолжать. Услужливые ребятишки раздобыли лопаты и крушили преграды (как тени Ганеша!), а сотни детей и взрослых наблюдали.

Мы с осторожностью пробирались по двум древним колеям; женщины, широко раскрыв глаза, смотрели из дверей своих хижин, мужчины плелись сбоку и позади нас, дети носились, дополняя процессию. По-видимому, наша машина первой посетила эти дороги, "профсоюз воловьей упряжи", должно быть, здесь всемогущ. Какую сенсацию вызвали мы — группа американцев за рулем, прокладывающая путь фыркающей машиной прямо в их деревенскую твердыню, проникая в древнюю уединенность и святость!

Остановившись около узкой улочки, мы оказались в каких-нибудь тридцати метрах от дома Гири Балы. С ощущением трепета свершения после долгой битвы, увенчавшейся победным ее завершением, мы приблизились к большому двухэтажному зданию из кирпича и штукатурки, возвышающемуся над окружающими семейными хижинами. Дом был в процессе ремонта, так как вокруг находились типичные леса из тропического бамбука.

С лихорадочным нетерпением и плохо скрываемой радостью стояли мы у открытых дверей благословенной Господним прикосновением "отсутствия голода". Селяне все еще прибывали; разинув рот, старые и малые, одетые и нагие, держащиеся в стороне, но тоже весьма любопытные женщины, не терявшиеся, наступавшие нам на пятки мужчины и мальчишки смотрели на это беспримерное зрелище.

Вскоре в дверном проеме появилась низкорослая фигура — Гири Балы. Одежда ее была из тяжелого золотистого шелка в типичной для Индии манере. Она шла скромно и стеснительно, едва выглядывая из-под верхней складки своего одеяния из ткани свадеши. Глаза искрились, как тлеющие угольки, в тени головного убора. Мы были очарованы в высшей степени благожелательным и добрым лицом, лицом осознания и понимания, свободным от налета земной привязанности.

Она кротко приблизилась и молчаливо согласилась на щелканье наших фото- и кинокамер[409] , терпеливо и застенчиво перенося наши фототехнические приемы, поиски позы с наилучшим освещением. Наконец мы запечатлели для потомства множество снимков единственной личности нашего века, которая, как известно, прожила без пищи и питья более пятидести лет. (Тереза Ньюмен ничего не ела с 1923 года.) Выражение лица Гири Балы было совсем материнское, когда она стояла перед нами, совершенно скрытая свободно спадающей тканью, видно было лишь лицо с потупленными глазами, руки да маленькие ножки. Лицо, выражающее редкий покой и простодушную гармонию: большие детские выразительные губы, женственный нос, узкие блестящие глаза и задумчивая улыбка.

Я разделял впечатление мистера Райта от Гири Балы, духовность окутывала ее подобно мягкому сиянию одежды. Она сделала передо мной пранам в обычном жесте приветствия домохозяина монаху. Ее простое очарование и тихая улыбка приветствовали нас лучше пышных речей. Наш трудный пыльный переезд был забыт.

Маленькая святая, скрестив ноги, села на веранде. Хотя на ней и были следы возраста, она не выглядела истощенной, оливковая кожа была чистой и имела здоровый оттенок.

— Мать, — сказал я на бенгали, — больше двадцати пяти лет я жадно мечтал именно об этом паломничестве! Я слышал о вашей святой жизни от Стхити Дал Бабу.

— Да, это мой добрый сосед в Навабгандже, — кивнула она утвердительно.

— За эти годы я пересек океан, но никогда не забывал о прежней мечте когда-нибудь встретиться с вами. Та возвышенная драма, которую вы столь незаметно играете здесь, должна быть широко возвещена миру, забывшему на длительное время о внутренней божественной пище.

Святая на мгновение подняла глаза, улыбаясь с наивным интересом.

— Баба знает лучше, — кротко ответила она.

Я был счастлив, что она не обиделась: никогда не знаешь, как великие йоги или йогини будут реагировать на мысль о гласности. Они, как правило, избегают ее, желая безмолвно заниматься глубоким исследованием души. Когда настает время выставить свою жизнь открыто на благо ищущих умов, к ним приходит некая внутренняя санкция.

— Мать, — сказал я, — простите мне то, что я обременю вас многими вопросами. Будьте добры, отвечайте лишь на -те, которые вам приятны, я пойму и ваше молчание.

Она простерла руки в жесте благосклонности:

— Я рада ответить настолько, насколько такая незначительная личность, как я, в состоянии удовлетворить ваш интерес.

— О нет, нет, не незначительная! — искренне запротестовал я. — Вы — великая душа.

— Я скромная служанка всех, — сказала она и добавила нечто необычное: — Я люблю готовить и кормить людей.

Странное развлечение для святой, которая не ест!

— Мать, скажите мне собственными устами — вы живете без пищи?

— Это верно, — несколько мгновений она молчала, ее следующее замечание показало, что в уме шла борьба с арифметикой. — С двенадцати лет и четырех месяцев вплоть до теперешнего возраста шестьдесят восемь лет — более пятидесяти шести лет я ничего не ела и не пила.

— У вас никогда не было соблазна поесть?

— Если бы я почувствовала голод, то поела бы, — просто, по-царски, сказала она эту аксиомную истину, слишком хорошо известную миру, вращающемуся вокруг трехразового питания!

— Но вы же поглощаете нечто! — В моем тоне появилось что-то от заговорщика.

— Конечно! — улыбнулась она понимающе.

— Ваше питание извлекается из более тонких энергий воздуха и солнечного света[410], а также из космических лучей, перезаряжающих тело через продолговатый мозг.

— Баба знает, — она снова покорно согласилась в своей успокоительной и ненастойчивой манере.

— Мать, расскажите мне, прошу вас, о вашей молодости. Это представляет глубокий интерес для всех в Индии и для наших братьев и сестер за морями.

Она оставила свою обычную скрытность, смягчившись, и разговорилась.

— Пусть будет так, — голос у нее был низкий и твердый.

«Я родилась в этих лесных краях. Детство не было отмечено ничем особенным, кроме того, что у меня был ненасытный аппетит. Помолвка состоялась в девять лет.

"Дитя, — часто говорила мать, — постарайся совладать со своей ненасытностью. Когда тебе придет время жить в семье мужа среди чужих, что они подумают, если весь день ты только и будешь есть?"

Бедствие, которое она предвидела, свершилось. Мне было всего двенадцать лет, когда я переехала к родным мужа в Навабгандж. Свекровь день и ночь стыдила меня за привычку к обжорству. Однако эти нагоняи были скрытым благословением, они пробудили во мне дремлющие духовные склонности. В одно утро ее насмешки были особенно безжалостны.

— Скоро я докажу вам, — сказала я, задетая за живое, — что никогда более, пока жива, не прикоснусь к пище.

— Вот как, — сказала свекровь, насмешливо захохотав, — как можешь ты жить вообще без еды, если не можешь жить без обжорства?

Это замечание было неопровержимо! Тем не менее какая-то железная решимость поддерживала мой дух. Скрывшись в уединенном месте, я устремилась к моему Отцу Небесному.

"Господи, — непрестанно молилась я, — пошли мне гуру, такого, который мог бы научить меня жить Твоим светом, а не пищей".

На меня снизошел божественный экстаз. Ведомая блаженными чарами, я отправилась к навабгандж-скому гхату на Ганге. По пути встретился жрец семьи мужа.

— Преподобный отче, — с надеждой сказала я, — будьте добры, научите меня, как жить без еды? — Не ответив, он пристально глядел на меня.

— Дитя мое, — наконец заговорил он, утешая, — приходи вечером в храм, я проведу для тебя особую ведическую церемонию.

Однако мне нужен был не туманный ответ, и я последовала далее к гхату. Утреннее солнце переливалось в воде. Омывшись в Ганге, как для святого посвящения, обернувшись в мокрую одежду, я уже покидала берег, когда прямо предо мной при ясном свете дня материализовался учитель.

— Милое дитя, — сказал он голосом нежного участия, — я гуру, посланный Богом, чтобы исполнить твою призывную молитву. Он был глубоко тронут ее чрезвычайно необыкновенным характером. С сегодняшнего дня ты будешь жить астральным светом, питая свои телесные атомы из бесконечного потока энергии».

Гири Бала впала в молчание. Я взял у мистера Райта карандаш и блокнот и перевел на английский язык некоторые эпизоды, чтобы он был в курсе разговора. Святая продолжала прерванный рассказ едва слышным нежным голосом:

«Гхат был пуст, но мой гуру создал вокруг купол света, который скрывал нас от случайных купальщиков. Он посвятил меня в метод ярия, освобождающий зависимость тела от грубой пищи смертных. В эту технику входит использование определенной мант-ры[411] и дыхательного упражнения, более сложного, чем способен сделать обычный человек. Она не включает в себя никакого лекарства, никакой магии, ничего, кроме крии».

В стиле американских газетных репортеров, которые сами того не ведая, научили меня процедуре интервью, я расспросил Гири Балу о многих фактах, которые могли бы быть интересны миру. Мало-помалу она сообщила мне следующее:

"У меня никогда не было детей, много лет тому назад я овдовела. Я сплю очень мало, так как сон и бодрствование для меня одно и то же. Ночью я медитирую, а в дневное время выполняю домашние обязанности. Я почти не чувствую сезонных изменений климата. Я никогда не болела и не знаю, что такое болезнь, я чувствую лишь легкую боль, когда случайно поранюсь. У меня нет телесных выделений. Я могу управлять сердцем и дыханием. В видениях я часто вижу моего гуру, равно как и другие великие души".

— Мать, — спросил я, — почему вы не научите других методике жизни без пищи?

Мои амбициозные надежды насытить миллионы голодающих жителей мира были просто разбиты.

— Нет, — она покачала головой. — Мой гуру мне строго-настрого наказал не разглашать этот секрет. В его желания не входит вмешиваться в драму Божьего творения. Фермеры не сказали бы спасибо, если бы я научила многих людей жить без пищи! Ароматные плоды, безусловно, валялись бы на земле. Нищета, голод и болезни — это бич нашей кармы, которая, в конечном счете, побуждает нас искать подлинный смысл жизни.

— Мать, — сказал я, — какая польза для мира в том, что вы избраны жить без еды?

— Доказать, что человек — Дух. — Лик ее был озарен мудростью. — Показать, что благодаря божественному развитию он может постепенно научиться жить Вечным Светом, а не пищей[412].

Святая вошла в глубокую медитацию. Ее взор был направлен внутрь, глубина мягких глаз утратила выражение. Она издала какой-то вздох — прелюдия к экстатическому бездыханному трансу, на время унесшая ее в царство без вопросов, в небеса внутренней радости.

Спустилась тропическая ночь. Свет маленькой керосиновой лампы, трепетно мерцая, бросал блики на группу крестьян, безмолвно стоявших и сидевших на корточках в полумраке. Стремительные светлячки и отдаленные масляные светильники хижин сплетали яркие жутковатые узоры в бархатной ночи. Был грустный час отъезда,, нашей маленькой группе предстояла медленная утомительная поездка.

— Гири Бала, — сказал я, когда святая открыла глаза, — дайте мне, пожалуйста, на память ленточку от одного из ваших сари.

Она скоро вернулась с кусочком бенаресского шелка, протягивая его мне, и вдруг простерлась на полу.

— Мать, — сказал я почтительно, — лучше позвольте мне коснуться ваших благословенных стоп!

{mospagebreak}
 
Глава 47. Я возвращаюсь на Запад

— Я дал множество уроков йоги в Индии и Америке, но должен признаться, что, как индус, я весьма счастлив вести классы для английских учеников.

Члены моей лондонской группы понимающе рассмеялись, никакие политические беспорядки никогда не нарушали наш йоговский мир.

Индия стала священным воспоминанием. Сентябрь 1936 года, я в Англии, чтобы выполнить обещание, данное шестнадцать месяцев назад, снова прочитать лекции в Лондоне.

Англия также восприимчива к вневременному провозвестию йоги. Репортеры и кинооператоры хроники налетели на мою квартиру в Горсвенор Хаус. Британский Национальный Совет Всемирного Братства Верований организовал 29 сентября большой митинг в уайтфилдской Конгрегационной церкви, где я обратился к аудитории с речью на важную тему: "Как вера и братство может спасти цивилизацию". Лекции, которые я читал в восемь часов вечера в Кэкстон Холле, привлекли такое множество людей, что многие не смогли на них попасть. Тогда специально для них на следующий день пришлось устроить дополнительную лекцию в аудитории Виндзор Хаус в девять тридцать вечера. Йоговские классы в последующие несколько недель выросли настолько, что мистер Райт был вынужден договориться о переходе в другой зал.

Английское упорство нашло восхитительное выражение в духовных вопросах. Лондонские последователи йоги после моего отъезда преданно организовали центр Общества Самопознания и каждую неделю, даже в горькие годы войны, проводили коллективные медитации.

Незабываемые недели в Англии, дни осмотра достопримечательностей в Лондоне, потом в прелестной сельской местности. Мы с мистером Райтом использовали верный "форд", чтобы посетить места рождения и могилы великих поэтов и героев британской истории.

Наша маленькая группа отплыла в Америку из Со-усэмптона на Бремене в конце октября. При виде величественной статуи Свободы в нью-йоркском порту комок радости подступил к горлу.

Наш "форд", немного потрепанный в битвах на древней земле, был еще могуч, теперь он боролся за межконтинентальный переезд в Калифорнию. И вот в конце 1936 года мы вновь увидели наши милые штаб-квартиры Маунт-Вашингтонского Центра.

Рождественские каникулы ежегодно празднуются в Лос-анджелесском центре 24 декабря (Духовное Рождество) восьмичасовой групповой медитацией, а на следующий день дается банкет (общественное Рождество). В этом году празднества усилились присутствием дорогих друзей и учеников из дальних городов, прибывших домой для приветствия троих путешественников по свету[413].

На празднике Рождества были лакомства, привезенные для этого радостного случая за шестнадцать тысяч километров, грибы гуччи из Кашмира, консервированная разгулла и мякоть манго, лепешки папар и масло индийского цветка кеора, которым приправили наше мороженое. Вечер застал нас собравшимися вокруг большой сверкающей рождественской елки, в камине потрескивали поленья кипариса.

Время подарков! Подарки из далеких уголков земли — из Палестины, Египта, Индии, Англии, Франции, Италии. Как старательно мистер Райт на каждой узловой пограничной станции пересчитывал чемоданы, чтобы ни одна мошенническая рука не завладела сокровищами, предназначенными для наших дорогих оставшихся в Америке. Дощечки из священного оливкового дерева из Святой Страны, тонкие кружева и вышивки из Бельгии и Голландии, персидские ковры, тонкотканые кашмирские шали, подносы из сандалового дерева с неиссякающим ароматом, старые индийские монеты давно ушедших династий, инкрустированные драгоценными камнями вазы и кубки, миниатюры, гобелены, храмовый ладан и благоухания, хлопковая ткань свадеши, изделия из лакированного дерева, резьба по слоновой кости из Майсура, круглые гладкие камни Шивы из центральных провинций, персидские комнатные туфли с любопытными длинными носами, странные старые иллюстрированные манускрипты, бархат, парча, шапочки Ганди, керамика, изразцы, изделия из меди, молитвенные коврики — добыча, собранная на трех континентах!

Один за другим из огромной кучи, расположенной под деревом, раздавал я пакеты в яркой обертке.

— Сестра Гьянамата! — Я передал продолговатую коробочку святой американской даме приятной внешности и глубокого понимания, которая во время моего отсутствия заведовала Маунт-Вашингтонским центром. Из папиросной бумаги она извлекла сари из золотого бенаресского шелка.

— Спасибо, сэр! Оно оживляет перед моим внутренним взором картинку Индии.

В следующем свертке был дар, который я приобрел на калькуттском базаре. "Мистеру Дикинсону это понравится", — подумал я тогда. Горячо любимый ученик, мистер Дикинсон, присутствовал на всех праздниках Рождества с 1925 года — года основания Маунт-Вашингтонского центра.

На этом, одиннадцатом, праздновании он стоял передо мной, развязывая ленты своего маленького продолговатого пакета.

— Серебряный кубок! — Стараясь побороть чувства, он воззрился на свой подарок — высокий кубок для питья. Он сел недалеко в явном изумлении! Я ласково улыбнулся ему, прежде чем выполнить свою роль Санта-Клауса.

Вечер восклицаний завершился Молитвой Подателю всех даров, потом пением групповых рождественских гимнов.

Спустя некоторое время мы с мистером Дикинсо-ном дружески обменялись впечатлениями.

— Сэр, — сказал он, — позвольте мне поблагодарить вас за тот серебряный кубок. Я не мог найти слов в рождественскую ночь.

— Я привез этот подарок именно для вас.

— Сорок три года я ждал этого серебряного кубка! Это долгая история, которую все это время я ношу в своем сердце, — мистер Дикинсон застенчиво взглянул на меня.

«Начало было драматическим: я тонул. Когда мне было пять лет, старший брат, играя, толкнул меня в пруд глубиной метров пять, это было в маленьком городке в Небраске. В тот момент когда я вот-вот уже был готов погрузиться под воду во второй раз, появился мерцающий многоцветный свет, заполнивший все пространство. Посреди была фигура человека со спокойными глазами и успокаивающей улыбкой. Тело мое погрузилось уже в третий раз, когда один из друзей моего брата наклонил высокую стройную иву так низко, что я мог отчаянно схватиться за нее руками. Ребята вытащили меня на берег и успешно оказали первую помощь.

Спустя двенадцать лет семнадцатилетним юношей я с матерью посетил Чикаго. Был 1893 год, собирался Великий Всемирный Парламент Религий. Мы с матерью шли по центральной улице, когда я вновь увидел мощную вспышку света. В нескольких шагах неторопливо прогуливался тот самый человек, которого я видел в видении много лет тому назад. Он приблизился к большой аудитории и исчез за дверью.

"Мама, — вскричал я, — это тот человек, который явился мне в тот момент когда я тонул!"

Она поспешила за мной в здание, где этот человек стоял на лекционной трибуне. Мы скоро узнали, что это был свами Вивекананда[414] из Индии. После того как он провел волнующую беседу, я пошел ему навстречу. Он мило мне улыбнулся, как если бы мы были старыми друзьями. Я был так молод, что не знал, как выразить чувства, но в душе надеялся, что Вивекананда предложит быть моим учителем. Он прочитал мою мысль.

— Нет, сынок, я не твой гуру. — Вивекананда взглянул своими прекрасными проницательными глазами в мои глаза. — Твой учитель придет позже. Он вручит тебе серебряный кубок. — И немного помолчав, улыбаясь, добавил: — Он даст тебе больше благ, чем ты теперь в состоянии выдержать.

Я покинул Чикаго через несколько дней, — продолжал мистер Дикинсон, — и никогда более не видел Вивекананду. Но каждое сказанное им слово неизгладимо запечатлелось в глубине моего сознания. Шли годы. Учитель не появлялся. Однажды ночью в 1925 году я глубоко молился,.чтобы Господь послал мне моего гуру. Через несколько часов меня пробудили ото сна нежные мелодии. Группа небесных существ с флейтами и другими инструментами явилась перед моим взором. Наполнив атмосферу чудесной музыкой, ангелы медленно рассеялись. На следующий вечер я впервые присутствовал на одной из ваших лекций здесь, в Лос-Анджелесе, и узнал, что моя молитва услышана».

Мы молча улыбнулись друг другу.

«И вот я уже одиннадцать лет последователь вашей крия-йоги, — продолжал мистер Дикинсон. — Удивляясь по поводу этого кубка, я почти убедил себя в том, что слова Вивекананды были лишь метафорой. Но в рождественский вечер, когда вы передали мне маленькую коробку под елкой, я в третий раз в своей жизни увидел ту же ослепительную вспышку света. Через минуту я не мог оторвать взора от серебряного кубка, дара моего гуру, которого Вивекананда предвидел для меня сорок три года тому назад!»[415]

{mospagebreak}
 
Глава 48. Энсинитас в Калифорнии

— А это сюрприз, сэр! За время вашего отсутствия мы построили этот дом в Энсинитасе как подарок в честь вашего возвращения! — Сестра Гьянамата, мистер Джеймс Дж. Линн, Дурга Ма и несколько членов центра, улыбаясь, повели меня за ворота и вверх по тенистой аллее.

Я увидел здание, выступающее как огромный белый океанский лайнер, сходящий в голубые воды. Сначала лишившись дара речи, потом с "охами" и "ахами" и, наконец, используя недостаточный человеческий словарь радости и признательности, я осмотрел ашрам из шестнадцати великолепно украшенных, необычайно больших комнат.

Величественный центральный зал с множеством окон до потолка выходит на единый алтарь из травы, океана и неба — симфония в изумруде, опале и сапфире. На каменной полке над большим камином в зале портреты Христа, Бабаджи, Лахири Махасая и Шри Юктешвара, даровавших, как я чувствовал, благословение этому спокойному западному ашраму.

Прямо под залом встроенные в самый обрыв две уединенные пещеры для медитации, смотрящие в бесконечную глубину неба и океана. Веранды, укромные уголки для принятия солнечных ванн, акры фруктового сада, эвкалиптовая роща, выстланные плитами дорожки, ведущие к розам и лилиям, к тихим беседкам, длинный ряд ступенек, кончающихся изолированным пляжем и просторными водами! Была ли когда-либо мечта более реальна?

«Да придут сюда добрые, героические и щедрые души святых, — гласит "Молитва за жилье" из Зенд Авесты, написанная на одной из дверей обители. — И пусть они следуют с нами рука об руку, даруя целительные свойства благословенных даров, просторных, как земля, обширных, как реки, высоких, как солнце, и таких же высоких, как небеса!»

Этот ашрам Общества Самопознания в Энсинитасе — подарок от мистера Линна, верного крия-йога со дня его посвящения в январе 1932 года. Американский бизнесмен с бесконечными обязанностями, тем не менее, он ежедневно находит время для глубокой крия медитации. Ведя таким образом гармоничную жизнь, он достиг в самадхи милости неколебимого мира.

Мистер Линн[416] договорился с моими корреспондентами в Калифорнии, чтобы за время нашей поездки по Индии и Европе (с июня 1935 года по октябрь 1936 года) до меня не дошло ни слова о сооружении этого здания в Энсинитасе. Удивительно, восхитительно!

В первые годы пребывания в Америке в поисках небольшого участка для приморского ашрама я исследовал побережье Калифорнии, однако, едва находилось подходящее место, неизменно возникало какое-нибудь препятствие. Глядя теперь на солнечные просторы Энсинитаса, я со смирением видел, что безо всяких усилий осуществилось давнее пророчество Шри Юктешвара об "обители у океана .

Спустя несколько месяцев, на Пасху 1937 года, я провел первую из многих служб при восходе солнца на мягких лугах в Энсинитасе. Подобно волхвам древности несколько сотен учеников в благоговейном трепете видели ежедневное чудо — утренний огненный ритуал восходящего солнца. На западе раскинулся необъятный Тихий океан, своим шумом выражая торжественную хвалу, вдали крохотная белая парусная лодка да одинокая чайка. "Твое искусство взошло, Христос!" Не только с весенним солнцем, но и с вечной зарей Духа!

Прошло много счастливых месяцев; в покое совершенной красоты уединенного жилья я оказался в состоянии завершить давно намеченный труд — "Песни из Космоса", переложив на английский и западный музыкальный стиль около сорока песен, несколько собственных и мои аранжировки древних мелодий. Туда вошли песнь Шанкары "Ни рожденья, ни смерти", две любимые песни Шри Юктешвара: "Пробудись, пробудись же, о мой святой!" и "Желанье — мой великий враг"; древний санскритский "Гимн Браме"; песни Рабиндраната Тагора "Кто в храме моем?" и несколько моих сочинений: "Я буду Твоим всегда", "В стране за грезами моими", "Выйти из тихого неба", "Внимай зову Души моей", "В храме молчания" и "Ты — моя жизнь"[417].

В качестве предисловия к этой книге песен я рассказал о моем первом необычном опыте, который подтверждал факт восприимчивости людей Запада к необычной восточной атмосфере благоговения. Это происходило в Америке на одной публичной лекции 18 апреля 1928 года в Карнеги Холле, в Нью-Йорке.

— Мистер Алвин Хансикер, — сообщил я по секрету одному американскому ученику 17 апреля, — я намерен попросить аудиторию пропеть древнюю индийскую песню О Боже Прекрасный![418].

— Сэр, — возразил мистер Хансикер, — американцы не легко понимают восточные песни.

— Музыка — универсальный язык, — возразил я, засмеявшись. — И американцы не могут не почувствовать душевное устремление этой возвышенной песни.

На той встрече мистер Хансикер, вероятно, опасаясь за мою безопасность, встал на трибуне позади меня. Его опасения были напрасны: более часа напев "О Боже Прекрасный", не прерываясь, звучал в три тысячи голосов. Дорогие нью-йоркцы больше не были безучастны от пресыщения, их сердца воспарили в простор песенного ликования! В тот вечер среди поклонников, с любовью распевающих благословенное имя Господа, имели место божественные исцеления.

В 1941 году я посетил Центр Общества Самопознания в Бостоне. Лидер Бостонского Центра доктор М.В.Левис поселил меня в искусно оформленный номер.

— Сэр, — сказал доктор Левис улыбаясь, — в первые годы вашего пребывания в Америке вы останавливались в этом городе в номере, состоящем из одной комнаты без ванной. Я хотел, чтобы вы знали, что Бостон обладает и роскошными апартаментами.

Счастливые годы в Калифорнии пролетели в полной активности. Группа Общества Самопознания[419] в Энсинитасе была создана в 1937 году. Разнообразная деятельность ее учеников дает им многостороннюю подготовку в соответствии с идеалами Общества Самопознания. Фрукты и овощи выращиваются для обитателей центров Энсинитаса и Лос-Анджелеса.

"От одной крови Он произвел весь род человеческий..."[420] "Мировое братство" — это обширный термин, но человек должен расширять симпатии, рассматривая себя как гражданина мира. Тот, кто действительно понимает, что "это моя Америка, моя Индия, мои Филиппины, моя Европа, моя Африка" и так далее, никогда не будет испытывать недостатка в возможностях для полезной и счастливой жизни.

Хотя тело Три Юктешвара никогда не было ни в какой другой земле, кроме Индии, он знал такую братскую истину: "Весь мир — это мое отечество".

{mospagebreak}
 
Глава 49. Годы 1940 - 1951

"Мы действительно узнали цену медитации и знаем, что ничего не может помешать нашему внутреннему миру. В последние несколько недель во время встреч мы слушали предупреждения о воздушных налетах и слышали взрывы бомб замедленного действия, но обучающиеся все-таки собираются и глубоко наслаждаются нашим прекрасным служением".

Это сообщение, написанное лидером Лондонского Центра Общества Самопознания, было одним из многих писем, посылаемых мне из опустошенной войной Англии и Европы в годы, предшествующие вступлению Америки во вторую мировую войну.

Доктор Л.Крэнмер-Бинг из Лондона, редактор заметок Мудрость Восточных Серий, писал мне в 1942 году следующее:

«Читая Восток-Запад, я понимал, как далеко мы оказались друг от друга, находясь как бы в двух разных мирах. Красота, порядок, тишина и мир приходят ко мне из Лос-Анджелеса, входя в порт, как судно, груженное благословениями и покоем Чаши Грааля в осажденном городе.

Как во сне я вижу пальмовую рощу и храм Энси-нитас с простирающимся океаном и горами, где находится содружество духовно разумных, — общество, постигаемое в единстве, поглощенное созидательной работой и наполненное медитациями... Приветствие всему Обществу от простого солдата, написанное на сторожевой башне в ожидании рассвета».

Обществом Самопознания в Голливуде была торжественно открыта в 1942 году Церковь Всех Религий. Еще через год был основан ашрам в Сан-Диего, а в 1947 году — в Лонг-Бич в Калифорнии[421].

Одно из красивейших поместий в мире в пригороде Лос-Анджелеса с чудной растительностью было передано в 1949 году Обществу Самопознания. Площадь в шесть гектаров — это естественный амфитеатр, окруженный горами. Большое озеро — голубой драгоценный камень в диадеме из гор — дало поместью его название "Озерная Святыня". Причудливый дом — ветряная мельница — вмещает церковь мировых религий. Около сада большое водяное колесо мерно разбрызгивает музыку. Две мраморные статуи из Китая украшают место — статуя господа Будды и богини Куань Йинь[422]. Статуя Христа в натуральную величину с красивым чистым лицом, подсвечиваемая ночью, стоит на холме над водопадом.

"Мемориал Мира" Махатмы Ганди в "Озерной Святыне" был открыт в 1950 году, в тридцатую годовщину Общества Самопознания в Америке[423]. Часть пепла Махатмы, присланная из Индии, была помещена в тысячелетнем каменном саркофаге.

Индийский центр Общества Самопознания в Голливуде был основан в 1951 году[424]. Мистер Гудвин Дж. Найт, губернатор Калифорнии, и мистер М.Р.Ахуд-жа, генеральный консул Индии, присоединились ко мне во время службы посвящения. На этом участке имеется Индийский зал, аудитория которого вмещает двести пятьдесят человек.

Новички в различных центрах часто хотят пролить дальнейший свет на йогу. Первым вопросом иногда слышишь: "Правильно ли утверждают, что йога не может успешно изучаться в печатной форме и что обучение следует проводить лишь под руководством находящегося рядом учителя?"

В атомный век йоге следует обучать по методическим руководствам, таким как Уроки Общества Самопознания, иначе освобождающая наука вновь будет ограничена несколькими избранными людьми. Конечно, если бы каждый «тудент мог иметь гуру, совершенного в святой мудрости, это было бы бесценным благом, но мир состоит из многих грешников и нескольких святых. Каким же тогда образом йога поможет множеству людей, если не дома, через учение по руководству, написанному истинным йогом?

Единственный путь — игнорирование понятия "средний человек", остающийся так и не познавшим йогу. Не таков план Бога для нового века. Бабаджи обещал охранять и направлять всех искренних обладателей крия-йоги по их пути к Цели[425]. Нужны не десятки, а тысячи посвящений в крия-йогу, чтобы показать покой и многое, что ждет людей, затрачивающих достаточное усилие на восстановление статуса сынов Божественного Отца.

Основание на Западе организации Самопознания — "улья для духовного меда" — было поручением Шри Юктешвара и Махаватара Бабаджи. Выполнение священного долга не было лишено трудностей.

— Скажите мне правду, Парамахамсаджи, стоило ли это таких усилий? — этот лаконичный вопрос задал мне однажды вечером доктор Ллойд Кеннел, руководитель храма в Сан -Диего. Я понял, что он имеет в виду: "Были ли Вы счастливы в Америке? Как насчет лживых слухов, распространяемых введенными в заблуждение людьми, желающими помешать распространению йоги? Как насчет разочарований, страданий, лидеров центра, которые не умеют руководить, и студентов, которых нельзя научить?"

— Благословен человек, испытуемый Богом, — ответил я. — Он периодически возлагал эту ношу на меня. Тогда я думал обо всех верящих, о любви, и преданности, и понимании, освещающими сердце Америки. — Медленно и выразительно я продолжал: — Но мой ответ — да, тысячу раз да! Стоило, более чем я мечтал когда-либо, увидеть Восток и Запад соединенными вместе единственно прочными узами духа.

Великие учителя Индии, проявлявшие острый интерес к Западу, хорошо понимали современную жизнь. Они знают, что до тех пор пока не будет лучшей ассимиляции добродетелей всеми народами, восточными и западными, дела в мире улучшить невозможно. Каждое полушарие нуждается в предложениях лучшего, что имеется у другого.

Путешествуя по свету, я с печалью наблюдал множество страданий. На Востоке страдают главный образом в материальном отношении, а на Западе[426]— в основном в умственном и духовном отношениях. Все народы чувствуют болезненное влияние негармоничных цивилизаций. Индия и другие восточные земли могут получить большую пользу, подражая практической хватке в делах, материальной эффективности западных народов, таких как Америка. С другой стороны, народы Запада требуют более глубокого понимания духовной основы жизни, и особенно научного метода, которое Индия издревле развивала для сознательного общения человека с Богом.

Идеал совершенной цивилизации — это не химера. Тысячелетиями Индия была землей как духовного света, так и широкого материального процветания. Бедность последних двухсот лет — это лишь проходящая фаза кармы в долгой ее истории. Веками существовала легенда о богатстве Индии[427]. Изобилие материальное, равно как и духовное, — это структурное выражение рита, космического закона, или природной справедливости. Не существует экономии в божественном, так же как в богине явлений — пышной природе.

Индийские писания учат, что человек привлекается к этой земле, чтобы в последующих жизнях полнее изучить бесконечные способы, которыми дух может получить выражение[428] в материальных условиях и подчинить их себе. Восток и Запад усваивают эту истину разными путями, и они должны с радостью делиться открытиями друг с другом. Не может быть никакого сомнения в том, что Господь радуется, когда Его дети прилагают усилия к созданию мировой цивилизации, свободной от нищеты, болезней и духовного невежества. То, что человек неправильно пользуется свободной волей[429], забыв о ресурсах души, и есть коренная причина всех иных форм страдания.

В настоящее время все наши несчастья приписываются некой антропоморфной абстракции, называемой обществом. Однако с гораздо большим реализмом их можно отнести на счет так называемого среднего человека[430]. Утопия должна возникнуть в груди индивида, прежде чем она расцветет в гражданской добродетели, внутренних преобразованиях, естественно ведущих к внешним. Человек, преобразовавший себя, преобразует тысячи.

Проверенные временем писания мира в сущности вдохновляют человека к его восхождению вверх. Один из счастливейших периодов моей жизни был потрачен на диктовку толкования эпизода из Нового Завета для журнала Самопознание. Лихорадочно я умолял Христа вложить в меня истинное божественное знание Его слов, многие из которых, к сожалению, были непонятны в течение двадцати веков.

Однажды ночью, когда я был погружен во внутреннюю молитву, гостиная дома в Энсинитасе стала наполняться бледно-голубым светом. Появилась светящаяся форма Бога Иисуса. Молодой человек лет, как казалось, двадцати пяти, с редкой бородкой и усами, длинными черными волосами, с пробором посередине, был окружен мягким мерцающим золотым ореолом.

Его глаза были неизменно чудесны и бесконечно меняющимися. Каждый божественный переход в их выражении приводил к интуитивному пониманию передаваемой мудрости. В Его славном взгляде чувствовалась сила, способная держать мириады миров. Чаша Грааля появилась у Его рта, она перешла к моим губам и затем вернулась обратно к Иисусу. Через несколько мгновений Он произнес красивые слова настолько личного свойства, что останутся в моем сердце.

Много времени в 1950 и 1951 годах прошло в спокойном уединении около пустыни Моджав в Калифорнии. Там я сделал перевод Бхагавадгиты на английский язык и написал подробные комментарии к различным путям йоги[431].

Дважды подробно ссылаясь на технику йоги[432], величайшая рукопись Индии, таким образом, предлагала практическое и этическое учение. В океане нашего мира-мечты дыхание — это особая буря заблуждения, которая производит сознание индивидуальных волн — форм человека и всех других материальных объектов. Зная, что простых философских и этических знаний недостаточно, чтобы разбудить человека от его болезненного сна об отдельном существовании, Господь Кришна указал на священную науку, с помощью которой йоги могут овладевать телом и преобразовывать его по своей воле в чистую энергию. Возможность этого искусства йогов не выходит за пределы теоретического понимания современных ученых, пионеров атомного века. Было доказано, что вся материя может переходить в энергию.

Индийские рукописи превозносят науку йоги, так как она в общем применяется человечеством. Правда, тайну дыхания редко разрешают без применения формальной техники йоги, как в случае с мистиками-неиндусами, обладавшими трансцендентальной силой преданности Богу. Так, христиан, мусульман и святых других религиозных воззрений действительно наблюдали в бездыханном неподвижном трансе (са-бикальпа самадхи), без чего ни один человек не входил в первый этап[433] восприятия Бога. Однако послетого как святой достигал нирвикальпа, или высшей ступени самадхи, он неизменно утверждался в Господе, независимо от того, в каком состоянии находился: дышал он или нет, действовал или оставался неподвижным.

Брат Лоуренс, христианский мистик XVII века, рассказывает, что его первое восприятие Бога пришло при разглядывании дерева. Почти все люди видели деревья, но, увы, лишь некоторые таким образом увидели их Творца. Большинство людей совершенно неспособны собрать те непреодолимые, силы преданности, которыми без всяких усилий обладают некоторые святые всех религиозных троп, будь то Восток или Запад. Однако обычный человек[434] не лишен возможности общения с Богом. Для этого ему нужно не более чем овладеть техникой крия-йоги, ежедневно соблюдать этические предписания и быть способным искренне воскликнуть: "Боже, я хочу знать Тебя!"

Универсальность йоги состоит в ее подходе к Богу скорее через ежедневно применяемый научный метод, нежели чем через энтузиазм, характерный для среднего человека, что за пределами его эмоциональной сферы.

Различные великие учителя — джайны — Индии назывались тиртхакарас — "создатели брода", ибо они находят проход, по которому поставленное в тупик человечество может пройти через любые бушующие моря самсары[435] . Она побуждает человека встать в область наименьшего сопротивления. "...Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу"[436]. Чтобы стать другом Бога, человек должен преодолеть дьяволов или зло своей собственной кармы или действия, которые побуждают его к слабохарактерным уступкам ошибкам мира. Знание железного закона кармы побуждает последовательного ищущего найти путь окончательного освобождения от ее оков. Так как кармическое рабство людей коренится в желаниях умов, затемненных майей, йоги контролируют разум[437]. Различные покровы кармичес-кого невежества отбрасываются, и человек видит себя в своей природной сущности.

Тайна жизни и смерти, решение которой — единственная цель временного пребывания человека на земле, тесно переплетается с дыханием. Бездыхан-ность — это бессмертие. Понимая эту истину, древние риши Индии брались только за этот ключ дыхания и разработали точную и рациональную науку без-дыханности.

Если бы Индия не дала миру больше ничего другого, одна только крия-йога была бы достаточным королевским подарком.

В Библии имеются отрывки, обнаруживающие, что еврейские пророки хорошо сознавали, что Бог создал дыхание, которое служило бы тонким звеном между телом и душой. Книга Бытия утверждает: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою"[438]. Тело человека состоит из тех же элементов, что и земля и пыль. Мясо человека никогда не смогло бы проявить активность и движение, если бы не жизненные токи, передаваемые телу душой через посредство (у непросвещенных людей) дыхания (энергии газообмена). Течение жизни, действуя в теле человека как пятикратная прана или тонкая жизненная энергия, — это проявление вибрации Аум в вездесущей душе.

Отражение, подобие жизни, светящееся в клетках от источника души, — это единственная причина привязанности человека к телу, он не был бы так почтителен к куску глины. Человек ложно отождествляет себя с физической формой, так как жизненные токи от души передаются к телу дыханием с такой значительной силой, что человек принимает эффект за причину и идолопоклонно воображает, что тело имеет собственную жизнь.

Состояние сознания человека — это осознание тела и дыхания. Его подсознательное состояние, активность во сне связаны с ментальным и временным отделением от ощущения тела и дыхания. Его сверхсознательное состояние — это свобода от заблуждения, что "жизнь" зависит от тела и дыхания[439]. Бог живет без дыхания, душа, сотворенная по Его образу, начинает впервые сознавать себя только в бездыханном состоянии.

Когда связующее звено между душой и телом — дыхание — разрывается эволюционной кармой, наступает резкий переход, называемый смертью, физические клетки возвращаются к их природной беспомощности. Однако крия-йог разрывает связующее звено научной мудростью по собственной воле, а не грубым вторжением кармического принуждения. Через фактический опыт йог осознает себя, и ему не требуется каких-либо намеков в виде смерти, чтобы надеяться на физическое тело.

Жизнь за жизнью каждый человек движется собственным путем, пусть не безошибочным, к цели своего обожествления. Смерть — это не прерывание его движения вперед, а просто предложение человеку более благоприятного, очищающего шлак астрального мира. "Да не смущается сердце ваше... В доме Отца Моего обителей много..."[440] В самом деле, невероятно, чтобы у Бога истощилась изобретательность при организации этого мира и что в будущем мире Он не предложит ничего более интересного, чем бренчание арф.

Смерть не вычеркивает из бытия, это не окончательное избавление от жизни, не является она и дверью в бессмертие. Тот, кто топит свое я в земных радостях, не вернет его обратно, находясь среди тонких Еадостей астрального мира. Там он просто набирает олее тонкое восприятие и становится более чувствителен к красивому и хорошему, что является одним и тем же. Именно на наковальне этой огромной земли борющийся человек должен выковать вечное золото духовной личности. Неся в руке это с трудом добытое золотое сокровище как единственный приемлемый дар для алчной смерти, человек завоевывает окончательную свободу от бесконечных циклов физических реинкарнаций.

Несколько лет я проводил занятия в Энсинитасе и Лос-Анджелесе по Йога-сутре Патанджали и другим великим работам индийских философов.

"Почему Бог соединил душу с телом? — однажды вечером спросил меня на занятиях студент. — Какую цель Он преследовал, вкладывая в начальное движение эту эволюционную драму творения?"

Бесчисленное множество людей задают такие вопросы. Философы тщетно искали ответ на них.

"Оставим вечности несколько тайн, — говорил обычно Шри Юктешвар с улыбкой. — Как могут ограниченные силы человеческих суждений понять непостижимые мотивы извечно существующего Абсолюта?[441] Способность человека к размышлениям, ограниченная причинно-следственным принципом феноменального мира, бессильна перед загадкой Бога, безначального, беспричинного. Тем не менее, хотя мысли человека не могут проникнуть в тайны творения, каждая тайна в конце концов для человека, преданного Богу, будет открыта самим Богом".

Тот, кто искренне желает мудрости, довольствуется тем, что начинает поиск с простого овладения некоторым алфавитом божественной схемы, не требуя преждевременно точного математического графика жизни "Эйнштейновской теории".

"Бога не видел никто никогда (ни один смертный до поры соотнесения с относительностью майи[442] , не может понять бесконечность) — Единородный Сын, сущий в недре Отчем (отраженное сознание Христа или проявляющийся Совершенный Разум, Который, руководя всеми структурными явлениями через вибрацию Аум, изошел из недр или из глубин извечно существующего божества как проявление Единства), Он явил[443] (подлежащего формированию или сформировавшегося).

"На это Иисус сказал: истинно, истинно говорю вам: Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо что творит Он, то и Сын творит также"[444].

Трехкратная сущность Бога, когда Он являет Себя в феноменальных мирах, олицетворяется в индийских писаниях Брахмой — творцом, Вишну — хранителем и Шивой — разрушителем-восстановителем. Их тройственная деятельность бесконечно отражается в вибрациях творения. Когда Абсолют находится за пределами концептуальных сил человека, набожный индус почитает Его в величественном воплощении Троицы.[445]

Универсальный созидательно-сохранительно-раз-рушительный аспект Бога, однако, не является Его конечной или даже Его существенной природой (для космического творения — только Его лила, творческая игра). Его сущность нельзя охватить, даже объяв все тайны Троицы, так как Его внешняя природа, как она проявлена в потоке атомов, просто выражает Его, не раскрывая Его сущности. Окончательная природа Господа познается только если освобожденный человек переходит сферы вибраций и входит в Оригинал, в Котором вибраций нет: "...Я (Христос) к Отцу Моему иду"[446].

Все великие пророки хранили молчание, когда их просили открыть конечные тайны. Когда Пилат спросил: "...что есть истина?..[447] , Христос не ответил. Многозначительные нарочитые вопросы таких интеллектуалов, как Пилат, редко исходят от горячего желания постичь истину. Они скорее говорят с пустым высокомерием, считая недостаток убежденности в наличии духовных ценностей признаком "свободомыслия".

"...Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего[448] . Этими несколькими словами Христос выразил многое. Дитя Бога свидетельствует Своей жизнью. Он воплощает Собой истину; если Он ее еще и излагает, это уже проявление Его великодушия.

Истина — это не теория, не спекулятивная система философии, не интеллектуальная проницательность. Для человека истина — это неколебимое знание его реальной природы, его Я как души. Иисус каждым действием и словом доказывал, что Он знал истину Своего существования: Его источник — Бог. Единый с вездесущим Сознанием Христа, Он мог сказать с завершенной простотой: "...Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего".

Будда также отказывался пролить свет на конечные метафизические элементы, сухо указывая на то, что несколько моментов, проводимых человеком на земле, лучше всего посвятить совершенствованию моральной природы. Китайский мистик Лао-цзы правильно учил: "Тот, кто знает, не говорит, а кто говорит, не знает". Конечные истины Бога не "открыты для дискуссии". Расшифровка Его секретного кода — это искусство, которое человек не может передать человеку; здесь только Господь Учитель.

"Остановитесь и познайте, что Я Бог..."[449] Отражающийся во всей вселенной как творческая вибрация первичный звук Аум настроенным на него божьим человеком мгновенно переводится в разумные слова.

Божественная цель творения излагается в Ведах настолько, насколько способен охватить человеческий разум. Риши учили, что каждый человек был создан Богом как душа, которая замечательно проявит некоторые специальные свойства Бесконечности, прежде чем возобновит свою Абсолютную Идентичность. Все люди, таким образом, одаренные аспектом божественной индивидуальности, равно дороги Богу.

Мудрость, накопленная Индией, старшим братом среди народов, — это наследие всего человечества. Ведическая истина, как и всякая истина вообще, принадлежит Господу, а не Индии. Риши, разум которых был чистым вместилищем для понимания божественной глубины Вед, являлись членами человеческой расы, родившимися на этой земле, нежели чем на какой-то другой, чтобы служить человечеству в целом. Разграничения по расовым или национальным признакам не имеют значения в сфере Истины, где единственное качество — это духовная готовность к пониманию.

Бог — это Любовь; Его план творения может корениться только в Любви. Разве эта простая мысль вместо ученых рассуждений не утешительна для человеческого сердца? Каждый святой, проникший к стержню Реальности, свидетельствовал, что божественный план вселенной существует и что он красив и полон радости.

Пророку Исайе Бог раскрыл Свои намерения такими словами:

"Так и слово Мое (творческая вибрация Аум), которое исходит из уст Моих, — оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его. Итак вы выйдете с веселием и будете провожаемы с миром; горы и холмы будут петь пред вами песнь, и все дерева в поле рукоплескать вам".[450]

"Выходите с радостью и идите с миром". — Люди сурового XX века со страстным желанием слышат это удивительное обещание. Полная истина в нем понимается каждым преданным Богу, кто стремится вновь мужественно овладеть Его наследием.

Благословенная роль крия-йоги на Востоке и Западе по существу только началась. Пусть же все люди узнают, что существует конкретная, научная техника самопознания, способная превозмочь все человеческие горести!

Посылая вибрации любви тысячам крия-йогам, рассеянным по земле подобно драгоценным камням, я часто с благодарностью думаю:

"Господи, ты дал этому монаху огромную семью!"


Индийская философия

Литература по йоге